Переводы из Пяйви Ненонен
(с финского языка)
«Солнце сияло лениво…»
Солнце сияло лениво,
Пахло дрожжами вино,
Переливалось красиво
В наших бокалах оно.
Летний пейзаж увяданьем
Был уже тронут тогда.
Осень, суля расставанья,
Шла из лесов в города.
И до меня вдруг донесся
Голос твой, теплый, как май:
«Слушай, давай разведемся?»
И я сказала: «Давай!»
«В траурной рамке смертную весть…»
В траурной рамке смертную весть —
Зная о ней – не решаюсь прочесть.
Смертная весть залетела в наш дом,
Только родные ни слова о том.
Весть от меня ими утаена,
Но в их глазах поселилась она.
Души она обручает с бедой,
Мир у нее под пятой.
Чувствую сердцем – ты где-то здесь,
В траурной рамке смертная весть.
«О, если бы тропа моя свернула к дому…»
О, если бы тропа моя свернула к дому —
Вдаль волочиться мне совсем уже невмочь.
О, если б я смогла снять ношу с плеч, к родному
Порогу воротясь, и дома встретить ночь.
Легла б я на диван, и тишина в округе
Была бы слаще мне всех звуков в этот час.
И муза, может быть, прервав свои досуги,
Подкинула бы мне стишат, не мелочась.
Перевод из Хуана Рамона Хименеса
(с испанского языка)
Я ли это хожу?
Я ли это хожу по комнате нынешней ночью, или нищий,
в сумерках проникший в мой сад?..
Смотрю
и нахожу, что вокруг все то же и одновременно не то…
Было ли окно открыто?
Разве я не спал?
Разве сад не был зеленым под луной?..
Небо было чистым и голубым…
А сегодня облака и ветер,
и сад угрюмый…
По-моему, моя борода была черной… и одежда была серой…
Но моя борода белая, и я в трауре…
Разве это я хожу?
Мне ли принадлежит голос, что сейчас звучит во мне,
ритмы этого голоса – мои ли они?
Это я или я и есть тот нищий, что проник в мой сад в сумерках?..
Смотрю
вокруг… сегодня облака и ветер…
Сад угрюмый…
…Иду и возвращаюсь…
Но разве я не заснул уже давно?
Моя борода белая…
И все то же и одновременно не то…
Раиса Шиллимат /Оберхаузен/
Прозаик, переводчик. Родилась на Северном Кавказе. Живет с 1995 года в Германии, в Оберхаузене. Публиковалась как переводчик и самостоятельный автор в русскоязычных периодических изданиях России, Германии, Дании, Бельгии, Австрии и т. д. Автор собственных книг, а также переводов текстов немецкоязычных авторов на русский язык и текстов русскоязычных авторов на немецкий язык. В 2010 году награждена медалью «За выдающийся вклад в укреплении позиций русского языка и популяризацию русской культуры за рубежом», в 2013 году – орденом «Мир и дружба» (Московский Фонда Мира) за активную литературно-общественную деятельность, вклад в дело пропаганды русской культуры и сохранение родного языка за пределами России. Участник Форумов русскоязычных писателей зарубежья в Переделкино 2012 и 2013 гг. Член Союза российских писателей.
Семь футов под килем
Студенческая вечеринка утопала в сигаретном дыму. Душой компании был первокурсник Дмитрий, недавно демобилизованный моряк. Парень сыпал матросскими байками, девчонки хохотали, одна заливистее другой. Студентов музыкального училища, конечно, пением и гитарой не удивить, но парень брал обаянием, темой и экспрессией исполнения. Ах, как он пел! Струны звенели металлом, наполняя помещение романтикой дальних походов:
Моряк, покрепче вяжи узлы —
Беда идет по пятам.
Вода и ветер сегодня злы,
И зол, как черт, капитан.
Пусть волны вслед разевают рты,
Пусть стонет парус тугой —
О них навек позабудешь ты,
Когда придем мы домой.
Разумеется, волн с разинутыми ртами никто из присутствующих (за исключением исполнителя) отродясь не видел, поэтому девчонки, сбежавшиеся со всего общежития, слушали песни бывалого морского волка именно так – открыв рот. Леля в том числе. Очаровал моряк. Через год расписались. Поселились в оставшемся от бабушки домике на окраине города, почти у опушки леса. Портрет мужа в матросской форме красовался на стене, на самом видном месте, молодая жена с удовольствием слушала его воспоминания о лихих похождениях, а после рождения второй дочери пошутила, что теперь у них не семейная лодка, а корабль с женским экипажем на борту. Муж довольно засмеялся: жена повысила его в должности, теперь он капитан, и семь футов под килем своему кораблю обеспечит! Да Леля и не сомневалась, что с любимым, весельчаком и подающим большие надежды музыкантом, никакие бытовые шторма не страшны. За штормами дело не стало. Жили предельно скромно. В их небольшом городе на сонатах, сарабандах и тому подобных тонких музыкальных материях не разжиреешь. Свое профессиональное мастерство Дмитрий дополнительно «оттачивал» в сплоченных рядах похоронного оркестра. Кроме этого подрабатывал в ресторане. Пел про бублички, про вишни, что созрели в саду у дяди Вани, и жалостное, без малого в яблочко бьющее «подойдите, пожалейте, сироту меня согрейте, посмотрите, ноги мои босы…». Но мысли о большой сцене не оставляли. Чтобы иметь успех, утверждал Дмитрий, ему нужен настоящий инструмент, он ведь серьезный музыкант и нарабатывает классический гитарный репертуар Анидо, Сеговии и прочих великих. И вот свершилось! Дешевую «деревяшку» с металлическими струнами сменила большая, пышнобедрая красавица, сделанная известным мастером на заказ. На эту, как выразился Дмитрий, инвестицию в будущее, ушли деньги, собранные за все годы шабашек. И еще пришлось занять столько, что теперь, чтобы расплатиться с долгами, лабать ему до конца дней своих.
Постепенно Леля начинала понимать: капитан медленно, но прочно сажает корабль на мель. Сердце сжималось, когда думала о детях. В их души не хотелось вносить сумятицу, поэтому убеждала: нужно еще немного потерпеть, всем вместе. Шли годы, а «большой» талант Дмитрия продолжал пробуксовывать где-то на уровне средних способностей для внутреннего пользования: по настроению впадая в творческий экстаз, капитан играл ночами напролет. Засыпал утром, когда команда, очумелая от ночной «музыкальной табакерки», просыпалось.
