На конверте, что слева лежала Беркана, а на том, что справа Дагаз38.
–Я выбираю первую дорогу, – сказала она, положив руку на левый конверт, и чуть не заплакала, услышав, как где-то вдалеке в её пусть пока не ясном и туманном будущем заплакал ребёнок, появившийся на свет из чрева матери. И тут же после этой мимолётной слабости в её взгляде появилась сила, убеждённость и понимание своего дальнейшего пути в жизни, но ещё в них появилась и радость от появления надежды или даже лучше – веры в приход лучших времён и исполнение заветных желаний. Старый рунолог улыбнулся возникшей в этой девушке перемене и убрав лишний конверт, открыл тот который выбрала Ирина, начав объяснять то, что ей предстояло делать, и когда, особенно это касалось обращений к богам – Одину верховному богу скандинавского пантеона и Тору богу грома и бурь, защищающего людей. Юля слушала, открыв рот, она тоже была убеждена, что теперь всё в жизни её подруги наладится и эта искренняя непринуждённая радость за неё фонтанировала в её сознании фейерверком праздничных огней.
Ирина внимательно слушала старика, успевая задавать свои вопросы по каждому ставу, ритуалу и их работе.
–Спасибо вам, – с восхищением и уважением в глазах, прошептала Ирина, поднимаясь из-за стола. Да сохранят вас Северные Боги!
Юля тоже поднялась вслед за подругой. Но тут старик, глянув на неё, остановил, взяв за руку.
–Присядь, – сказал он. У тебя же тоже есть проблема?
–У меня? – удивилась Юля, предпочитавшая держать свои проблемы при себе. Какая?
–Ты одинока и беззащитна, – спокойно с какой-то интонацией обыденности и естественности, ответил ей старик.
Юлю прошиб озноб, и она испугано посмотрела на него, её не испугали его слова, она признала в них правду, скорее интонация вместе с акцентом прозвучали так будто речь шла не о её одиночестве и боли, а о том предпочитает ли она, пить чай с лимоном или молоком и сколько сахара ей положить. Тон старика передал ей право выбора и сделал её сопричастной к своей судьбе. Мысль о том, что она сама выбрала свою боль и дорогу, по которой идти, была ужасающей, кошмарной, от этой мысли хотелось прямо здесь на месте забиться под плинтус и погрузиться в забвение или спасительный сон.
–Не надо ничего говорить, – добавил старик, все это время, внимательно следивший за её реакцией. И выдвинув ящик из шкафа достал другой конверт более тонкий и синего цвета, и протянул его Юлии. -Тут все просто, – кивнул он. Если, что твоя подруга тебе подскажет.
Юля не помнила ни как сказала спасибо, ни как на негнущихся ногах вышла из дома рунолога, не осознано прижимая к себе конверт из ярко голубой бумаги, ни как ехала, домой слушая по дороге рекомендации Ирины, которая ни слова не сказала о самой себе, будто уже существуя в другой реальности.
«Видимо она уже прошла свой перекрёсток», – рассеяно, как в тумане подумала Юля, глядя с какой уверенностью теперь держится её подруга. Приняв душ и поужинав приготовленной на скорую руку запеканкой и бутербродами с сыром, она устроилась возле новогодней ёлки, которую не спешила разбирать. Включив гирлянды и яркую красную звезду на вершине зелёной красавицы, она вспомнила про конверт. Теперь спустя время, она могла трезво оценить свои последние мысли и чувства.
–Беззащитна и одинока, – сказала она вслух, вспомнив слова старика и с грустью посмотрела на мигающую огнями ёлку, которую она наряжала одна, в утешение себе от подступающего Нового года, который она будет встречать одна и просто в эту праздничную ночь ляжет спать.
Всегда скептически относившись к любой вере и религии, она вдруг поймала себя на мысли, что хочет поверить в этот путь Северных Богов и их традицию.
Современные религии никогда не вызывали у неё ни трепета, ни понимания. Мусульманство, регулярно убивающее невинных людей своими терактами, как когда-то её маму и папу. Буддизм с их непонятными ценностями, вечным смирением к проживанию бесконечной череды реинкарнаций Сансары39. Христианство с их верой в сотворение мира за семь дней, опуская существования динозавров и притянутое за уши чудо непорочного зачатия, с регулярной потребностью потреблять кровь и плоть своего бога. Последнее вообще казалось какой-то вампирской – каннибальной фантасмагорией. «Как можно пить и есть своего Бога?» «И при этом ещё улыбаться?» «Это же твой Бог?»
