Австрийские уполномоченные опять не нашлись что возразить. Венский двор уступил и назначил конференции в Удино, в венецианских владениях, с целью приблизить место переговоров к Вене. Они должны были начаться 1 июля. Весьма озабоченный устройством вновь им образуемых республик, желая, кроме того, следить за событиями в Париже, Бонапарт хотел оставаться в Милане, а не отправляться в Удино и тем давать Тугуту повод обмануть его. Он послал в Удино Кларка и объявил, что лично прибудет лишь тогда, когда убедится – с помощью объема полномочий обоих договаривающихся лиц и хода переговоров – в добросовестности венского двора. И в самом деле, Бонапарт не ошибся: более чем когда-либо обманутый жалкими агентами роялистской фракции, Венский кабинет льстил себя надеждой, что революция освободит его от необходимости договариваться с Директорией, вследствие чего отправил странные ноты, вовсе не соответствующие ходу переговоров. В этих нотах говорилось, что венский двор хочет строго держаться в пределах прелиминариев и – вследствие того – договариваться об общем мире в Берне; что трехмесячный срок, определенный прелиминариями для заключения мира, не может быть понимаем иначе, чем считая его со времени конгресса. На основании этого, строго держась условий прелиминариев, венский двор требовал общего конгресса всех держав. Кроме того, ноты заключали горькие жалобы по поводу событий в Венеции и Генуе; утверждали, что эти события нарушают Леобенские прелиминарии и что Франция обязана дать за них удовлетворение.
Бонапарт страшно разгневался, получив эти странные ноты. Первой его мыслью было немедленно собрать все дивизии, начать наступление и вновь идти на Вену, чтобы теперь уже не ограничиться такими умеренными условиями, как в Леобене. Его остановило, однако, внутреннее состояние Франции и конференции в Лилле; он думал, что в этих важных обстоятельствах следует предоставить Директории решать, что делать. Бонапарт удовольствовался тем, что заставил Кларка написать энергичную ответную ноту. Сущность ее заключалась в том, что теперь уже несвоевременно требовать конгресса, от которого отказался даже венский двор, назначив конференции в Удино; что в настоящее время к этому конгрессу не остается более повода, поскольку союзники Австрии отделились от нее и намереваются договариваться поодиночке, как доказали лилльские конференции; что трехмесячный срок не может быть понимаем иначе как со дня подписания условий в Леобене; что, наконец, прелиминарии не были нарушены в отношении Венеции и Генуи, обе эти страны могли переменить форму своего правления, не спрашиваясь кого-либо, и что, впрочем, заняв Истрию и Далмацию против всяких письменных условий, Австрия нарушила прелиминарии гораздо больше. Ответив таким твердым и достойным образом, Бонапарт предоставил всё Директории и ожидал ее приказаний, рекомендуя решаться скорее, дабы не дождаться неблагоприятного для военных действий времени года, если бы оказалось необходимым начать новую кампанию.
Переговоры в Лилле велись с большей добросовестностью, что могло бы показаться странным, так как французским уполномоченным приходилось вступать в соглашение с Питтом. Но Питт был действительно испуган положением Англии, нисколько не рассчитывал на Австрию, не имел никакого доверия к россказням роялистских агентов и желал заключить договор с Францией прежде, чем мир с императором сделает ее более сильной и требовательной. Если в прошлом году Питт желал только изловчиться, чтобы дать удовлетворение общественному мнению и предупредить сделку относительно Нидерландов, то теперь он искренне желал мира, с тем, однако, чтобы получить отдых на два или три года. Он никак не мог на самом деле согласиться окончательно оставить Нидерланды за Францией.
Как мы уже сказали, всё доказывало его искренность: и выбор лорда Малмсбери, и тайные инструкции, данные этому уполномоченному. По обычаю английской дипломатии, всё было устроено так, что разом велись переговоры двоякого рода: одни официальные и только для виду, другие тайные и действительные. К лорду Малмсбери был отправлен господин Эллис, чтобы, с согласия первого, вести тайные переговоры и непосредственно доносить о них Питту. Это вынужденная тактика в представительном правлении: в официальных переговорах говорится всё, что может быть повторено в палатах, для тайных же переговоров оставляют то, что не может быть разглашено. В случае, когда правительство не согласно между собой в вопросе о мире, тайные конференции сообщают той части правительства, которая руководит переговорами.
