Воин, безразличный к страданиям жрицы, встал над ее содрогающимся телом. Он наяву пережил то, что погубило Темелуху в мыслях, но разум и тело легионера справились с горем и болью, каких не вынес бы ни один из смертных.

— Тебя обманули, — сказал Ариман, хотя женщина уже совершенно утратила самосознание. — Железный Окулюс никогда не был вашим узником.

— Но и тебе он… не достанется…

Черты жрицы обмякли, и осталось неизвестным, какой мудростью она хотела поделиться. Азек поднял взгляд на саркофаг оракула; тот втянул щупальца своей энергии обратно и свернулся в металлической темнице, словно хищный змей, утоливший на время чудовищный аппетит.

— Я прав, не так ли? Ты находился здесь по своей воле.

РАЗУМЕЕТСЯ.

— Ты не дал Темелухе перерезать мне горло. Разбил ее оковы на моей броне.

ДА.

— Почему?

ОНА СОБИРАЛАСЬ УБИТЬ ТЕБЯ, А МЫ С ТОБОЙ ЕЩЕ НЕ ЗАКЛЮЧИЛИ СДЕЛКУ.

Ариман подошел к висящей над колодцем домовине. Заскрипев цепями, Железный Окулюс качнулся в сторону воина. Из разошедшихся швов в отверстие внизу закапал беспримесный эфир.

— Какую сделку?

— О, Фулгрим, да что такое «мандала»?! — выкрикнул Люций. Сплевывая кровь, он поднялся из груды щепок и хрустальных осколков на месте одного из стендов. Вокруг мечника порхали распадающиеся обрывки бумаги и выделанной кожи.

Рядом с ним распластался Менкаура; казалось, псайкера больше тревожит состояние парящих лоскутков, чем страшная рана в груди. От ёкая, который чуть раньше свалил Люция пси-шоковой волной, осталась лишь оплавленная горка металла и пластмассы.

Новое подтверждение того, как заметно возросла безыскусная мощь Толбека.

— В наших ритуалах мандала обозначает Вселенную, — пояснил Санахт, блокируя клинок-косу из вибрирующих молекул воздуха. — Ее космический символизм помогает практикам сформировать сакральное построение для боя.

— То есть встать в убойный круг? — уточнил Люций.

— Ты упрощаешь суть мандалы, но… да.

— Вы, Сыны, слишком любите красивые слова, — отозвался мечник.

Крутнувшись на пятках, он щелкнул своим мерзостным кнутом и обезглавил другого автоматона в фарфоровой маске. Упав на одно колено и взмахнув серебристым мечом, воин разрубил тонкие керамостальные икры третьего противника. Существо рухнуло на металлический пол; к грохоту примешался визг черного, как деготь, нематериального пламени, что рванулось из отформованного черепа.

Ёкай окружили легионеров, будто орки, напирающие на стену щитов последних выживших. Сразу же после нападения на Менкауру остальные воины Тысячи Сынов, включая Санахта, построились мандалой вокруг адепта Корвидов. Мгновением позже армия автоматонов, ждавшая снаружи, хлынула в черные врата и обрушилась на космодесантников. Их атаковало больше двух сотен механических солдат, вооруженных смертоносными пси-клинками, встроенными орудиями, кинетическими и пиромантическими чарами.

Санахт успел схватиться лишь с несколькими из них, поэтому еще не определил, связаны ли способности ёкаев с готическими начертаниями на их масках. Вскочив на ноги, он отразил Соколом направленный сверху вниз удар псионического меча. Противник с ошеломительным проворством взмахнул пламенеющим оружием в обратном направлении.

Сын Магнуса наклонился вперед, подставив пси-клинку наплечник. Нематериальное лезвие рассекло серебристо-багряный керамит, но легионер, развернувшись, оказался вплотную к автоматону и всадил Шакала в центр безликого черепа. Вдоль меча хлынула струя темного огня; выдернув клинок, Санахт парировал очередную атаку.

Сражение развивалось головокружительно быстро, неприятели обменивались выпадами в темпе, недостижимом для смертных фехтовальщиков. В ёкаях механическое проворство сочеталось с коварством варпа, но воины-псайкеры не уступали им, полагаясь на сверхчеловеческую скорость реакции и отточенную ментальную дисциплину.

