– Ты не поверишь! Я мечтаю об Италии, но половина блюд на столе мне не знакома!

– Я тебе все рассказу! Ты, наверное, знаес равиолли? А вот это, – она показала на пельмени. – тортеллини. Это те зе равиолли из пресного теста с мясом, сыром и овосями. От равиолли они, казеца, отлитяются формой. Да?

– Да, равиолли по-другому лепят. – кивнула я.

– А вот в этой кастрюльке суптик минестроне. Здесь фасоль, лук, сельдерей, морковь, помидоры, и мои девотьки добавили немного риса. Мозно еще добавить макароны, но я не хотю. Поэтому.

Бульон у супчика был золотистый, а сам он, благодаря овощам, цветной и аппетитный.

– А это карпатё. Знаес?

– Да, карпаччо знаю. – кивнула я, поморщившись. – Это сырая, говяжья вырезка.

– Детка, нет! – немного возмущенно подняла руки Атсуко, как бы с просьбой прекратить. – Это зе Италия! Ты зе ее любис?! Карпатё – это блюдо из тонко нарезанных слайсов сырой говязьей вырезки, приправленной соусом на основе майонеза. Теперь понимаес?!

– Да! – расхохоталась я. – Прости, я не смогла бы сказать так красиво!

– Утись! Мы с тобой есе покорим Италию, Карина! И я выутю итальянский, и сойду с ума, наверное. – с безумными глазами хохотнула Атсуко.

– Не сойдешь! Ты супер-пупер-мега-крут! – веселилась я.

– Сто?! Сто ты такое сейтяс сказала?! – захихикала Атсуко, прикрыв ладошками рот. – Теперь я поняла, кто я! Я мега-крут! Аха-хах!

– А вот это я знаю! – показала я пальцем в центр стола, смеясь вместе с ней. – Это капоната, традиционное сицилийское блюдо, вид овощного рагу из баклажанов, тушенных с луком, помидорами, сельдереем, с добавлением оливок и каперсов.

– Вот зе! Вот зе! – закричала Атсуко, показывая на меня пальцем. – Умеес зе, когда хотес?!

– У меня учитель мега-крут! – с удовольствием улыбалась я.

– О, тотьняк! – просияла Атсуко. – Ну, все! Давай узе кусать, а то я сейтяс умру совсем. Я целый день не ела, поэтому.

Мы наелись до отвала, но еще нас ждал десерт – мои любимые пирожные тирамису.

– А ты знаес, как переводится тирамису?

– Неа.

Какое нежное! Десертная ложка буквально провалилась в воздушное пирожное!

– «Взбодри меня». От tira – тяни, mi – меня, su – вверх. И, потему-то, полутилось «взбодри меня». Наверное, надо выутить язык, стобы понять, потему так.

– Кстати, а у твоего имени есть значение? – вспомнила я.

– Да. Это имя дала мне бабуска. У нас так полозено, имя ребенку дает старсая из рода. У нас это бабуска. «Атсуко» знатит «теплый ребенок», а «Ая» – «красотьный сёлк». Поняла последнее слово?

– Шелк?

– Да. – удовлетворенно кивнула Атсуко.

– А я думала, «Ая» твоя фамилия.

– Неа, у насей семьи фамилия не упоминается, это не полозено. Вообсе, дети моего аца и моей мамы носят фамилию «Мисти». А дети моего аца и других его зон насят другие фамилии. Только это секрет, Карина! Никому не говори!

– У твоего отца есть другие жены?! – опешила я, забыв про пироженку. – Но, разве это законно?!

– По насым законам вполне. – кивнула Атсуко. – Понимаес, я из древнего рода, у нас такие правила. Помимо нас в мире есть отень много древних родов, по всему миру, мы не делимся на японцев, американцев. По легенде, нас вид произосол не от Адама и Евы, а от демона, которым стал Каин, и Лилит, первой зены Адама. Но это всего лис легенда, ты не бойся! Это полная ерунда! – заверила меня Атсуко. – Сейтяс узе никто в это не верит! Особенно насе поколение. Но, все зе, правила остались. Понимаес? И молодёз либо будет следовать этим правилам, либо утроит маленькую революцию. Многим не нравится идея многозонства, поэтому. Молодёз сетяс смотрит на свободную Европу, и пытается зыть, как зывут они. Вот так. Ты кусай, позалуйста.

– А… ага. – немного пришла в себя я.

