Неутомимое волнение и чувство опасности, страха не давало ей покоя, как в то утро, когда умер дедушка, вдруг вспомнила она это болезненное для себя воспоминание, где-то гаркнул ворон и с ветки посыпался снег и это резко выдернуло её из печальных грёз прошлого, – Странно, – подумала она, ветра же нет, да и птиц тоже. Отчего так холодно? Ноги уже замёрзли, надо новую обувь, только вот где взять деньги на эту обувь. С тоской подумав о своём одиночестве и смерти дедушки, она едва не разрыдалась. -Да, что же это со мной не хватало ещё на холоде расплакаться. -Надо домой, – и шмыгнув носом, она поспешила к дому, к любимому с детства скверу, где все было знакомо и жили воспоминания о детстве маме, папе и дедушки, никого из них уже нет, только сквер и воспоминания о нём и чужой снеговик возле подъезда. Едва сдерживая подступившие слезы, она залетела домой, на автомате открыв дверь домофона, и лишь поднявшись по лестнице и зайдя в квартиру разрыдалась.

Преодолеть первую границу ауры, было не трудно за века, он научился справляться с этим мастерски, вторая граница – скорлупа, тоже не представляет для него особой сложности, надо лишь немного поддеть, впрыснуть туда тёмную и вязкую жидкость словно гарпун и человек сам начнёт накручивать себя, тем самым всосёт его, впустит в свои покои и вот здесь уже можно обживаться. Радуясь теплу жизни, Бес осклабился -Эта дурёха накручивает себя так лихо, что у меня с непривычки может случиться несварение и запор, – в сердцах подумал он, забавляя себя. Добраться бы хотя бы до первой струны души¹! -Хотя ладно, это я тороплюсь, сначала надо поесть, и обустроить тут все, – закончил свои рассуждения Бес.

Ей снился сон. Она сидела на остановке в безуспешной попытке уснуть, но слишком короткий плед, закрывающий лишь половину тела, лишал её этой возможности, а жёсткие деревянные сиденья врезались в бок, заставляя менять положение тела. В бесконечных попытках устроиться она в итоге продрогла. Холодный ветер, какой бывает в конце октября забирал тепло отовсюду, готовя землю к долгому летаргическому сну, сжимая, стягивая реальность окружающего мира в черно-белые тиски уныния и скорби по безвозвратно потерянному солнцу.

Ощутив, что рядом кто-то есть, она напряглась, за озиралась по сторонам, но вокруг был только холодный ветер и печаль. Вдруг она ощутила, что мимо неё кто-то прошёл, стало жутко, пустая остановка и вокруг никого, только острое понимание чьего-то присутствия. Встав и завернувшись в плед, который мало спасал её от холода, она решила обойти остановку заглядывая за каждый осиротевший без зелени куст. Подойдя к витрине, где красовались, привлекая её внимание различные товары, которые теперь продавались на каждой остановке от стирального порошка до консервированного зеленного горошка, она просто стояла, вслушиваясь в тишину. Мир вокруг застыл в каком-то садистском оцепенении, словно все самое худшее уже произошло. Ещё раз осмотрев витрину, она вернулась на скамейку укутавшись с ногами в плед. И снова это ощущение ужаса сковавшее её лицо гримасой невыразимого страха, рядом кто-то сел, кто-то невидимый, кто-то желающий ей зла. Вскочив, она упёрлась спиной в витрину, тараща глаза на пустую продуваемую ветром остановку, пока чувство угрозы не переместилось ей за спину, отпрянув от холодного стекла. Она вдруг подумала, может там кто-то есть? Присев она стала всматриваться в полумрак ветхости и замшелости полок позади кассового стола, пока не увидела глаза, только глаза без остального лица, её глаза в отражении витрины, очень злые глаза.

