В дальнем конце отсека стоял деревянный трон с высокой спинкой. На нем сидел мертвый Балегюр, военный король-варвар, облаченный в меха и снаряженный для битвы в инеисто-серые доспехи. Меч Харра, выщербленный в сражениях, лежал у него на коленях. Несмотря на линию разреза вдоль лба и сшитые веки, легионер выглядел так, словно мог сию секунду броситься в бой.

Закрыв глаз, Гамон сделал глубокий затяжной вдох и заговорил, пересказывая услышанные истории. Он ничего не пропускал, и воспоминаниям каждого воина нашлось достойное место в повествовании о павшем брате.

Летописец не умолкал, даже почувствовав мучительную боль в связках, пока не закончились проводы. Они продолжались двенадцать часов.

Завершив последнее предание, Гамон опустился на колени возле угасающих углей и поднял взгляд, желая узнать, довольны ли слушатели или намерены исполнить свои угрозы.

Но зал уже опустел.

По Великому Океану плыли семь островов из сгустившейся материи, связанные искрящей паутиной дуговых молний. Самый крупный из них, настоящую материковую плиту, покрывали засыпанные пеплом пустоши, реки магмы и утопающие в прахе руины, настолько громадные, что в прошлом их, несомненно, населяли великаны. Что до самого маленького, то он представлял собой неосвещенную обитель, которую сорвали с фундамента реальности и небрежно бросили в волны эмпиреев.

Среди других островов встречались как огненные горные хребты, вздымавшиеся из дрожащих озер варпа, так и нечто вроде колоссальных живых существ, размеры и облик которых не позволяли отнести их к какому-либо виду биологических созданий. Остальные ежесекундно пересоздавали себя — менялись так бурно и беспорядочно, что уловить их очертания удавалось лишь на мгновение.

— Семь Спящих, — произнес Афоргомон, стоя возле окулюса. Ёкай напоминал какого-то жуткого конферансье, объявляющего о пополнении в его цирке уродов. — Как я и обещал.

Ариман постарался сохранить спокойствие, что давалось ему все сложнее с каждым днем, проведенным на закрытой от эфира «Озирис-Пантее». Само пребывание на Черном корабле действовало воинам на нервы, и любая, даже самая добродушная фраза превращалась в смертельное оскорбление. Толбек уже подрался с Киу, многие другие находились на грани срыва.

Каждый звездоплаватель знает, что все космолеты по-своему уникальны и обладают собственной личностью. Среди них встречаются самовлюбленные, непоколебимые или безрассудные корабли, полные агрессии, перенятой у прежних капитанов.

Но в душе «Озирис-Пантеи» жил позор.

В иную эпоху ее окрестили бы «гвинейцем»[102] — рабовладельческим судном, увозившим людей против их воли на бесконечную каторгу в чужие края. Хотя характер груза с тех пор изменился и псайкеров в трюмах ждала мучительная смерть во имя Империума, а не пожизненная работа на его неисчислимых заводах, конечный результат оставался тем же.

Черный корабль знал, что его создали для бесчестного дела, и за века страданий пропитался стыдом до мозга костей. Все системы «Озирис-Пантеи», особенно те, что контактировали с энергиями варпа, вели себя вспыльчиво и угрюмо сопротивлялись командам.

По пустым коридорам разносилось чье-то бормотание, в тенях на каждой палубе мелькали фантомы. Казалось, подобное невозможно на звездолете с такими мощными оберегами, но каждый боец в поредевшем отряде Азека верил своему чутью.

Сам Ариман со дня побега из Камити-Соны чувствовал, что призраки стоят у него за плечом. Воина безмолвно обвиняли братья, которых он мечтал спасти от перерождения, но лишь сжег своим пламенем. Хуже того — их уже набирался целый легион, гораздо больше, чем тех, кто уже рассыпался прахом и пылью в башне Азека.

Корвид старался не думать о том, что это значит, и в кои-то веки радовался ослаблению своего провидческого дара.

— Игнис? — спросил Ариман.

— Благоприятных чисел здесь нет, — отозвался нумеролог, не поднимая головы от своего пульта. Он досадливо изогнул бровь. — Я не нахожу ни евклидовых углов, ни связанных векторов. Упорядоченность данных объектов нестабильна.

