Будет, будет урожай! Я хожу по огороду — День и ночь таскаю воду. Я хожу, хожу, хожу То к болотцу, то в межу. Поливаю я кусты, И травинки, и листы. И капусте, и горошку Дам водички понемножку. Солнце жарит как на Рице, Как в египетской столице, Как в Сахаре, как в Баку, Как в предгорьях Гиндуку… Ну ни облачка на небе, Нету влаги по потребе… Как же бедным травкам жить, Женихаться и дружить?! Ведра полные несу Прям за дужки, на весу. Я таскаю, я таскаю, Я обеды пропускаю, Я на ужин не гляжу — Все хожу, хожу, хожу… Стал я тощ, как хворостинка, Я качаюсь, как осинка, Моя кожа цвета злости, Мышцы, волосы и кости — Тела рыхлого оплот Льют пот, льют пот… Мне уйти бы с огорода… Только шепчет мне природа При безводии полей: «Лей! Лей! Лей! Лей!» Да, в такую-то погоду Под мою-то влагу-воду Благодарная земля, Не погубит если тля И тепло так будет дальше — К осени, а может раньше, Как банкирская маржа, Принесёт мне урожа — й! И как праздничный компот Засверкает огород! Будет свёкла краснобока, Будет свежая осока, Будут тыквы, кабачки, Колорадские жучки, Будет розовый картофель, Лук, крутой как Мефистофель, Куст крапивный, словно лох, Будут редька и горох… И ещё уверен! Факт! Будет к осени инфаркт! Вчера старуха умерла…
Я тих, но нет покоя плоти: Вдали звенит бензопила, А рядом, в домике напротив, Вчера старуха умерла. Родня, соседи, что поближе, Мелькают у её крыльца… Меня там нет, но ясно вижу Обряды тихого конца. На табуретках гроб у печки, Побеленной ещё с зимы, Священник у горящей свечки Поёт над бабушкой псалмы… Скороговоркой льёт поверья, Как будто прогоняя тест, И тихо шепчутся за дверью Лопата и могильный крест. Уж нет забот, что крыша в дырьях, Что без ходьбы не будет ссуд… Шесть мужиков (а то – четыре) Ее до ямы донесут. Рождество Пирог с капустой вынянчен, Две рюмки грамм по сто… Мы с бабой Нюрой нынеча Справляем Рождество. Метель поёт за окнами, Уж зáполночь давно, А мы краснеем свеклами За чаем и вином. Ворчат старухи местные: – Ни звона, ни крестов… До церкви, что в Опресново, Не меньше двух часов. Исколотые тёрнами Метельного куста, Вчера на повечерии Мы славили Христа. Снеговиками ставшие, И слез глотая слизь, Иззябшие, уставшие Насилу доплелись. А нынче, сердцем чистые, Накрывши стол, вдвоём, Приняв и став речистыми, Болтаем о своём. Про сплетни и про вымыслы, Про тяжкий сельский труд, Про то, как детки выросли И как теперь живут. Как шофёр Васька Плотников Порвал свой бюллетень, Как бесы водят путников В подобную метель… В пристройке, толью крытою, За стенкой у печи, Вздохнёт корова сытая, Да кочет прокричит, Да вьюга за окошками То свистнет гаммой швов, То бросит в стекла крошками Неразбериху слов… И вдруг над партитурою Щемящий душу звук, Как будто деву юную Заплёл в сетях паук! Как будто соло ведьмино, Как будто ИЛа взлёт! Пришельцы ли? Соседи ли? Да кто же так орёт? Как кошка, дверью сжатая… Иль как на рану – йод… Хоть вроде и поддатый я, А все же жуть берет. В окне огни забегали Откуда-то извне… А баба Нюра белая Тихонько шепчет мне: – У Мишки ли у Жарова Топерь жена родит? Аль бес какой пожаловал? Поди-ка погляди! «Поди»… Теперь не лето ведь: Метель, темнища, глушь… Застынет и омлет, и снедь… Да боязно к тому ж… Пойду… Напялю ватник я, Скажу себе: «Не трусь!», Ремнём широким стареньким Потуже затянусь. Морозиться негоже мне, Как юному хлыщу: У шапки с верхом кожаным Я уши опущу, В сенях надену валенки, Перекрещусь, как Мень, Возьму топорик маленький И суну за ремень. Встав на пороге вечности, Молитвы в нос сопя, Пойду спасать от нечисти И Землю и себя, И бабу Нюру милую, И наше существо… О Господи, помилуй мя В твоё-то Рождество! |
