Один из них, когда я брала фрукты из корзины, целовал мне руки, закрывая глаза. Девочки насмехались над ним, и я видела, как ему больно. В моих глазах набирались слезы, я брала его за руку и уводила в зимний сад. Там мы сидели на бревне и вместе ели фрукты.

Он не разговаривал, и прежде я не видела, чтобы кудзо открывали рот, и ели что-нибудь. А мой открывал, и ел. У него были мелкие зубы, как у грызуна. Он стеснялся своего рта, исподтишка следил за мной, и если я не смотрела на него, он открывал рот и откусывал яблоко. Сначала я боялась их, но подружившись с моим кудзо, перестала. Да, они страшные, не спорю, но… они тоже живые. Они видят все и понимают все, и чувствуют все так же, как мы.

Я прожила здесь месяц. Девочки сторонились меня, потому что я не насмехалась над существами, живущими с нами бок о бок. Я подружилась с одним кудзо, и другие, видя, что их собрат преспокойно лопает фрукты рядом со мной, подходили к нам, и как птенчики усаживались рядом. Повара с копытами пренебрежительно фыркали на нас, не говоря ни слова, но с любопытством подглядывали, а потом и сами пытались поговорить. Например, они пытались здороваться по-английски. Каждый день. И каждый день у них получалось все лучше и лучше.

Девчонки с возмущением смотрели на все это, уверенные, что я делаю это, чтобы позлить их. Но они не правы. Просто… я чувствовала в них непонятное мне соперничество, и от этого между нами возникла непреодолимая пропасть. Я не умею быть лицемеркой, не умею улыбнуться человеку, если не хочу общаться. А они… ненавидели друг друга, строили друг другу козни, и тут же сладко улыбались, как будто нет на свете друзей вернее. Я не понимала, почему девушки в пещерах так сильно отличаются от девушек в гареме? Почему те, что в пещере ненавидели принца, боялись его, поддерживали и защищали друг друга, а эти… соперничают за его внимание, и за внимание Джейка заодно. Неужели от пресыщения благополучием, и от скуки? Здесь они, спокойные, веселые, смеются… ждут ночи с принцем. А там в воздухе витает запах смерти и каждый день из камеры выносят по трупу.

Только я подумала об этом, как на следующий день одну из девушек, стонущую, бледную, вынесли из комнат. Девочки сказали, что срок ее беременности был восемь недель. Здесь было около восьми девушек, и все, кроме нас Ариэллой беременные. Ленни, девушка, которую унесли, жила здесь два месяца. Потеря одной сплотила остальных, даже Ариэлла притихла, и самое странное – взяла меня за руку. Мы сидели на тахте, где обычно ели, и молчали.

– Я столько смертей повидала. – вздохнула китаянка Ньокко. – Два года живу тут. Мне везло сначала, я не беременела, а теперь вот… двадцать восемь недель.

За месяц жизни бок о бок с ними, я ничего не узнала о них. Они казались мне легкомысленными стервами, и только теперь увидела в их глазах страх.

– А я тут год. – не поднимая глаз, пробормотала Аманда. – У меня двадцать четыре недели.

Раньше они вели себя так, как будто не беременны. Изредка сидели грустные, задумавшись, поглаживая свои животы разных размеров. Потом снова делали вид, что все в порядке. Наверное, я поняла бы их, если бы оказалась на их месте. Надеюсь, этого не случится. Я оглянулась на стены, прикрытые шторами. На этих стенах не было окон, но шторы висели, наверное, для того, чтобы психологически казалось, что мы не под землей. Хотя не уверенна, где мы. Джейк говорил что-то про «поверхность»… наверное, мы все же под землей.

– Я тут шесть месяцев. – вслед за девочками рассказала француженка по имени Одри. – Беременность 20 недель.

Интересно, если разорвать штору на полоски, где можно будет подвесить ее на достаточную высоту? – рассеянно размышляла я. Параллельно с этой мыслью в голове проплыла и другая, что мы собрались тут все, как на приеме психолога, и каждого попросили представиться перед другими.

– Я тут четыре месяца, срок беременности 12 недель. – горько улыбнулась Бритни, и вслед за ней Никки:

– Я тоже четыре месяца тут, и тоже 12 недель.

Ариэлла, сжимая мои пальцы:

– Я  тут два месяца, еще не беременна. Надеюсь.

