Если ты готова приехать в Лондон в декабре, я не стану ни о чем тебя просить, но сделаю все возможное, чтобы вернуть тебя в мир, которому ты принадлежишь.
И приеду в Корнуолл за тобой.
Кристофер
— Как ты поступишь? — спросила Демельза.
— Ох, я бы поехала! Без колебаний. Если бы не одно «но».
— Какое именно?
— Мне очень нравится Эдвард. И мне жаль Клоуэнс. Я хочу, чтобы они жили так счастливо, насколько возможно. Но она вышла за человека выше себя по рождению. Мне не хочется, чтобы он или она считали, что почти перед самым окончанием медового месяца Полдарки просят его об услуге. Вообще-то, просто используют его.
— Как раз перед отъездом он сам заговорил на эту тему, — уточнил Росс. — Я пока плохо его знаю, но у меня не создалось впечатления, будто он считает, что мы позволяем себе вольности, или что Кристофер Хавергал злоупотребляет возможным родством, когда просил его об одолжении.
Через некоторое время Демельза сказала:
— Клоуэнс — кто угодно, только не ангел, но Эдвард пока считает ее именно такой. Он полюбил Корнуолл и, похоже, полюбил всех своих новых родственников. Лично я так понимаю: он считает, что мало для нас сделал и жалеет, что не сделал больше. Только посмотри, сколько фейерверков он прислал в деревню! Я понимаю твое нежелание, Белла, вроде как воспользоваться новыми связями. Но сердцем чую и считаю, что не стоит пренебрегать возможностью. Ты согласен, Росс?
— Согласен. Если из этого что-нибудь выйдет, Эдвард только порадуется, что сумел помочь.
Белла нервно кашлянула.
— Мой голос звучит приемлемо... я много разговариваю, и это не причиняет неудобств. Но мне кажется, временами он звучит грубовато. Думаю, если в пьесе в долгом монологе придется повышать голос, то он может звучать хрипло.
— Дорогая Белла, — сказал Росс, — почему ты заранее боишься трудностей? Ты ведь не знаешь, на какую роль тебя назначат. Вполне вероятно, у тебя будет всего пара реплик наподобие: «Ваше вино, синьора Капулетти».
— Я думала, ее звали Джульеттой, — заметила Демельза.
— Так и есть. Синьора Капулетти — ее мать.
— Все-то твой отец знает!
— Мне бы хотелось играть в пьесе, — сказала Белла. — Это классика. Как ты думаешь, академия миссис Хемпл одолжит мне текст? Если я зайду к ней, она поможет?
— В Труро есть и библиотека, — вспомнил Росс, — где служил Артур Солвей. Можно сходить туда.
Все утро сгущались и нависали мрачные тучи, и сразу после ланча, когда начался дождь, Валентин похитил малыша Джорджи Уорлеггана и привез его обратно в Плейс-хаус, в бухту Тревонанс, где тот родился.
Валентин отказывался считать это «похищением». Он утверждал, что лишь восстановил свое право на сына. Похищение сыновей сродни насилию над супругой, а это явное противоречие.
После нескольких поездок и осмотра, так сказать, «укреплений» Рэйли-фарм, они установили, что преодолеть их не составит труда. У Селины только трое слуг, плюс кузина Генриетта; и хотя в последний официальный визит супруги наговорили друг другу резкостей, Валентин не грозился забрать ребенка против ее воли.
— Во время открытых боевых действий главное — эффект неожиданности, — поведал Валентин Дэвиду.
Обычно Генриетта шла с ребенком на прогулку сразу после обеда, пока Селина отдыхала. Не слишком энергичная Генриетта частенько позволяла Джорджи убегать вперед, а затем ребенок возвращался к ней. Направление для прогулки Генриетта выбирала произвольно, а Валентину не хотелось хватать мальчика на глазах у нескольких шахтеров, возившихся на поверхности. Но в этот день Генриетте вполне хватило дневной угрозы дождя, чтобы держаться поближе к дому, поэтому она завернула за дом, к окружающему Техиди лесу. На полпути к первой рощице земляничника Генриетта остановилась, судя по всему, чтобы отдышаться, а Джорджи побежал дальше.
Вскоре он столкнулся с отцом. Тот попытался удержать мальчика от восторженного вопля, взял его на руки и как бы в шутку направился в лес, пока Дэвид Лейк, которого Генриетта не знала в лицо, донимал ее расспросами, как попасть в бухту Бассета. После краткого и приятного разговора Дэвид Лейк двинулся в направлении, указанном Генриеттой, а когда скрылся из ее поля зрения, сделал крюк к оставленным лошадям и увидел, что Валентин уже сидит верхом, с сыном впереди.