Английское посольство прибыло в Лилль 4 июля (16 мессидора) с многочисленной свитой и большой торжественностью. Францию представляли: Летурнер, недавно вышедший из состава Директории; Плевиль-ле-Пле, уже пробывший немного в Лилле вследствие своего назначения морским министром, и Юг Маре, впоследствии герцог Бассано. Из всех трех посланников только последний мог играть существенную роль в переговорах. Молодой, давно знакомый с дипломатическим миром, он соединял с умом знание форм, сделавшееся редким во Франции со времен революции. Настоящим своим назначением он был обязан Талейрану и условился с ним, что один из них получит министерство иностранных дел, а другой – посольство в Лилле. В первый период революции Маре два раза посылали в Лондон; он был хорошо принят Питтом и приобрел тесное знакомство с английским правительством.
Итак, он был весьма способен представлять Францию в Лилле. Он отправился туда с обоими своими сотоварищами и прибыл одновременно с английским посольством. Опытные и тактичные, английские уполномоченные желали ближе сойтись с французскими. Летурнер и Плевиль-ле-Пле, честные, но мало привыкшие к дипломатии люди, преданные революции, отнеслись к этому иначе: они смотрели на обоих англичан как на людей опасных, всегда готовых интриговать и обманывать, с которыми следует всегда быть настороже. Они не желали видеть их иначе как в официальной обстановке и боялись скомпрометировать себя каким-либо общением с ними.
Не таким образом достигаются соглашения. Лорд Малмсбери предъявил свои полномочия; условия мира в них не были упомянуты, и для них оставили место; лорд спросил, каковы условия Франции. Три французских уполномоченных предъявили условия, которые, надо полагать, представляли слишком высокий maximum. Они требовали, чтобы английский король отказался от титула короля Французского, который он продолжал носить вследствие одного из странных обычаев, сохраняемых в Англии; чтобы он отдал все корабли, взятые в Тулоне; а также возвратил Франции, Испании и Голландии все захваченные у них колонии. Взамен Франция, Испания и Голландия предлагали только мир, так как ничего у Англии не брали. Правда, положение Франции было довольно внушительным, и можно было требовать многого, но требовать всего для себя и своих союзников, ничего не предлагая, значило фактически отказаться от соглашения.
Лорд Малмсбери, который хотел добиться действительных результатов, увидел, что официальные переговоры не ведут ни к чему, и стал искать более тесного сближения. Раньше своих товарищей свыкшийся с дипломатическими обычаями, Маре охотно удовлетворил желание посланника, но нужно было еще договориться с Летурнером и Плевилемле-Пле. Молодые люди из обоих посольств сблизились первые, вскоре сношения их сделались более дружественными. Со времени революции Франция до такой степени разорвала связь с прошлым, что нужно было много труда для восстановления ее старых отношений с другими державами. В прошлом году ничего этого не происходило, потому что переговоры не были искренними; но в этом году следовало перейти к реальным и благосклонным соглашениям. Лорд Малмсбери приказал разузнать у Маре, не согласится ли тот на переговоры с ним одним. Прежде чем согласиться, Маре написал в Париж, дабы получить разрешение правительства. Ему дали таковое без затруднений и немедленно, и он вступил в переговоры с английскими уполномоченными один.
Более не шла речь о Нидерландах; Англия хотела только удержать некоторые главнейшие завоеванные ею колонии, чтобы вознаградить себя за военные издержки и уступки, сделанные нам. Она соглашалась возвратить все наши колонии, отказаться от всяких притязаний на Сан-Доминго и даже помочь нам утвердить там свое влияние; она хотела вознаградить себя только за счет Голландии и Испании. Так, Англия не хотела возвращать Испании Тринидад, важную по своему положению при входе в Антильское море[31] колонию; из захваченных голландских владений она хотела удержать мыс Доброй Надежды, важнейший для мореплавания в двух океанах, и Трикомали, главный порт острова Цейлон; кроме того, она хотела обменять город Нагапатнам на Коромандельском берегу на город и форт Кочин на Малабарском побережье, весьма важный для нее пункт. Что же до титула короля Франции, английские уполномоченные отказывались удовлетворить в том Францию, не желая затрагивать тщеславие королевского семейства, и без того не расположенного к миру. Касательно кораблей, взятых в Тулоне, уже снаряженных и вооруженных по английскому образцу, возвращать их находили постыдным, но за них предлагали денежное вознаграждение в 12 миллионов.
