Короткий взгляд на капрала показал, что тот так и стоит, не поднимая взгляда. Тоже на всякий случай всмотрелся в рыхлый песок под ногами. Чуть затянувшуюся паузу разорвала еще одна реплика Весельчака: "Лорд, осмелюсь напомнить, что рекруты Академии имеют неподтвержденный статус вольных горожан".

— А грамотные они тут у тебя, Ли. Надеюсь, сержант, вы знаете, как вознаграждается подобная дерзость?

— Граф Мариус Монтель, позвольте заметить, что вы без сомнений являетесь самым занудным графом по эту сторону Старых Гор.

Попытка промониторить ситуацию показала, что баронесса шутливо тычет пальцем в хлыща. А тот продолжает задумчивым взглядом сверлить наши с капралом фигуры. Впрочем, меч снова оказался в ножнах, так что, похоже, пронесло.

— Баронесса, когда-нибудь ваш фант все-таки выпадет мне, и я докажу, насколько сильно вы ошибаетесь.

— О, боюсь, что если я потеряю голову и позволю затащить себя в эту фривольную игру, то в случае проигрыша вынуждена буду обратиться за помощью к благородным заступникам!

— И я, Ли, тут же выступлю в твою защиту!

— Защищать меня от себя же? Но, граф, вы ведь будете себе поддаваться, какой же из вас защитник?!

— Наоборот, баронесса, в вашем присутствии я буду свиреп с собою как лев.

Перекидывающиеся шутками аристо, наконец, удалились. Напоследок Лика полуобернулась и бросила на меня хитрый самодовольный взгляд. Вот значит как.

***

Мама меня никогда не наказывала. По крайней мере ремнем. Даже великое стояние в углу за разрисованные помадой обои, и эпическое трехдневное молчание после седьмых потерянных за зиму варежек помнились смутно и как-то нереально. К менее удачливым одноклассникам, чьи родители придерживались консервативных способов воспитания, я в детстве относился с легкой понятной снисходительностью.

Так что предстоящая публичная порка приводила меня в иррациональный ужас. Умом я понимал, что экзекуция, рассчитанная на изнеженных аборигенов, для меня должна пройти проще. Но ватные ноги с трудом поспевали за быстро шагавшими по плацу конвоирами. Как в тумане воспринимались лица стоявших вокруг людей. Широкая нескрываемая улыбка Мажора. Насупленная в праведном негодовании фигура Леся, успокаивающе объяснявший ему что-то Зес. Воспользовавшись внеплановой передышкой, окружающие пялились на меня в ожидании интересного представления. До этого пару раз я и сам на этом плацу становился свидетелем публичного наказания, но тогда психанувших рекрутов наказывали за неповиновение капралам во время тренировки. А меня-то за что?!

Несправедливость происходящего просто ошарашила, я даже сбился с шага.

— Ты, Кир, только не дури, — шедший по правую руку Железный напрягся и цепко отслеживал каждое мое движение. Ну да, сил-то на небольшой бунт хватит.

Нет сержант, глупости в мои планы не входят. Я начал приходить в себя, и растерянное недоумение постепенно уступало место глухому раздражению. Плевать на всех этих развлекающихся зевак. И на невольных участников предстоящей экзекуции плевать. Главное, исчезло давящее чувство опасности, я выбрался из этой передряги живым. А за пострадавшую гордость эти уроды еще ответят.

В центре плаца поставили деревянную лавку, и топтавшийся возле нее полуголый здоровяк лениво и обстоятельно рассматривал пеньковую веревку. В прошлые разы именно такой и прохаживались по спинам провинившихся. Даже не Воин, глянул я мельком на Знак своего будущего истязателя. Хоть и крепкий детина, но вряд ли он сможет своей недоплеткой ломать ударом хребтину или выдирать куски мяса, чего я подсознательно боялся, вспоминая рассказы классиков о средневековье. Подавив вспышку злости, постарался повесить на лицо равнодушную маску, но вместо этого почему-то получилась кривоватая улыбка.

Сержант Кин жестом предложил улечься на лавку, а полуголый здоровяк в воздухе щелкнул своим недокнутом, готовясь к работе. Я почувствовал, как начинаю тонуть в холодном бешенстве. Сбрасывая под ноги кожаную броню и холщовую рубаху, постарался придать своей полуулыбке немного естественности. Значит, вот так наши с миром отношения складываются.

Железный удивленно хекнул, ну да, броня-то у меня без подкладки. Я этот факт старался не афишировать, а вот теперь стало заметно, что на фоне палача смотрюсь даже покрепче. Ниже его, правда, на полголовы. Я вытянулся за последние месяцы, да и отвисающий живот бесследно выпарился. Но на фоне аборигенов все еще излишне коренаст.