Они поскакали домой. Проливной дождь милостиво подзадержался, хотя последние пять миль злобно хлестал по лицам вместе с порывами ветра.
Плейс-хаус подготовили для почетного гостя. Наняли Полли Стивенс, в девичестве Оджерс, няню самого Валентина. Джорджи, который сначала усмотрел шутку в тайном побеге от матери, закапризничал из-за неудобного седла, и когда оказался в вестибюле Плейс-хауса, начал тереть глаза и засыпать на ходу. Дочь бывшего священника по-матерински успокоила его (хотя ей самой в детстве не хватало материнской нежности), а кусок теплого хлеба и молоко, которые дал малышу отец, его взбодрили.
Мальчик загорелся, как вязанка сухого хвороста, его переполняла энергия. Увидев Батто, он сразу съежился и стал искать защиты у отца, поэтому Валентин взял его на руки, открыл дверь загона и вошел.
— Батто, это мой единственный сын. Джорджи, протяни руку и погладь его по морде. Он может и съесть тебя, и поцеловать, но я знаю, что на уме у него только второе.
Мальчуган погладил густую шерсть на загривке Батто. Тот чихнул, словно ему в лицо швырнули пригоршню перца, потряс большой головой, чихнул еще пару раз и протянул руку.
Периодические приступы мигрени у Демельзы стали случаться реже, когда прекратился репродуктивный цикл, но, проснувшись утром пятого ноября, она с трудом оторвала голову от подушки. К обеду ей полегчало, но когда стемнело, она решила не идти к костру. Сама мысль о том, чтобы стоять на холодном ветру, пока мужчины возятся с кремнем и трутом или дерзко размахивают факелами с радостным смехом и шутками, не особенно привлекала ее в таком состоянии. Но не в характере Демельзы пропускать любое мероприятие чуть веселее похорон, поэтому она решила подойти позже.
Костер собирались разжечь в шесть, а фейерверки начнут пускать в семь. А пока она почитает газету «Обозреватель», которую Дуайт добросовестно передавал ей после прочтения, или даже полистать журнал мод, оставленный Клоуэнс. Предполагалось, что факел к костру поднесет Росс, но эти полномочия передали Белле, а он решил посидеть с Демельзой до семи, и тогда уговорит ее выйти из дома — или не уговорит, как предвещала погода.
После ливня минувшим вечером, хлеставшего до полуночи, погода стояла хорошая, лишь изредка налетал дождь, среди густых серых туч даже показалось несколько выцветших клочков голубого неба.
У костра ожидали и другого Полдарка — Джеффри Чарльза; как и семейство Энисов, за исключением Кэролайн.
— Они знают, — объяснила она, — что я нежно их люблю (иначе зачем бы я позволяла мужу рисковать здоровьем и вращаться среди грязи и заразы), но какой толк от меня, стоящей и взирающей на петарды?
Дейзи Келлоу слишком нездоровилось, чтобы выходить, а Пол уехал в Сент-Айвс за родителями. Демельза решила, что если она достаточно придет в себя, чтобы идти к костру, то попутно навестит Келлоу в Фернморе. Эдвард и Клоуэнс в последний день зашли к Дейзи и Полу, а Демельза не приходила к ним больше трех недель по причинам, которые ей не хотелось признавать.
Большая часть прислуги Нампары ушла смотреть, как зажигают костер, и когда стрелка часов приблизилась к семи, ушел и Росс. Демельза удобно расположилась у камина, грея ноги.
— Я приду через часок, — заверила она.
— Если не явишься к половине девятого, я за тобой вернусь.
— Нет. Не беспокойся. Я найду дорогу, сам знаешь.
— Просто иди на свет. Но я все равно приду.
Предоставленная самой себе, Демельза потягивала второй бокал портвейна и устроилась в кресле-качалке Дрейка. Портвейн не исцелял, но и не ухудшал головокружение, сопровождавшее мигрень, хотя все равно приятно держать бокал в руке, к тому же она обожала его вкус. До чего же приятно, когда весь дом в твоем распоряжении. Хотя по природе Демельза — человек общительный, но ей так редко выпадали часы уединения, что она их ценила. Раз уж теперь Росс почти постоянно дома, она успела позабыть одинокие периоды жизни, когда нестерпимо хотелось его увидеть, а сердце глухо ныло от тоски, которую никто не мог развеять, даже собственные дети.
