Окончательно потеряв голову, Шерер поспешно отступил за Адду среди негодующих криков своих солдат. Из 46-тысячной армии он потерял убитыми или пленными 10 тысяч человек; 8 тысяч он принужден был бросить в Пескьере и Мантуе, так что у него оставалось не более 28 тысяч солдат. И все-таки, если бы Шерер умел удачно маневрировать этой горстью людей, он мог бы дать время Макдональду соединиться с ним и тем избег многих поражений. Вместо того он расположился на Адде самым неудачным образом, разделив свою армию на три дивизии. Дивизия Серюрье была поставлена в Лекко, на выходе Адды из одноименного озера, дивизия Гренье – в Кассано, Виктора – в Лоди. Монришар с легкими отрядами поддерживал сообщения с Моденой и горами Генуэзского побережья и далее с Тосканой, откуда предстояло дебушировать Макдональду.
Разбросанные таким образом на протяжении двадцати четырех лье, 28 тысяч Шерера нигде не могли оказать сильного сопротивления и были опрокинуты повсюду. Двадцать седьмого апреля (8 флореаля) вечером, в то самое время, когда линия Адды уже была прорвана, Шерер сдал Моро командование армией. Этот храбрый генерал имел некоторое право отказаться: ему вверяли командование, когда кампания уже была проиграна, а в будущем предстояли одни поражения. Тем не менее, с патриотическим самоотвержением, которое история никогда не прославляет в достаточной мере, Моро принял поражение, взяв на себя командование в тот самый вечер, когда Адду уже форсировали. Здесь начинается наименее хвалимая и наиболее прекрасная часть его жизни.
Суворов подошел к Адде в нескольких пунктах. Когда первый русский полк показался в виду Лекко, храбрецы карабинеры легкой 18-й полубригады вышли из укреплений и бросились навстречу этим солдатам, о которых говорили как о каких-то страшных и непобедимых гигантах. Они скрестили с ними штыки и устроили в их рядах страшную резню. Русские были отброшены. В сердцах наших храбрецов разгорелось удивительное мужество; они хотели заставить дерзких варваров, вмешавшихся в чужую ссору, раскаяться в своем путешествии. Назначение Моро воодушевило всех и исполнило уверенностью всю армию.
К несчастью, позицию невозможно было удержать. Отраженный при Лекко, Суворов перешел Адду в двух пунктах, выше и ниже дивизии Серюрье, образующей левое крыло, так что дивизия эта оказалась отрезанной от остальной армии. Моро с дивизией Гренье выдержал в Треццо ожесточенной бой, чтобы отбросить неприятеля за Адду и восстановить сообщение с дивизией Серюрье; он сражался с 8–9 тысячами человек против более чем 20-тысячного корпуса. Воодушевляемые присутствием любимого главнокомандующего, солдаты совершали чудеса храбрости, но не смогли отбросить неприятеля за Адду. Серюрье, к которому не доходили приказания, не пришло в голову самому направиться в Треццо. Приходилось уступить и предоставить дивизию Серюрье ее участи. Окруженная всей неприятельской армией, последняя сражалась упорно, но, отрезанная наконец отовсюду, была вынуждена сложить оружие; часть дивизии, благодаря смелости и присутствию духа одного офицера, ушла горами в Пьемонт.
В продолжение этого страшного дела сумел удачно отступить с нетронутой дивизией только Виктор. Таким был роковой день 28 апреля (9 флореаля), названный сражением при Кассано; он сократил армию до двадцати тысяч человек.
С этой горсткой храбрецов начал свое отступление Моро. Этот редкий человек ни на минуту не терял врожденного хладнокровия; в присутствии неприятельской армии, в невыгодном числе и положении – он не колебался ни минуты. Такое спокойствие было значительно большей заслугой, чем то самообладание, которое он проявил в Германии, во главе 60-тысячной победоносной армии, однако оно прославляемо гораздо меньше! Так-то случайности страстей влияют на суждения современников!
