— Это правда.

— Нет, это ложь, — возразил не-Лемюэль. — И если ты веришь в нее, то тебе прискорбно недостает понимания природы Великого Океана. Я обрел такую силу, что не умру никогда.

Бывший летописец протянул руку.

— И если ты отдашь мне то, что держишь, то я одарю тебя вечной жизнью рядом со мной.

Крепче сжав хеку, Ариман ответил:

— Не могу, ибо существо, в которое ты превратишься, не будет моим отцом.

— Твой отец, каким ты его знал, уже мертв! — резко произнес Лемюэль. — Или ты забыл? Он погиб на Просперо вместе с тысячами твоих братьев. Нынешние времена нуждаются в ином Магнусе Красном, не скованном моральными принципами, свободном от кандалов долга и ответственности. Никчемное создание, которое ты оставил в Оке Ужаса, пребывает на грани полного распада и бессвязно бредит, запертое в тюрьме своего чахнущего разума. Ты в самом деле хочешь, чтобы я вернулся к нему? Думаю, нет.

— Если не желаешь идти по своей воле, я потащу тебя силой.

Азек выбросил руку с посохом вперед.

Из хеки вырвался пучок опаляющего света, более сфокусированный, чем луч любого лазерного оружия механикусов. Отмахнувшись от него, Гамон с презрительной ухмылкой полетел к Ариману.

Корвид поднял кин-щит. Такой заслон, усиленный мощью души в посохе, мог рассеять энергию орбитальной бомбардировки.

Лемюэль разбил преграду одним ударом.

Адепта отбросило в сторону, и он едва не выпустил хеку. Предугадав следующую атаку, Ариман взмыл вверх и вбок, но веер голубоватых копий из смертоносного сияния почти зацепил его.

С пальцев легионера сорвалось пламя.

Гамон поймал все сгустки огня и поглотил их энергию.

Бывший послушник пылал ярче солнца, перерождаясь в блистающий аватар бога среди людей. В его плоти трещали кости и растягивались сухожилия.

— Тебе не одолеть меня, Азек, — сказал Лемюэль.

По телу одержимого побежали переливчатые языки пламени, и под натянутой, как на барабане, кожей проступили бледные разветвленные молнии вен. В груди Гамона возникла трещинка толщиной с волосок, из которой хлынул ослепительный звездный свет его крови.

Летописец взревел от боли и скорчился, пытаясь удержать беснующуюся в нем силу.

Ариман вспомнил слова отца — истинного отца.

«Она обитает в человеческой плоти».

Воин подлетел к Афоргомону, бьющемуся в эфирной клетке. Демона терзала невообразимая боль, усиливавшаяся при любом касании огненных прутьев.

— Дай мне обещанное могущество, — велел Азек.

Исполин начал просовывать когтистую лапу между пламенных струй. Они сжигали кожу и мышцы, но конечность медленно, по миллиметру, преодолела барьер. От нее остались лишь обугленные кости, однако хватило и этого.

Схватив лапу чудовища, Ариман закричал — в него устремился поток древних знаний. Перед мысленным взором легионера пронеслось все, что уже случилось, и все, чему еще суждено было произойти на свете. События мелькали так быстро, что корвид замечал лишь бесконечно короткие фрагменты.

Он попробовал вырваться, но костяные пальцы Афоргомона не разжимались.

— Нет, Азек, — прогремел в черепе воина голос монстра. — Если ты потребовал моих даров, отказываться от них нельзя.

Аримана обжигала мощь созданий варпа, родовыми муками для которых служили грезы и кошмары смертных. Нечто подобное адепт испытывал в Чертогах Вымирания, когда сила Магнуса чуть не погубила его, но ужас того момента померк в сравнении с нынешним.

Однако на сей раз Азек был не один.

Энергия его отца вливалась в легионера, перетекая из посоха и наполняя собой каждую частицу сущности Аримана. Воин почувствовал, что его личность отступает на самые дальние рубежи тела: ее вытеснял дух Циклопа, снова обретающий плоть.

Азек Ариман не выжил бы, приняв в себя могущество Афоргомона.

Поэтому его место занял Алый Король.

Корвид ощущал, как его организм растет, наполнившись эссенцией божества.

Адепт уже не мог повелевать своим телом. Этот почетный долг перешел к примарху.

