Пожалуйста, пойми это и не езди за мной, если и узнаешь, где я. Такой твой приезд только ухудшит твое и мое положение, но не изменит моего решения. Благодарю тебя за твою честную 48-летнюю жизнь со мной и прошу простить меня во всем, чем я был виноват перед тобой, так же как и я от всей души прощаю тебя во всем том, чем ты могла быть виновата передо мной. Советую тебе помириться с тем новым положением, в которое ставит тебя мой отъезд, и не иметь против меня недоброго чувства.

Если захочешь что сообщить мне, передай Саше, она будет знать, где я, и перешлет мне что нужно; сказать же о том, где я, она не может, потому что я взял с нее обещание не говорить этого никому.

28 окт.

Лев Толстой».

Александре Львовне Л.Н. сказал только, что он, вероятно, поедет сначала к своей сестре, монахине Марии Николаевне, в Шамардинский монастырь Калужской губернии. С сестрой он сохранил большую дружбу, несмотря на расхождение с нею в вопросах веры.

Когда кончили укладку, Л.Н. сам отправился на конюшню велеть запрягать лошадей. Но в темноте заблудился, потерял где-то в кустах шапку и вернулся с непокрытой головой.

Тогда-то и вспомнили про электрический фонарик. Пошли все вместе, неся чемоданы. Варвара Михайловна передавала мне, что и в такую минуту Л.Н. проявил свойственную ему черту – бережливость к произведениям чужого труда: он только изредка нажимал кнопку электрического фонарика.

У кучера Адриана Елисеева, запрягавшего в старую пролетку пару лошадей, дрожали руки и пот катился с лица. Л.Н., волнуясь, стал помогать кучеру и сам надел на одну из лошадей уздечку. Он торопился уехать.

Почтарь Филя зажег факел, так как ночь была исключительно темная, и приготовился верхом сопровождать отъезжающих. Отъезжающих было двое: Л.Н. взял с собой своего старого друга Душана Петровича Маковицкого.

В половине шестого утра пролетка тронулась со двора. Адриан доставил Л.Н. и его спутника на станцию Ясенки, откуда они с восьмичасовым поездом отправились на юг.

Когда я утром, часов в одиннадцать, пришел в Ясную Поляну, Софья Андреевна только что проснулась и оделась. Заглянула в комнату Л.Н. и не нашла его. Выбежала в «ремингтонную», потом в библиотеку. Тут ей сказали о его уходе, подали письмо.

– Боже мой! – прошептала Софья Андреевна.

Разорвала конверт письма и прочла первую строчку: «Отъезд мой огорчит тебя…» Не могла продолжать, бросила письмо на стол в библиотеке и побежала к себе, шепча:

– Боже мой!.. Что он со мной делает!..

– Да вы прочтите письмо, может быть там что-нибудь есть! – кричали ей вдогонку Александра Львовна и Варвара Михайловна, но она их не слушала.

Тотчас кто-то из прислуги бежит и кричит, что Софья Андреевна побежала в парк к пруду.

– Выследите ее, вы в сапогах! – обратилась ко мне Александра Львовна и побежала надевать калоши.

Я выбежал во двор, в парк. Серое платье Софьи Андреевны мелькало вдали между деревьями: она быстро шла по липовой аллее вниз, к пруду. Прячась за деревьями, я пошел за ней. Потом побежал.

– Не бегите бегом! – крикнула мне сзади Александра Львовна.

Я оглянулся. Позади шли уже несколько человек: повар Семен Николаевич, лакей Ваня и другие.

Вот Софья Андреевна сворачивает вбок, всё к пруду, скрывается за кустами. Александра Львовна стремительно пролетает мимо меня, шурша юбками. Я бросаюсь тоже бегом за ней. Медлить нельзя: Софья Андреевна у самого пруда. Мы побежали к спуску. Софья Андреевна оглядывается и замечает нас. Она уже миновала спуск, по доске прошла на мостки (около купальни), с которых полощут белье. Вдруг поскользнулась – и с грохотом упала на мостки прямо на спину… Цепляясь руками за доски, поползла к ближайшему краю мостков и перекатилась в воду.