Все завистливо покосились на нее, но в глазах их читалось, что все равно она обречена. Рано или поздно это случится.

– Ленни попала сюда со мной в одно время, у нее срок восемь недель. – всхлипнула Ариэлла.

Значит, все-таки боится. Странное сочетание – соперничает за внимание принца, и Джейка заодно, и в то же время боится залететь. Мишу, последняя из девушек, француженка:

– Я тут месяц. Срок беременности четыре недели.

И тут все посмотрели на меня. Все знали, благодаря сплетням Ариэллы, что Джейк прячет меня от принца, и я никогда не видела это чудовище в лицо. В их глазах была зависть. Мне стало стыдно, но… разве я виновата, что не стала жертвой? И… неужели, пострадав от демона, они желали этого и мне? В их глазах я видела положительный ответ.

– Я бы трахнула Джейка. – заявила Ариэлла, отпустив мою руку.

Смахнув слезы с румяных щек, она улыбалась так, как будто ждала, что сейчас все прыснут со смеху, но у девочек было не то настроение.

– Не видать тебе его члена, Ариэлла. – с видом знатока заявила Ньокко. – Я живу тут два года, и все это время вижу, как вьются за ним девушки, но он никому не дается. Я уверенна, демоны отрезали ему член. Иначе они не пустили бы его в гарем, полный потенциальных матерей своих чад, королевский кровей.

– А я видела, как Джейк близко-близко склонился над Каролиной. – ехидно глянув на меня, рассказала девушкам Ариэлла. – Стал бы он желать ее, если бы у него не было хрена?

Девушки завистливо покосились на меня. Как странно, чему тут завидовать, даже если бы все было именно так, как сказала Ариэлла. Он что, местная супер-звезда?

– Даже без члена мужчина остается мужчиной. И не в силах трахнуть женщину физически, он все же жаждет этого. – поделилась своими мыслями Аманда. – Каролина, ты у нас такая тихая. Не расскажешь, о чем вы говорили с Джейком, когда он склонился к тебе «близко-близко».

– Мне нечего рассказывать. Ничего не было. – холодно глянув на Ариэллу, ответила я. Эта сучка невинно хлопала ресницами.

– Что же ты тогда плакала? – с видом дурочки улыбалась она.

– Я болела, если помнишь. Мне было плохо.

– Ага, и потому он кричал на тебя! – перестав улыбаться, зло фыркнула Ариэлла.

– Ариэлла, ты не вежлива. – сдержанно осекла ее Ньокко. – Каролина, ты прости нас. Понимаешь, Джейк единственный человек среди демонов мужского пола, доступный нам, и как следствие, все в него влюблены. Но, как я уже и сказала, он евнух.

Надоели эти лицемерки. Даже Ньокко, которая прежде казалась более адекватной, такая же! Сердце в груди сердито билось о ребра, требуя скандала, но я не поддалась, и ушла в зимний сад. Мой первый кудзо тут же выполз из-под бревна и заулыбался во весь рот, больше не стесняясь показывать свои зубки. Я улыбнулась ему. Вот единственные существа здесь, искренние, чистые. Им только и нужно что внимание. Любуясь природой, я раздумывала о гардинах и простынях, и параллельно о Джейке. Сложно, наверное, жить без части тела… самой важной части тела для мужчины. А вокруг столько красивых женщин…

Мой кудзо спешно заполз под бревно, и сердце екнуло от страха. Я обернулась и тут же вздохнула с облегчением, это был всего лишь Джейк. Он не поздоровался, не улыбнулся, просто сел рядом, на бревно. Некоторое время мы молчали, потом он спросил:

– Как тебе тут, Каролина?

– Красиво. – не глядя на него, ответила я.

– Я не о зимнем саде, а вообще о месте, которое устроили специально для девушек. Ведь вы – люди с поверхности, вам, должно быть, сложно жить, не видя солнца свет?

– А ты не человек с поверхности? – нахмурилась я.

– Я тоже, разумеется. Но я попал сюда ребенком, мне было два. Демоны вырастили меня, я привык здесь, понимаешь? И английский я выучил благодаря тому, что периодически они забирают сюда кого-нибудь. А так… я свободно владею языком демонов. Можно сказать, это мой родной язык. Его я выучил первым.