По мановению руки Магнуса огненная клетка демона исчезла. Внешне двуглавый колосс напоминал тень себя прежнего: сломанные крылья поникли, обожженная плоть иссохла, но его сила не угасла.

Безумная голова затараторила бессмысленную чушь.

— Океан загрязнен единственным изъяном, что привлекает тварей, алчущих крови! — прокричала она. — Столь великий труд разрушен из-за такой мелочи, как тщеславие!

Описав вираж в воздухе, Лемюэль завис перед Циклопом. Осколки внутри одержимого сумели справиться с мучениями.

Лицо Гамона исказилось от ярости:

— Даже с помощью этой твари тебе не победить меня!

— Возможно, — произнес Магнус, взмахом руки приглашая противника на бой. — Но я не один, в отличие от тебя.

Воздух рядом с ним вспыхнул многоцветным пламенем, розовым, синим и золотым, но примарх в теле Азека уже сорвался с места. Ариман чувствовал, как Циклоп и Афоргомон объединяют силы, образуя действенную смесь духовной мощи примарха с демоническими энергиями. Столь колоссальное могущество опьяняло, и корвид не знал, сумеет ли Алый Король впоследствии полностью отказаться от подобного союза.

Поймав огненные ветра, Магнус завертел их вокруг себя и метнул в Лемюэля торнадо из ослепительного сияния. Тот взревел, и пламенный циклон развеялся без следа.

К примарху помчались сверкающие молнии, но он отразил каждую из них. Ощутив отголоски боли, вызванной применением столь грозной силы, Азек не удержался и закричал в недрах собственной плоти. Неужели Амон испытывал такие же страдания, когда принял в себе душу Алого Короля на Планете Чернокнижников?

Три сущности кружили под сводами зала, обмениваясь выпадами в форме стремительных вихрей эфирной энергии. Противники высвобождали свирепое пламя, чары трансформации, биомантические и пагубные заклятия; их мощь вливалась в бурю, раскалывающую бытие. Откуда-то извне доносилось странное чириканье, за пеленой вздыхали спящие боги.

Летописец безоглядно применял свои силы, желая как можно быстрее закончить битву и вобрать в себя осколок души из тела Аримана. Напряжение боя уже сказывалось на облике одержимого: по коже Лемюэля расползлась переливчатая паутинка трещин, сочащихся светом.

— Как думаешь, сколько еще ты так протянешь? — глумливо спросил демон.

— Я успею вырвать из Азека то, что принадлежит мне.

— Ты уверен? — поинтересовался Магнус. — Это тело крепче жалкой плоти твоего вместилища.

— Тогда я избавлюсь от него и заберу твою оболочку! — прорычал бывший летописец. — А когда и она износится, найду другую!

— Значит, вот кем ты хочешь стать? Вампиром, который похищает сосуды для своего духа и меняет тела, когда они согнутся под бременем лет?

— А что еще остается? Русс сокрушил наше тело.

— Мы можем объединиться, — предложил Циклоп, протягивая руку. — Примкни ко мне, вернись к твоим сынам. Мы снова возглавим их и сами выберем путь для легиона — все вместе.

Сущность в теле Лемюэля презрительно усмехнулась.

— Разве ты не видел, что ждет нас в Мире Девяти Солнц? Ты хочешь, чтобы мы поселились в увядшем духе-мертвеце, обреченном на вечную слепоту, который воспринимает бытие лишь через окружающих? Нет, никогда!

Глаз Гамона изверг бурный поток энергии. Воздух перед ним словно бы смялся, однако Магнус успел увернуться.

Вместо него вся мощь атаки пришлась в Афоргомона.

Демонического владыку объяло пламя, обе головы пронзительно завопили от мучительной жгучей боли. Их противник принялся озираться в поисках основного врага.

Неожиданно Алый Король взмыл позади летописца и обхватил его предплечьем за шею. Свободную руку он глубоко вонзил в спину Гамона, взыскуя то, что принадлежало ему по праву.

Лемюэль закричал, выгибаясь дугой.

Они вместе рухнули с вышины — два огненных ангела, сошедшихся в битве за превосходство в их общей душе. Осколки в теле летописца пытались удержаться внутри смертной оболочки, но исход сражения был предрешен.