— Как заново родился, — честно отвечал Редхард. А чего врать без нужды.
— Я позволила себе приказать натереть тебя особой мазью. Нельзя было допустить, чтобы ты путал прежнюю боль с грядущей, — деловито просветила его Удольфа.
Тут заметил он, что зал, где он стоял на полу точно посередине, имеет круглую форму, а по стенам, ступенями уходили вверх скамьи, на которых сидели и смотрели на них обитатели Дома Ведьм Веселого Леса.
— И чего тянем? — спросил Редхард недовольно.
— Ты что же, дурачок, думаешь, что мы просто замучаем тебя до смерти? Да что ты, что ты! Ни в коем случае. Мы лишь убьем Редхарда Врага нежити. Понимаешь?
— Нет, — честно отвечал Враг.
— Ты герой. Ты оплот. Ты последняя надежда. Твое имя и прозвище говорят за себя. Теперь они заговорят другое. Зеркало! — крикнула она зло, и два дверга бегом принесли прямоугольное зеркало и поставили его так, что Редхард видел себя в нем, а Удольфа оказалась за ним.
— Мы убьем лишь твое имя. Ты не герой больше. Ты шут, дурак, попавшийся впросак, угодивший к ведьмам, настолько ничтожный, что они убили старого осла Ролло, но пощадили тебя. И отпустили. Но сперва небольшая формальность, — она махнула кому-то рукой, тому, кто стоял за спиной Врага и перед ним появились два небольших крючка, стальных, с острозаточенной внутренней стороной.
— Приступай! — скомандовала Удольфа.
Редхард не мог даже шевельнуть головой, когда крючки вставили ему в уголки рта и медленно, упиваясь процессом, повели отточенную сталь сперва чуть вниз, раздвигая плоть, как горячий нож масло, а потом вверх, почти до ушей разрезав ему щеки дикой, абсурдной улыбкой, каким-то чудом, а вернее, искусством палача, даже не оцарапав ему десен, ни задев ни за один зуб и не повредив челюстных мышц.
— Прощай, Редхард, Враг нежити, — спокойно сказала Удольфа и проговорила громко, на весь зал: «И здравствуй Редхард, Враг-с-улыбкой! Редхард Шут! Редхард Паяц! Редхард — посмешище ведьм Веселого Леса! Помиловавших того, кто приехал поохотиться на них, как на чирков на болотах!»
И зал завыл от восторга.
Редхард лежал на куче на удивление свежей соломы, в тесной и темной камере, причем не в подвале — в верхнем углу высокого потолка было проделано малое духовое оконце. На руках и ногах его красовались, разумеется, тяжелые кандалы. Ничего, что могло бы сойти за железный штырек, в камере не нашлось. Строили и готовили ее под гостя далеко не дураки. Точнее, дураки под присмотром не дур. Смешно. Но в замке, как успел заметить и запомнить Редхард, несмотря на изобилие разномастной нечисти и нежити, верховодили именно ведьмы. И старшей была Удольфа. Странно, очень странно. Над ковеном всегда стоит мужчина — ведьмак, это азбука. Это втолковывал ему Огонек и сам он потом многократно убеждался в правоте этого правила. А тут? И почему такой слет вампиров? Посмотреть на него, пугало нежити, превращенного в клоуна? И что будет дальше? Ему не терпелось узнать свою судьбу. Но, как ни странно это прозвучит, лишь для того, чтобы знать, когда удастся (если удастся!) начать мстить за Ролло.
Раны затягивались неохотно. На сей раз, в отличие от начала знакомства, обезболивающего зелья ему не давали и каждый прием пищи был пыткой, слезы наворачивались на глаза, но никогда не стекали по щекам. Курить было чуть попроще, просто держи трубку зубами. Трубку ему, как ни странно, вернули. Если хотят убить, давно бы убили, а не баловали теплой камерой и табачком. Да и монолог Удольфы говорил, что убивать его не станут. Видимо, сейчас весь ковен, а точнее, судя по его разнороднейшим участникам, кагал, зло подумал Редхард, занят распространением слухов о посрамлении Редхарда Врага нежити, его новом имени, а потом, в качестве доказательства, в мир вернется радостно улыбающийся улыбкой монстра, Редхард. Все складывалось, в целом, в почти пристойную картину. Но почему — Удольфа, а не какой-нибудь Удольф? Это беспокоило Врага. Врага-с-улыбкой, он сам заставил себя называться так даже в мыслях. Чтобы привыкнуть. Чтобы первый плевок мира, который не заставит себя долго ждать, мир не скупится на плевки во вчерашних героев, был не таким болезненным. Хочешь, чтобы плевок не был болезненным? Плюнь в себя первым сам. И он плюнул. Редхард Враг-с-улыбкой. Если это кодло все же выпустит его, он заставит со временем и это имя загреметь не хуже прежнего. Он зло повернулся на соломе.