— Говоря по-человечески, ты понятия не имеешь, что это за место, — подытожил Санахт, который с мрачной решимостью полировал клинок Шакала.

— Острова безопасны? — поинтересовался Азек. — Мы можем высадиться на них?

— Здесь? — вмешался Толбек. Он сжимал кулаки в латных перчатках, на кончиках пальцев вспыхивали искры. — Тут мы найдем не отца, а безумие и гибель.

Адепт Пирридов метался по мостику, словно возбужденный зверь — воин-вожак, раньше правивший стадом, а ныне выхолощенный.

— На сей раз соглашусь с тобой, Толбек, — отозвался Игнис. Магистр водил пальцами над комплексом наблюдательных приборов правого борта, как будто хотел навести порядок среди нестабильности. — Вслепую мы шагнем в какой-нибудь капкан, расставленный на нас этим существом.

— Ох уж вы, смертные, — сказал ёкай. — Вы настолько недоверчивы, что даже мои сородичи могут вам позавидовать. Я же говорил, что острова — врата в нужное место.

— Да, ты так говоришь, но верим мы тебе или нет — другой вопрос, — заметил Ариман. — Ты из нерожденных, и я склонен сомневаться во всех твоих речах.

— Но зачем мне лгать, Азек?

— Причины тебе не нужны, демон, ты обманщик по природе своей, и только глупец бездумно последовал бы за тобой. Перед тем как мы ступим на этот варп-архипелаг, я должен узнать, что перед нами.

— Тебе следует понять только одно, Ариман: ты обязан высадиться, — заявила эфирная сущность. — Единственный путь к спасению твоего отца пролегает здесь.

— Как удачно, что именно тебе известен нужный нам маршрут.

— Азек, твой собственный отец связал меня с этим телом и отправил к тебе, — напомнил Афоргомон. Он провел черными металлизированными пальцами по символам призыва, выгравированным на корпусе ёкая, и от визгливого скрежета у Аримана заныли зубы. — И ещё, помнишь мои слова о том, что без меня ты обречен на неудачу?

— Еще ты называл себя скорпионом в моей постели.

Демон рассмеялся.

— Фиглярство, Азек, ничего более. Никто из нас не устоит перед шансом поиграть со смертными.

— Зачем мы вообще слушаем эту штуковину? — бросил Хатхор Маат, который стоял в задней части мостика с таким видом, словно предпочел бы оказаться в любом другом месте. Скрестив руки на груди, он выстукивал пальцами по предплечьям тревожную дробь, как будто отбивал телеграфный код.

— Возможно, ваш повелитель видит дальше вас, — предположил Афоргомон. — Возможно, ему открылось, каким образом я помогу спасти его. И, вероятно, он понял, что я знаю, куда вы должны попасть.

Толбек покачал головой.

— Итак, мы пойдем за демоном, основываясь на невероятном видении смертной женщины-психометриста и надежде, что наш отец все предусмотрел. Черный день для Тысячи Сынов.

— Жаль, Менкауры тут нет, — заметил Хатхор. — Он узрел бы истину.

Ариман резко повернулся к Маату.

— Придержи язык! — рявкнул Азек, вновь горько раскаиваясь в том, что бросил старого товарища. — Мен-каура не командовал нашей экспедицией. Это бремя с самого начала лежит на мне.

— И ты просто великолепно справляешься, — съязвил в ответ павонид. — Половина группы погибла, наш величайший провидец захвачен врагом и наверняка претерпевает какие-нибудь чудовищные пытки. Если, конечно, Волки еще не убили его!

Разгорячившись, Хатхор Маат вышел к центру мостика.

— А что же мы забрали из той орбитальной богадельни? Какой грандиозный трофей показался могучему Ариману достойным возмещением за огромные потери? Смертная пророчица с совершенно нелогичными видениями. Нет, Азек, я не прикушу язык, так что слушай: ты позволил этому монстру затащить нас в край воплощенного помешательства, где мы все и сгинем!

Ариман обратился к своему пси-дару, собираясь разорвать Хатхора на куски изнутри, но понял, что энергии ему едва хватает на слабейшие чары. На переборках, пульсируя, разгорелись геометрические узоры, образованные мощными нуль-сигилами, и даже те жалкие остатки сил, что еще оставались у воина, скрылись в недрах его существа.