На «Чёрный квадрат» супремата… Чтобы с классикой видеться лично, Чтоб побыть с ней хоть час тет-а-тет, Регулярно в музеях столичных Посещаю картинный проспект… В пиджачке, элегантней рапиры, Что недавно у Славы пошил, Почему-то в лицо Казимира Я вглядеться сегодня решил. Вот в насмешливой позе Сатира, Чуть расслабив изящную стать, Проникаю я в суть Казимира И брезгливо пытаюсь понять: Кто мазюкал? Маляр из-под Тулы, Позабывший про тени и свет? Или это – рисунок с натуры? Иль видений таинственных след? Понедельник Шнурá? С перепою… Лужа тýши? Иль старая ржа? Негр с Уганды, сидевший спиною? Или, может, Чубайса душа? Или сочные мысли убийцы? Беспредметная Мира тоска? Иль подкрылок от ворона-птицы? Или чёрная в классе доска? А вообще-то картинка – без правил: Форма рамки здесь словно пила… Коль багетчик иную б доставил, Не квадратом, а кругом была! Стиль придумал… И сам же без правил! Беспредметность какая-то… Тьфу! Хоть бы буквы какие расставил, Чтобы фарами резали тьму… По какой непонятной причине Оказался здесь тел дефицит? Может, некогда было мужчине… Может, ныл воспалённый отит… Пообшарив себя, словно Чарли, Словно некий рачительный Ной, Я мелок обнаружил случайный, Что оставил в кармашке портной. И как только смотритель Людмила На минутку покинула зал, На чернющей доске Казимира Я три буквы мелком дописал… ЛОХ  Десант В фюзеляже автобуса нет больше мест: Не войти и не выйти без прыти… Парашютный проезд… Парашютный проезд — Остановка, где нужно мне выйти. Животами соседей сдавило мне пресс. Я кондуктора голосу внемлю. Со ступенек автобуса, словно с небес, Спрыгну вниз я на грешную землю. Кто бы знал, но мой папа полвека назад, Сжатый страхами пойманной мышки, Здесь шагал боязливо раз двадцать подряд С тренировочной мачтовой вышки. Чтоб в желудочной тьме без единой свечи, Фюзеляж самолёта покинув, В двадцать первый шагнуть, и растаять в ночи, И проникнуть десантом под Киев. А сегодня от вышки здесь нет и следа… Запеклась лишь на уровне генов Тромбом памяти лётная эта среда У оставшихся аборигенов. Только я все равно эту вышку найду! А потом, превратившись в парнишку, Задохнусь, но сто сорок ступенек пройду И откину площадную крышку. Я как те… Буду с телом своим не в ладу, «Отче наш» прошепчу без запинки, И шагну… И как те без вестей пропаду, Растворившись в подкиевской дымке. Я последний из них с этой вышки шагал — Самый старший в десантовом братстве… Я, скорее всего, как наивный Шагал, Поплыву в разряженном пространстве… Над распятой страной понесу я свой крест… Мне не нужно в обратном автобусе мест. Парашютный проезд… Часто видят окрест, Когда сумрак снежинкою тает: Взвод десантников, руки раскинув, как крест, Мимо тусклой луны пролетает…  О запахе хлеба … Где тот хлеб? Где те хлебные лавки? Уж не знает сегодня пострел, Как волнительно, смачно и мягко Запах хлеба над лавкой висел. Словно истина – сочно и ярко, Чуть волнуя предчувствием грудь, Раскрывалась российским подарком Ноздреватая хлебная суть. Знал, конечно, что надо отрезать… Но, эстетам стола вопреки, Чтоб почувствовать Родины свежесть, Я буханку ломал от руки. Что там и́кры и всякие сýши! Надломив запеканье хрустел, Я душистую хлебную душу Выпускал из поджаристых стен. И душа от земли и до неба, Будь то холод, метель иль жара, Вместе с булкой печёного хлеба Девять суток над лавкой жила. А теперь – конкурентные танцы. Все мельчает гурманный уют… Да чего там! Лихие китайцы Нам пластмассовый рис продают! Я сегодня старательно нюхал В супермаркете взятый батон, Разломил его, словно краюху, Весь в надежде почуять sharmant. Тщетно! Было и так это ясно… Крошки сыпались вниз, словно в трюм, И лишь запах машинного масла Чуть тревожил сухую ноздрю… Где вы, прежние хлебные лавки! Уж не знает сегодня пострел, Как волнительно, смачно и мягко Запах хлеба над лавкой висел… |