Она снова бросила взгляд на конверт и на этот раз взяла его в руки.
–Трот – свободная форма религии, это мне подходит. Да это мне подходит. А что касается веры в богов грома, солнца, то это не бредовее веры в сотворение мира за семь дней или непорочного зачатия, а ещё есть научный подход с верой в то, что все люди произошли от обезьян, хотя за последние тысячи лет ни одна обезьяна ещё человеком не стала, но ведь многие верят в это написаны тысячи и даже сотни тысяч книг, проводятся конференции, собрания, читаются лекции. Из всего этого можно сделать вывод. Каждый верит в то, во что хочет верить. Условие, наверное, должно быть, только одно вера – должна нести счастье, украшать жизнь, каждодневный быт и существование человека от колыбели до могилы, и возможно даже чуточку дальше. Открыв конверт, она вытащила оттуда, став призыва Духа-защитника, восхитившись причудливому кружеву вязей, сколько гармонии и красоты было в нем в каждой его точке и символе, зная от своей подруги, что здесь не только скандинавские руны, но ещё как минимум исландские, она прочла о том, что ей необходимо сделать. Завтра же воскресенье? Что там Ирина говорила, про воскресенье?
Воскресенье. В европейских странах это первый день недели. Как и в дохристианской Руси, кстати. И перевести его можно как «день Солнца», первый день недели, первый день жизни, рассвет – солнце, все логично, – быстро прикинула в голове Юля, согласившись с правильностью, этой древней мудрости. Наступила полночь, новогодняя ель продолжала играть своими жизнерадостными огнями, а Юля, выполнив все инструкции уже заканчивала, свой первый ритуал в Северной традиции. Ей было так грустно и одиноко все эти последние дни, месяцы, годы, что она вложила в этот призыв духа-защитника всю свою душу – всю боль и печаль. Она звала на помощь так, как никогда ещё не звала, ведь раньше она не верила, что ей помогут, что её услышат, но теперь, теперь она верила и слезы боли, грусти и в тоже время надежды текли по её щекам. А ещё она боялась своих кошмаров, боялась заснуть, желая отсрочить момент сна или лучше вообще не спать, чем каждую ночь жить в этих кошмарах. Она не знала сколько времени просидела, с этой мольбой на устах, но вдруг атмосфера в комнате изменилась, свеча погасла так стремительно, что она даже вскрикнула от неожиданности, но испугаться она не успела, свеча зажглась вновь, с более мощным и сильным пламенем и горела так стройно и ровно, словно сторожевая собака, готовая по команде ринуться на обидчика её хозяина.
В комнате стало теплее и спокойнее, Юля, рассмеявшись, даже заплакала от радости. И прошептав: – «Спасибо», погрузилась в спокойный, умиротворяющий сон.
Фламандец
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
Был правдою, мой зодчий вдохновлён:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворён.
Древней меня, лишь вечные создания
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.
Данте Алигьери «Божественная комедия»
Его жёсткие, соломенные волосы развивались на морозном ветру, а мутные воды Москвы-реки, приковавшие внимание его холодных небесно голубых глаз, покачивали серые от грязи льдины. Так паршиво ему не было очень давно, он бы, наверное, утопился в этих мрачных и грязных водах, если бы уже не был мёртв.
Он жил и умер ещё в том веке, когда помнили полки Наполеона, жил и трудился на благо Франции Пьер Эмиль Левассёр – экономист и историк, жил в этом веку и Альфонс-Луи Констан больше известный под псевдонимом Элифас Леви, – французский оккультист и таролог и член тайных обществ того времени, а где-то в стенах Парижской академии, работал Андре-Мари Ампер, оставивший глубокий след на станицах истории и науки, где последняя отвела ему достойное место. Жить в эпоху столь великих людей, исторических переломных моментов может быть, как невероятной удачей, так и проклятьем, он же всегда относился к этому с гордостью сопричастности. Родившись во Французской Фландрии, также известной, как Южная Фландрия находящейся на северо-востоке Франции, он, разумеется, как всякий житель этих мест был фламандцем40 по праву рождения. Среднего роста, широкоплечий, с мощными и сильными руками и ногами, он напоминал медведя, особенно своей неуклюжей, косолапой походкой. Но эта неуклюжесть была обманчива, оказавшись в опасности, он действовал стремительно и жёстко, его клинок был быстр, а револьверы в его руках били без промаха. И что не мало важно, он любил свою родину, любил Францию, потому без труда попал из французской армии во Второе Бюро.