Братья Тысячи Сынов, соединив разумы в общее ментальное ноле и заняв определённые позиции в известной им всем мандале, бились плечом к плечу; боевое построение идеально помогало воинам дополнять друг друга.

Толбек прикрыл товарищей пламенными щитами от сокрушительного залпа пушек в кулаках автоматонов. Керамические пули на лету превратились в облачка жгучего пара и развеялись, коснувшись доспехов Астартес.

Следом адепт Пирридов метнул во врагов дротики из ослепительного сияния, которые пробили броню ёкаев и вонзились в их скованные чарами сердцевины. Запертые там порождения имматериума сгинули, пожранные вихрями раскаленного белого пламени.

Хатхор Маат меж тем вступил в схватку с тартарухами: адепт Павонидов замораживал тела жрецов, и Со-бек тут же разбивал их кинетическими волнами, более мощными, чем удары громового молота в руках элитного бойца Сехмет[35]. Практик Аримана ворчал от напряжения, жилы у него на шее пульсировали, будто гибкие трубопроводы. Менкаура, несмотря на тяжелейшую рану, при помощи дара Корвидов помогал собратьям заранее реагировать на угрозы.

Каждый воин отдавал все силы ради выживания, и только Люций, казалось, наслаждался свирепостью и мастерством врага.

— Шустрые они для роботов, — заметил мечник, извращенно гордясь тем, как плохо он разбирается в неприятеле. Щелкнув кнутом, он шипастым кончиком расколол гладкий череп ёкая и довольно усмехнулся. Из пробоины взлетел гейзер черного огня, а легионеры, открытые касанию Великого Океана, услышали пронзительный вопль боли и освобождения.

— Я же сказал, они не роботы, — напомнил Санахт. Вращая клинками, он шагнул вбок и уклонился от выпада в пах. — Ты не слышал объяснений Аримана?

Ударив ногой вбок, легионер сломал колено наступавшему на него автоматону. Тот зашатался, и воин срезал ему голову двумя мечами, как ножницами.

Отойдя от хлынувшего из шеи темного пламени, Санахт заметил:

— Прискорбно разрушать артефакты столь восхитительной работы.

— Говори за себя! — рявкнул Люций.

Он оттолкнулся от расколотой груди падающего ёкая, взмыл над полом и срубил в одном прыжке три эмалированных черепа. Ловко приземлившись, мечник раскинул руки и с рептильной ухмылкой, прорезавшей сетку шрамов на его безволосой голове, прокрутился на месте. Следом отпрыск Фулгрима дернул запястьем, и мерзкий кнут обвился вокруг своей эбеновой рукояти.

Санахт с неприязнью подумал, что это оружие слишком напоминает живое существо.

— А без театральщины нельзя?

— Я ведь убил их, разве нет? — парировал Люций.

— Лучше побереги силы для следующей сотни.

— Хватит разговоров, — вмешался Хатхор Маат. Раскинув руки, он выпустил в автоматонов конус ледяного воздуха. — Оставайтесь на шестом Исчислении. Менкаура? Если не можешь сражаться, войди в сознания тартарухов. Перебей их; возможно, тогда ёкай утратят связь с Великим Океаном.

Санахт рискнул оглянуться через плечо. Менкаура сидел на корточках в целом озере своей крови, опираясь спиной на обломки выставочного стенда. Не открывая глаз, он кивнул, и мечник почувствовал, как разум провидца ныряет в Имматериум, чтобы отыскать там путь к победе над неприятелем.

— Вы что, не видите? — гневно выкрикнул Собек, шагая к передней линии мандалы. Посох и свободную руку в латной перчатке он вытянул перед собой, словно какой-нибудь пророк древней эпохи. — Наш брат при смерти!

— Стой! — гаркнул Толбек. — Что ты творишь?

— Завершаю битву! — взревел практик.

Его кожа покраснела и туго натянулась.

— Нет! Так ты разрушишь мандалу! Четырех адептов не хватит, чтобы удержать конфигурацию!

He обращая на него внимания, советник Аримана выпалил слова силы, которые Санахт не осмеливался даже читать с близкого расстояния. Каждое из них вколачивалось в череп мечника, будто ржавый гвоздь. Слоги коварного заклятия отравляли сам воздух, проявляясь вокруг Собека рваной призрачной пленкой, полотном оживших кошмаров.

Нечто с потрескавшимися рогами. Что-то с обломанными клыками.