Александра Львовна уже на мостках. Тоже падает, на скользком месте, при входе на них… На ходу скинув теплую вязаную кофту, тотчас прыгает в воду. Я делаю то же. С мостков еще вижу фигуру Софьи Андреевны: лицом кверху, с раскрытым ртом, в который уже залилась, должно быть, вода, беспомощно разводя руками, она погружалась в воду… Вот вода покрыла ее всю.

К счастью, мы с Александрой Львовной чувствовали под ногами дно. Софья Андреевна счастливо упала, поскользнувшись. Если бы она бросилась с мостков прямо, там дна бы не достать. Средний пруд очень глубок, в нем тонули люди… Около берега нам – по грудь.

С Александрой Львовной мы потащили Софью Андреевну кверху, подсадили на бревно козел, потом – на самые мостки. Подоспел лакей Ваня Шураев. С ним вдвоем мы с трудом подняли тяжелую, всю мокрую Софью Андреевну и повели ее на берег.

Александра Львовна побежала переодеться.

Ваня, я, повар потихоньку увлекли Софью Андреевну к дому. Она жалела, что вынули ее из воды. Идти ей было трудно, в одном месте она бессильно опустилась на землю:

– Я только немного посижу!.. Дайте мне посидеть!..

Но об этом нельзя было и думать: необходимо было скорее переодеться… Мы с Ваней сложили руки в виде сиденья, с помощью повара и других усадили Софью Андреевну и понесли. Но скоро она попросила спустить ее.

В дверях дома Софья Андреевна остановилась и велела Ване съездить на станцию и узнать, куда были взяты Л.Н. билеты. Потом переоделась с помощью Варвары Михайловны и экономки Прасковьи Афанасьевны. Опять сошла вниз, боясь, что Ваню задержат. С ним же на поезд № 9, с которым уехал Толстой, она отправила телеграмму такого содержания: «Вернись скорей. Саша». Телеграмму эту Ваня показал Александре Львовне – не из лакейского подхалимства, а из искреннего сочувствия Л.Н. и привязанности к нему. Прислуга вообще не любила Софью Андреевну. Тогда Александра Львовна послала другую телеграмму, вместе с этой, где просила верить только телеграммам, подписанным «Александра».

Между тем Софья Андреевна все повторяла, что найдет другие способы покончить с собой. Силой мы отобрали у нее опиум, перочинный нож и тяжелые предметы, которыми она начала колотить себя в грудь… Не прошло и часа, как снова бегут и говорят, что Софья Андреевна опять убежала к пруду. Я догнал ее в парке и почти насильно увел домой.

На пороге она расплакалась.

– Как сын, как родной сын! – говорила она, обнимая и целуя меня…

Ваня, вернувшись из Ясенок, сообщил, что на поезд № 9 в кассе было выдано четыре билета: два 2-го класса до станции Благодатное (откуда идет дорога в Кочеты к Сухотиным) и два 3-го класса до станции Горбачево (где нужно пересаживаться, чтобы ехать в Шамардино к М.Н.Толстой). Сведения были достаточно неопределенны: Л.Н. мог поехать в том и другом направлении.

Александра Львовна телеграфно вызвала Андрея Львовича, Сергея Львовича и Татьяну Львовну. Кроме того, из Тулы доктора, психиатра, для Софьи Андреевны, положение которой внушало опасения. Из Овсянникова случайно приехала Мария Александровна, которая здесь осталась.

Еще в течение дня приехал из Крапивны, где он находился случайно, Андрей Львович и самоуверенно обещал Софье Андреевне завтра же утром сказать, где находится Л.Н. Хотел действовать через тульского губернатора. Потом пыл его охладел.

29 октября

Всю ночь напролет я не спал и дежурил, сидя в «ремингтонной». Варвара Михайловна ушла спать в три часа утра. Софью Андреевну нельзя было оставить одну.

Поместилась она не в своей комнате, а в спальне Толстого, на его кровати, однако тоже почти не спала. Ходила по комнатам, жаловалась на него, говорила, что не может без него жить и умрет. Под утро сказала мне, что нельзя мучиться больше, чем она; что она чувствует и свою виновность перед Л.Н., и свою беспомощность что-нибудь теперь сделать.

В течение дня приехали Сергей, Илья и Михаил Львовичи, а также Татьяна Львовна. Целый день между съехавшимися детьми идут совещания. Дети, за исключением Сергея Львовича, хотят, чтобы Л.Н. вернулся в Ясную. Но какова же может быть теперь здесь его жизнь!