Реальность поплыла, и она оказалась в своей квартире в прихожей перед зеркалом, бешено колотилось сердце из зеркала на неё смотрело её лицо, но страх собственного отражения не отпускал. Услышав шорохи в гостиной, она улыбнулась, с чувством облегчения выдохнула. Это дедушка! Надо ему обо всем рассказать, – подумала она, радостно поспешив в комнату. Но почти оказавшись на пороге, она столкнулась с кем-то, с кем-то невидимым. Отброшенная неизвестной силой к стене она прижалась к ней в необъятном ужасе осознав, что дедушка умер, также, как и мать и отец, а в её квартире кто-то есть. Дёрнувшись, она побежала в спальню, судорожно вцепившись ногтями в древесину двери, защёлкнула шпингалет с какой-то фанатичной уверенностью, что он способен её спасти. Укрывшись одеялом, покрывалом в тщетных попытках унять озноб и страх от которых тряслись её руки, зубы и всё тело. Прижав к себе ледяные ноги, она обхватила их руками вместе с подушкой. В полумраке комнаты тикали часы, а из гостиной доносились шорохи и шаги.

Проснувшись, она подскочила на кровати, вся покрытая липким холодным потом и гусиной кожей от ужаса и реальности сна, а страх выйти из спальни был ощущаем физически.

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

Как холодно ты замыкаешь круг,

Не внемля увереньям бесполезным.

Белла Ахмадулина

– Что с твоим лицом? – вытаращив свои большие совиные глаза прошептала, не скрывая своего удивления Нонка. Ты опять всю ночь ревела?

–Почему опять, – возмутилась Юля. И не ревела я, это простуда, а ещё не выспалась.

–Ну, ну, – многозначительно и недоверчиво проворчала Нонка. Что же тебе мешало выспаться, у тебя завёлся герой любовник? – с не скрываемым сарказмом продолжила она.

–Что за бурные фантазии, я просто не выспалась, легла поздно. И отстань уже от меня, – зашипела Юля, чувствуя досаду и злость на Нону за фразу про героя любовника.

Нонка лишь фыркнула в ответ.

–И какое её дело, тоже мне подруга, приставучая. Ей то, что, новая тема для сплетен. Хотя ночь была ужасной эти сны, мерзкие сны. И такое дурное чувство, тошноты и голода, наверное, нервы, – подумала Юля. Надо взять, что-нибудь для нервов, хоть валерианки. Ох, уже половина девятого Леонид Аркадьевич скоро придёт, надо приступать к работе, хочешь не хочешь, а отчёт делать надо к обеду. В наше время люди чужие друг другу, на улице упадёшь руки никто не протянет, а вот позлорадствовать могут, да посплетничать – это запросто, как эта Нонка – «подруга», тоже мне, наверняка уже кости мне перемывает, – мысленно ворчала на коллегу Юля. Ну точно, вон уже с кем-то перешёптывается, ладно надо работать.

Время близилось к обеду, когда, закончив и распечатав отчёт, Юля наконец расправила затёкшую спину и отправилась к своему начальнику. И постучав, вошла в кабинет.

–Ах, Юличка, проходите, – засопел Леонид Аркадьевич, перебирая груду папок в своём шкафу, из-за своего грузного, габаритного тела он страдал от постоянной отдышки, впрочем, это не мешало ему, если верить слухам конечно, приударить за молоденькими девушками, особенно практикантками, и даже за понятно какие услуги, устраивать их на работу. На Юлю же он всегда смотрел как на пустое место, что её только радовало, и она оставалась просто бессмертным пони, выполняющим любые задания, даже не входящие в её компетенцию, что позволяло ей хоть и много, но тем не менее спокойно работать.

–Отчёт Леонид Аркадьевич, – елейным голоском прошептала Юля.

–Ну, Юличка ты как всегда ответственна и пунктуальна, – произнёс Леонид Аркадьевич, и раскрыв папку стал внимательно изучать результат моих трудов.

Она терпеливо ждала пока он, смачивая пот со своей отражающей свет лампы лысины, закончит чтение. И заметив в его глазах блеск удовлетворённости спросила, поздно спохватившись двусмысленностью своего вопроса. -Что-нибудь ещё Леонид Аркадьевич?

Леонид Аркадьевич с интересом самца гориллы, увидевшего новый банан, пронзил её взглядом, с аппетитом ресторатора оценивая её фигуру и грудь как некое меню, словно прикидывая очерёдность блюд, и лишь дойдя до её лица, выражающего беспристрастность и терпение, его взгляд стал более осмысленным.