Моро поставил своей целью сначала прикрыть Милан, дабы иметь возможность вывезти из него парки и обозы и дать время членам цизальпинского правительства и скомпрометированным жителям Милана удалиться в тыл. Нет ничего обременительнее и опаснее для армии, чем присутствие семейств изгнанников, которые она должна принимать в свои ряды: они затрудняют движение, замедляют его, а иногда могут составлять риск самой ее безопасности. Пробыв два дня в Милане, Моро продолжал отступление, чтобы расположиться за По. По образу действий Суворова он мог судить, что ему дадут время занять прочную позицию. Требовалось достичь двух целей – прикрыть свои сообщения с Францией и Тосканой, откуда приближалась неаполитанская армия, а для того – занять склоны Лигурийских Альп, самый благоприятный в виду этих целей пункт.
Армия Моро шла двумя колоннами: одна, конвоируя парки и обозы, двинулась по большой дороге из Милана в Турин; другая направилась на Алессандрию, чтобы занять дороги Генуэзского побережья. Во время этого движения неприятель не слишком беспокоил Моро. Вместо того чтобы броситься со своими победоносными войсками на нашу слабую армию и окончательно ее уничтожить, Суворов заставлял себя воздавать в Милане триумфальные почести священникам, монахам, дворянам, всем креатурам Австрии, толпою возвратившимся вслед за армиями коалиции.
Моро получил возможность прибыть в Турин, вооружить цитадель, пробудить энтузиазм сторонников Республики и соединиться с колонной, направленной на Алессандрию. Там он выбрал позицию, вполне доказывающую верность его глазомера. Танаро, стекая с Апеннин, впадает в По ниже Алессандрии; Моро расположился на месте слияния этих двух рек. Прикрываемый и той и другою, он не боялся атаки, в то же время охранял все дороги в Геную и мог спокойно ожидать прибытия Макдональда. Лучше позиции выбрать было нельзя.
Суворов не торопился. Он попросил придворный совет о том, чтобы австрийский корпус Бельгарда, назначенный в Тироль, был отдан в его распоряжение; последний спускался в Италию и мог бы довести численность соединенной армии до ста тысяч человек. В ответ он лишь получил приказание осаждать Пескьеру, Мантую и Пичигетоне. Он желал защитить себя со стороны Швейцарии и не умел выгодно распределять массы войск; а потому у него под рукой оказалось не более сорока тысяч человек, впрочем, силы вполне достаточной, чтобы раздавить Моро, если только уметь ими искусно распорядиться.
Суворов двинулся вдоль По и Танаро, чтобы стать перед Моро; заняв Тортону, он расположил в ней свою главную квартиру. После нескольких дней бездействия он наконец решил наступать на левое крыло Моро, то есть со стороны По. Немного выше слияния этих двух рек, напротив Мугароне, находятся лесистые острова, используя которые, русские и решились совершить переправу. Ночью на 12 мая (на 23 флореаля) в количестве около двух тысяч человек они переправились на один из этих лесистых островов. Перед ними находился малозначимый рукав, через который легко было переправиться и вплавь, что они и сделали, утвердившись затем на правом берегу По. Уведомленные об опасности французы поспешили к угрожаемому пункту. Моро, извещенный о других маневрах со стороны Танаро, выждал, пока станет ясно, в каком месте наиболее опасна атака русских, чтобы направить туда свои силы: лишь только последнее выяснилось, он двинулся и опрокинул русских в По; последние при этом потеряли две тысячи пятьсот человек убитыми, утопшими и пленными.
Это удачное дело обеспечило устойчивое положение Моро в занимаемом им треугольнике. Но бездействие неприятеля его беспокоило, он боялся, что Суворов мог оставить перед Алессандрией только один отряд, а с главными силами либо подняться к Турину – стать в тылу французов, либо направиться навстречу Макдональду. Тогда Моро решил сам попробовать перейти в наступление. Он задумал выйти из Алессандрии и устроить рекогносцировку; в случае если бы неприятель оставил перед ним только один отряд, Моро собирался обратить эту рекогносцировку в серьезную атаку, раздавить отряд, отступить по большой Боскеттской дороге к Лигурийским Альпам и там ждать Макдональда; в случае же если бы он встретил главные силы, Моро думал немедленно отступить и всеми доступными дорогами направиться к побережью. Основанием, заставившим его принять этот решительный план, было восстание в Пьемонте: следовало как можно скорее приблизиться к своей базе.