Часто в дверях возникала Ребба, ведьма из городка. Смеясь, смотрела на него и молча уходила. Он молчал. Терпел. Ждал. С ним уже сделали, что хотели, теперь остается ждать.
Ждать пришлось несколько недель. А потом явилась охрана, отстегнула цепь от его ошейника от стены и, не сняв кандалов ни с рук, ни с ног, повела его по коридорам и лестницам огромного замка. Дома Ведьм Веселого Леса.
Привели его, к его удивлению, в трапезную. Был накрыт недурной обед, причем на два куверта. С него сняли оковы и усадили за стол, сами же замерли по бокам. Шестеро крепких, быстрых ребят. Это он оценил еще по дороге сюда. Ловить нечего. Ждем. Ждем, не жду, а ждем, потому, что там, за облаком, или в Обители Света доброго старика, или же в твоем раю, где сурова зима, где бесконечны стычки и охота, где бесконечен пир героев, ты, Огонек, тоже ждешь. И я не один. Пока ты ждешь, я не один. А потом мне будет уже наплевать, что случится.
Вошла Удольфа и села с ним за стол. Вот для кого был второй куверт!
— Не могла же я отпустить тебя, не накормив хорошенько и не попрощавшись, — улыбнулась она. Редхард понимающе кивнул головой. Неторопливо, соглашаясь. Как же не накормить!
Обед прошел в полном молчании. Враг-с-улыбкой уже мог есть почти нормально, но ему дико не хватало его фляги. Там было лекарство для его хребта, оно заодно снимало и боль, хотя было, по сути, чуть ли не ядовитым, но выбирать не приходилось.
— Чего-то не хватает? Или что-то не так? — озабоченно спросила Удольфа. Ведьма. Проклятая ведьма, проклятая еще в утробе матери, если та у нее вообще была! Но забота был искренней.
— Моей фляги, — твердо отвечал Редхард.
— А, с «костяной лапницей»! — радостно сказала Удольфа. Хлопнула в ладоши, один из слуг исчез, чуть не растаяв в воздухе, и вернулся с флягой Врага-с-улыбкой. Тот не спеша отвинтил крышку и сделал несколько долгих глотков. Через миг боль в спине понурилась, поникла и убралась. Кровь и жизненная энергия «Тци», о которой говорил старик, пошли быстрее, он чувствовал это. Совсем перестало болеть лицо. И коротко, зло, как всегда, один раз, что-то остро ударило в печень. Это был обязательный атрибут приема «костяной лапницы» и к этому Редхард давно привык.
После обеда, в сопровождении охраны и Удольфы, его свели вниз, в крытый двор, где радостным ржанием приветствовали Врага-с-улыбкой его лошади, а на длинном столе лежало все его снаряжение, включая оружие. Охраны прибавилось. Прибавилось и зрителей. Ведьм. Вампиров. Оборотней. Прочих… Гостей Дома Ведьм Веселого Леса.
— Проверяй, — улыбнулась Удольфа. Был искус схватить меч и попытаться прорваться к ней, но он понимал, что это бесполезно. Потому неспешно проверил свои вещи, мешки, одел перевязи, вооружился, не сдержался, посмотрел мельком на казенники «огнебоев». Пусто. Естественно. Дураков, Редхард, ищи теперь в зеркале.
Так же неспешно он уложился, перекинул сумки через седла лошадей, как вдруг Удольфа приказала: «Сосчитай деньги, Враг-с-улыбкой». Он демонстративно высыпал золото из кошелька на стол сияющей в свете факелов, горкой и пересчитал монеты. Швырнул две к ногам Удольфы.
— Это не мои, — спокойно пояснил он, — у меня было пятьдесят четыре, а сейчас их вдруг стало пятьдесят шесть.
— Ты только что спас себе два пальца, Враг-с-улыбкой. Верно, это наши монеты, но признай ты их своими, быстро пожалел бы об этом, — засмеялась Удольфа, — каждая стоила бы тебе мизинца.
— Я не беру чужого, мразь, — брезгливо плюнул Враг-с-улыбкой на пол, что уже было страшным оскорблением, — я не живу жизнью глиста, вытягивая соки из мира и людей. Я не силюсь выглядеть бабой, будучи мужчиной, — он мотнул головой в сторону того самого вампира, которого увидел первым, придя в сознание, — и я никогда, тварь, никогда не перестану быть просто человеком, в отличие от вас, гордящихся тем, что вы нелюди. — И он плюнул уже в Удольфу и попал. Плевок скатился с лилового бархата.