После десерта мы снова пили. Сначала Амаретто – темно-коричневый ликер на основе вишни и пряностей, потом Кампари, тоже ликер, только горький, на основе ароматических трав и фруктов. А потом… потом мы целовались. Хмель кружил голову, я не могла стоять. Атсуко, посмеиваясь, довела меня до спальни и уложила в постель. Боже, как она стоит на ногах?! Мы же пили наравне!

Она медленно раздевала меня, от ее маленьких, теплых пальчиков я изнутри полыхнула, как спичка. Она хотела спуститься вниз, и уже раздвинула мои слабые коленки, но у меня не хватило терпения, и я потянула ее наверх. Только женщина умеет целовать так чувственно, отдаваясь всем оттенкам поцелуя. Это было, как секс, только языками, и приносило столько же наслаждения.

– Хотю трахнуть тебя, Карина. – простонала Атсуко.

– Трахни. – прыснула я.

– Смари, сто у меня есть?! – хихикнула она и достала откуда-то здоровенный резиновый член из черного материала.

– Но ты ничего не почувствуешь…

– Я хатю увидеть, как хоросо тебе. Я потюствую, обесяю!

– Ладно. Только… только… если нежно… – член выглядел слишком настоящим, и мне стало сильно не по себе.

– Карина, я буду отень незной! – пообещала подруга.

Я видела, как ремнями она пристегнула его к себе и легла на меня. Она так целовала мою грудь, мое тело, что я не в силах была сдержаться, и стонала, выгибаясь под ней. Так хорошо мне не было ни с Сабриной, ни с Реми. Атсуко настоящий дьявол в постели. Ее пальчики скользнули меж моих бедер.

– Ты вся мокрая… – глаза Атсуко горели странным огнем, как будто вовсе не были черными. – Хатю попробовать тебя! – прошептала она, и спустилась вниз.

Ее губы свели меня с ума. В отличие от Сабрины и Реми, она пользовалась еще и зубами, и это было так… так восхитительно! Я не могла контролировать себя и, кажется, стонала очень громко. Горячая волна наслаждения накатывала на меня приливами и вот, наконец, не откатила и… я взорвалась. Мне казалось, меня вывернуло наизнанку от наслаждения. Никогда прежде я не испытывала ничего подобного! Я еще задыхалась, млея от неги, когда она склонилась надо мной и впилась в губы. Теперь и я знала, какого я вкуса. Он был теплым, волнующим, головокружительным. Когда искусственный член вошел в меня, я не почувствовала той отвратительной судороги, которая сводила меня с ума каждый раз, когда меня брал мужчина. Впервые я наслаждалась членом внутри себя, и мои бедра двигались в такт ее бедрам. Как восхитительно… мы были вместе.

Когда Атсуко довела меня до пика наслаждения, я думала, мы сменим позиции, и теперь я буду в роли мужчины, но она покачала головой. Перевернув меня на живот, она снова спустилась вниз и ласкала меня сзади. Черт возьми! Никогда бы не подумала, что эта ласка способна свести с ума! Я кричала от наслаждения, предприняв несколько бесполезных попыток вырваться, потому что мне казалось, такого кайфа я просто не вынесу! Но Атсуко не отпустила, а после выпитого я не в силах была выбиваться. И когда я снова кончила, она легла на меня сверху и вошла в меня сзади. Сначала я едва не разрыдалась от боли, ведь просила о нежности! Меня настиг шок от размера этой штуки, и ее резких движений, а потом боль отступила, и я снова сошла с ума. Я двигалась под ней уже сама, и снова кричала. Черт… я никогда не вела себя так… я не могла, и не хотела контролировать себя. Мне нравилось то пламя, в котором она сжигала меня.

После, когда она еще была во мне, мы лежали на боку. Она целовала мои плечи, продолжая двигать бедрами. Я млела, не в силах отвечать взаимностью. Я чувствовала себя какой-то разбухшей, пульсирующей, предельно чувствительной, как будто все мои чувства вывернули на максимум. Что она сделала со мной?! Так офигенно…

Засыпая, я почувствовала под рукой резиновый член. Он лежал под подушкой. У нее их два? Ведь первый во мне. Еле шевеля губами, я спросила, и она ответила, что один. Не было сил спросить, что же тогда такое во мне? Я провалилась в сон. Мне снилось, что Атсуко сидит на кровати хмурая, и вертит в руках локон волос моей мамы. Как странно. Этот локон сгорел вместе с Сабриной. От мамы у меня не осталось совсем ничего! Потом, к ней, как будто кто-то подошел, я не могла различить образ, только слышала в голосе какой-то упрек. А она прошипела: