Л.Н., выслушав известие, чуть заметно улыбнулся. После я узнал, что он уже слышал это известие от Гольденвейзера.

Софья Андреевна не просидела и минуты, взволнованно поднялась, вышла куда-то и опять вернулась.

Я спросил ее о здоровье.

– Вот сейчас опять в жар бросило… Не могу дышать! – сказала она и снова вышла.

– Видите, как это ее взволновало, – сказал Л.Н., обращаясь к Гольденвейзеру.

Чтобы успокоить Софью Андреевну, он согласился отправиться завтра вместе с нею в гости к старшему сыну, Сергею Львовичу, по случаю дня его рождения. Пока Л.Н. гостил в Мещерском, Софья Андреевна занималась ремонтом дома, и теперь она хотела поездкой в имение Сергея Львовича «вознаградить себя», как она сказала Варваре Михайловне, за поездку мужа к Чертковым.

Имение Сергей Львовича Никольское-Вяземское находится в пределах Орловской губернии, как раз по соседству (верст за тридцать пять) от Кочетов. Таким образом, Л.Н., только что вернувшемуся из поездки к Чертковым и недавно ездившему в Кочеты, предстоит новое, довольно продолжительное путешествие по железной дороге и на лошадях.

Впрочем, поездка в Никольское может расстроиться, если завтра утром приедет Татьяна Львовна, которую здесь ожидают. При том влиянии, которым она пользуется у Софьи Андреевны, она могла бы уговорить ее остаться. Л.Н. нарочно оставил меня ночевать, чтобы я мог передать Владимиру Григорьевичу, поедет или не поедет он к сыну.

Гольденвейзер играл. Прелюдия Скрябина. Понравилась Л.Н. очень.

– Очень искренне, искренность дорога! – говорил он. – По этой одной вещи можно судить, что он – большой художник. Не правда ли, Валентин Федорович, хорошо?

Вот образчик беспристрастности суждений Л.Н.: ведь он говорил это – не угодно ли? – о Скрябине, о декаденте Скрябине, о Скрябине – музыкальном новаторе, именем своим пугающем добродетельных маменек даже и в столицах!

Затем слушали Аренского. Опять понравилось Л.Н. Он стал припоминать самого композитора, вспомнил место, где он играл с ним в карты, и удивился этому:

– Почему это помнишь?..

Гольденвейзер рассказал, что после посещения Аренским Ясной Поляны Л.Н. послал ему «Круг чтения», а тот неожиданно скончался, и подарок не успел дойти по назначению.

Шуман, Шопен…

28 июня

Утром от Татьяны Львовны пришла телеграмма, извещающая, что по нездоровью она приехать не может. Тем самым окончательно решилась поездка Л.Н. и Софьи Андреевны в Никольское.

Во время утренней прогулки он виделся в парке с Чертковым, временно, вследствие охлаждения отношений с Софьей Андреевной, воздерживающимся от посещения дома, и беседовал с ним. Ясная Поляна превратилась в какую-то крепость, с таинственными свиданиями, переговорами и пр.

Итак, отправились в Никольское Л.Н., Софья Андреевна, Александра Львовна, Душан Петрович, а также Николай Николаевич (Те), продолжающий гостить в Ясной.

На время отсутствия всей семьи я переселился из Телятинок в Ясную, где, кроме меня и прислуги, остается еще только Варвара Михайловна.

Вчера, между прочим, перед тем как дать свой новый рассказ («Нечаянно») Софье Андреевне, Л.Н. изменил в нем одну деталь: жену, неприятную высокую брюнетку с блестящими глазами, напоминавшую Софью Андреевну, заменил невысокой голубоглазой блондинкой. Листок рукописи с этой поправкой выпросил себе на память Гольденвейзер.

В голове – туман от всех этих нелепых историй и обида за Л.Н.

29 июня

В половине первого ночи вернулись все уезжавшие в Никольское. Л.Н. на мой вопрос, как съездили, отвечал:

– Ничего, хорошо. Были маленькие неприятности, но это ничего.

Неприятности, между прочим, состояли и в том, что за приехавшими, по недоразумению, долго не высылали на станцию лошадей. Пришлось ждать на станции чуть ли не четыре часа. Л.Н. сначала заводил разговор кое с кем из народа, бывшего на станции, а потом решил пойти в Никольское пешком, с тем чтобы его после догнали на лошадях. Но ошибся и в одном месте свернул не на ту дорогу, причем ушел довольно далеко. Его не сразу нашли…

1 июля

История тянется. Между Софьей Андреевной и Владимиром Григорьевичем возник спор о том, у кого должны храниться дневники Л.Н. (кажется, начиная с 1900 года), находящиеся сейчас у Черткова, которому они когда-то переданы были Толстым лично. Чертков и его близкие уверяют, что если передать дневники на хранение Софье Андреевне, то она может вымарать в них все те места, которые покажутся ей неприятными. Л.Н. также против передачи дневников. Настроение неспокойное.

Он сегодня слаб и вял. Верхом не ездил. Позвал меня, чтобы поговорить о письмах. Был в зале, где полулежал на кушетке. Передавал, что продолжает писать статью о самоубийствах и что для обрисовки безумия современной жизни ему была полезна только что полученная книга француза Поллака.

– Научная… Здесь и теория эволюции: всё эволюцирует. Значит, не нужно никакого усилия? – говорил Л.Н.

5 июля

Сегодня Душан Петрович был занят, и верхом поехал с Л.Н. я. Отправились в Телятинки. Дорогой был разговорчив, и мы ехали рядом.

– Я вам когда-нибудь подробно расскажу, – начал он, – это очень интересно! Получил я сегодня брошюру студента, окончившего несколько факультетов. Научная, «фагоцитоз»…

Лев Николаевич засмеялся. Об этой брошюре он рассказывал вечером. Она представляет попытку сделать крайние выводы из всех популярных современных научных теорий – выводы в практической области: так, например, автор утверждает, что женщины не будут рожать как теперь, а дети будут происходить из яиц; что общение между людьми словом, языком заменится общением посредством внушения; что, собрав жизненные силы («фагоцитозы», состоящие, кажется, из «электронов») в одну перчатку, можно, надев эту перчатку, одной рукой поднять невероятные тяжести; что пища будет приготовляться химически и много другое. Забавнее всего, что автор всей этой чепухи основывается на авторитете ученых и излагает всё это совершенно серьезно.

Рассказывал Л.Н. по дороге о пожаре у его друзей, Марии Александровны (Шмидт) и Горбуновых в Овсянникове, уничтожившем их избы, всё имущество и ценные бумаги и рукописи. Есть предположение, что пожар был следствием поджога; подозревается в поджоге приехавший издалека и остановившийся у Шмидт некто Репин, бывший военный и затем устроитель земледельческой общины, совершенно ненормальный человек, помешавшийся на том, что он Христос. Марию Александровну обвиняли в том, что она в не принадлежащий ей дом (он составлял, так же как и изба Горбуновых, собственность Татьяны Львовны) пустила сумасшедшего. Но Л.Н. говорил, что иначе она не могла поступить: ее долг был принять человека, кто бы он ни был, раз он искал приюта. Да и к самому Репину Толстой относился снисходительно.

– Он сделал только то, – говорил Л.Н., – что мы все думаем: уничтожил внешнее, материальное, что не имеет важности… Я вообще не думаю, чтобы человек мог перестать быть человеком. И у ненормального та же душа, но она только уродливо проявляется.

Жалел только Л.Н. жену Репина, которая должна была ухаживать за больным мужем.

– И она беременна от него, – говорил он. – К счастью, она, говорят, стара для того, чтобы употребить искусственные способы…

Вчера Л.Н. смотрел фотографии, снятые Чертковым в Кочетах и в Мещерском. Они очень ему понравились, особенно стереоскопические снимки, которые он и рассматривал в стереоскоп.

– А как хороша та фотография, где мы с вами! – говорил он. – Это даже не похоже на портреты: видно, что заняты делом. Я, помню, просил устроить, чтобы мне можно было просматривать письма в саду… Чертков всё говорит о цветной фотографии, но я что-то не верю, чтобы это было возможно…

В Телятинках Л.Н. своим приездом, конечно, доставил всем большую радость. Да и он, я думаю, рад был видеть и Владимира Григорьевича, и остальных друзей. Было так приятно видеть его в этой обстановке дружелюбного отношения и уважения к нему!..