Располагаясь на неудобном жестком ложе, позволил всепоглощающей волне ярости прокатиться выжигающим морозом по лишним эмоциям. Улыбка стала еще искреннее. Вот, значит, как.

Сержант хотел предложить деревянную палку, которую рекомендовалось зажать в зубах. Но, уловив что-то в моем лице, не стал. Самым болезненным оказался первый удар. Пугающий звук хлесткого удара прозвучал через мгновение после обжигающей вспышки на спине. Тяжеловато, наверное, местным неженкам приходится. А я — ничего, потерплю.

Здоровяк старался на совесть, я слышал как он пыхтит от усердия. Чистая от посторонних мыслей голова начала работать с удивительной ясностью: как же тупо я вел себя эти месяцы. Рохля и чистоплюй. Холодная злость на самого себя заставила слегка оскалиться. Вместе со вторым ударом почувствовал, как осыпаются трухой сомнения и неуверенность. Этот мир не готовит для тебя, Кирюша, ничего хорошего. Дашь слабину, и он втопчет в грязь по самую макушку. И взять от него можно ровно столько, сколько ты сам себе позволишь.

Пеньковый хлыст просвистел третий раз. Я почти не обратил внимание но новую горящую полосу на спине, а ледяное затишье в мыслях выжгло бесполезное морализаторство. Некроманты ему, видите ли, противны. Со вспарывателями животов дел иметь не хочется. Нет, этот мусор этических нагромождений надо было сразу оставить в прошлом мире. Если не пользоваться имеющимися возможностями, то до других можно и не дожить.

Еще удар. Холодное бешенство в голове безжалостно высвечивало все грани жалкого существования в последние месяцы. И под ноги осыпалась бесполезная похоть. Как же ты, Кирюша, так позволил с собой обращаться. Ты же со своими джентельменскими закидонами и павлиньими заигрываниями просто смешон, на что тебе и не постеснялись указать. Холодное рацио гораздо быстрее бросит к твоим ногам весь этот мир, со всеми его самками. Аж стыдно стало за свою бесхребетность. К искренней улыбке я добавил небольшие добрые морщинки возле глаз. Вот. Значит. Как.

Я даже не дергался под ритмичными щелчками, хотя экзекутор явно пытался попасть по своим же следам. Ну-ну, старайся-старайся. Под его ударами осыпались мертвой трухой бесполезная тяга к красивым решениям, жизнь не сборник шахматных этюдов, решения должны быть не красивыми, а простыми и эффективными. Без следа растворилась брезгливость — ручки мы, значит, боимся замарать. Изящные схемы выдумываем, чтобы со стороны понаблюдать. Рассыпалось чистоплюйство, — вот эти товарищи, на которых тебе даже стучать совестно, они сейчас стоят и смотрят на экзекуцию. И не обольщайся, если бы благородный ублюдок резал тебя на куски, ничего бы не изменилось. Повозмущались бы тихонечко. А может и возмущаться бы даже не стали. Прощай интеллигентская нерешительность, — и долго я собирался наблюдать, как враги тщательно выверяют свои удары. Сколько еще надо времени Жерому или Пиру, чтобы закончить все приготовления?

Холодная ярость сбросила шелуху окружающего мира. За непонятной суетой аборигенов стала четко видна примитивная система простейших потребностей, с чего я вообразил, что не пойму их мотивов? Те же чуть оцивиленные приматы, вполне пригодные к манипуляции и дрессуре. Мне даже Стена не понадобится, просветленное сознание без труда удерживало перед глазами сеть взаимоотношений и слабостей окружающих.

После десятого удара я, неторопливо поднялся, не дожидаясь команды сержанта. Больно будет надевать рубаху прямо на исполосованную спину, но надо. И это не иррациональная гордость, голова продолжала работать как компьютер. В этих обстоятельствах и в окружении этих людей продемонстрировать непробиваемую невозмутимость будет целесообразнее. Взмокший здоровяк с плетью в руках буквально шарахнулся от моего взгляда. Черт, постарался равномернее напрячь малые скуловые мышцы, чтобы вернуть улыбке симметричность и искренность. Местный палач взял себя в руки, но былое ощущение ленивого превосходства к нему так и не вернулось. Ну да, с продолжительностью взгляда перестарался, надо внимательнее за этим следить. Кристальная чистота мыслей заставляла напрягаться, изображая обычные человеческие эмоции.