— Они устраивают фейерверки?

— Не часто. У них не так много средств. Вообще-то, они тратят дрова, припасенные на зиму.

— Вы видели бенгальские огни?

— Нет.

— В Гайд-парке устроили праздник в честь королевы. В прежние времена выпускали только ярко-зеленый, который, как известно, иногда используют в качестве сигнального огня. Теперь добавили другие вещества — хлорат калия, нитрат стронция, серу, ламповую сажу, порошок магнезии, соединение мышьяка. Получаются все цвета радуги, очень ярко.

— И довольно дорогое удовольствие. Хотя мышьяка здесь навалом.

— В церкви меня приняли очень тепло. Понимаю, это дань уважения семье Полдарков, но вы говорили, что корнуольцы относятся к чужакам настороженно. Ко мне они так не относились. Сразу приняли радушно и по-дружески. Хочу послать им в подарок фейерверк. Надо сделать это анонимно. Чтобы не казалось, будто я их опекаю, к тому же я не хочу занимать ваше место главной персоны округи. Можно послать набор бенгальских огней: еще есть время их раздобыть. Если будете изо всех сил отрицать, кто их послал, я с радостью пришлю.

Росс рассмеялся.

— Но если мне придется отрицать, что я тут ни при чем, они покопаются у себя в памяти и придут к верному заключению.

— Меня это устроит. Главное, чтобы понимали — неизвестный даритель остался неизвестным и не ждет благодарности.

Они прошли мимо Уил-Грейс, а затем спустились в долину, к дому.

— Как вы считаете, Изабелла-Роуз все-таки выйдет за Кристофера Хавергала? — спросил Эдвард.

— Трудно сказать.

— Он навестил нас в Лондоне.

— Кристофер? Визит вежливости?

— Не совсем. Он знает мой интерес к театру и, по-видимому, считает, что я могу помочь Белле.

— Еще рано об этом говорить. Она пока не хочет петь.

— Он имел в виду не оперу. Подумывал о театре.

— Ого. — Росс некоторое время переваривал новости. — А Белла в курсе?

— Кажется, нет. Он затронул эту тему в отсутствие Клоуэнс.

— Он сказал, что именно задумал?

— Он знает, что у меня есть финансовый интерес в новом Королевском театре «Кобург» в Лондоне. Его открыли всего пару лет назад и ставят комедии и мелодрамы, но время от времени и достойные произведения — Шекспира или Марло. Театр находится на другом берегу реки. Зрители в большинстве своем неискушенные, но хорошие пьесы идут на ура. Вроде бы в середине декабря что-то намечается. Хавергал полагает, что если ей дадут небольшую роль, у Беллы возникнет новый стимул. Он даже думает, что подобный опыт поспособствует полному восстановлению ее голоса.

— Надо отдать должное Кристоферу — он никогда не терял надежды. Согласен, такой поступок станет необычайно великодушным с вашей стороны. Но разве подобное можно устроить?

— Наверное, можно... Я знаю Фредерика Макардла, который в последний раз ставил там пьесу Шекспира. У него репутация человека, не терпящего вмешательства. Но финансовое положение театра, как и у многих известных театров, далеко от хорошего.

— Не хотелось бы впутывать вас в это, но если можно что-нибудь сделать без лишних затрат, я буду чрезвычайно благодарен. Я так понимаю, музыкальный руководитель Королевского театра говорил, что готов дать ей шанс.

Наступил холодный, ветреный и мрачный ноябрь. Каждый вечер все раньше зажигали свечи и фонари. Валентин перевел Батто в зимнее жилище — открытую пристройку из кирпича и камня, сооруженную специально для Батто впритык к кухне, где он часто спал. Валентин сделал дверь с другой стороны кухни, она вела вниз по каменным ступенькам в подвал. Там было куда теплее, туда поступал жар от готовки на кухне. Подвал переходил в винный погреб, угольный погреб и еще один, где хранились бочонки с элем. Но их держали отдельно от Батто за запертой металлической дверью. В начале сентября он самостоятельно перенес свою кровать в подвал. Валентин пришел к выводу, что шимпанзе любит удобства.

Кьюби, Клеменс и миссис Беттсворт переселились в домик рядом с Бодмином и оставили замок судебным приставам. Филип Придо помогал им с переездом. Джон Тревэнион написал из Антверпена, где жил у друзей, но ни разу не заикнулся о возвращении. Большая часть его доходов от арендных выплат в Корнуолле сразу изымалась, и Джон не имел никакой возможности скопить средства, чтобы вернуться домой и сделать вид, будто ничего не случилось. Лучше уж побираться у друзей в Бельгии, чем угодить в тюрьму в Англии.

Третьего ноября бенгальские огни доставили Уиллу Нэнфану, старейшине Сола и Грамблера и заводилы на Ночи костров. Он с радостью получил три больших деревянных ящика. Цветные порошки упаковали отдельно, в металлических ящичках. Восторженно настроенный Эдвард также включил в посылку римские свечи, «огненные колеса» и ракеты. Нэнфан повидался с Россом, который принял загадочный вид, как и следовало, и отделался от Уилла общими фразами.

И все равно всем было приятно, что им прислали столь щедрый подарок, а тот молодой лорд, который провел здесь почти все лето и женился на мисс Клоуэнс, оказался отличным парнем.

В прежние времена Ночь Гая Фокса праздновали на открытой местности у оврага Сола, где проводились летние ярмарки, скачки и состязания по борьбе. Почти во всех деревнях Корнуолла было мало такой свободной земли, и это поле стало центром деревенской жизни. Но во времена наполеоновских войн, когда висела угроза вторжения и не разрешались праздничные костры, огонь разводили только в случае тревоги, и приходилось постоянно складывать новые из-за сырости, костры решили переместить ближе к Нампаре, на вересковую пустошь прямо за Уил-Грейс.

Это было самое высокое место в округе, его видно с маяка в Сент-Агнесс и из Тренкром-холла, стоящих цепочкой вдоль побережья. Праздничные костры в честь победы при Трафальгаре и Ватерлоо разводили здесь; теперь же, хотя больше и не требовалось зажигать сигнальные огни и будить народ в случае вторжения или сообщать о великих победах, никто не предложил перенести костер на прежнее место. Преимущество этого места состояло в том, что оно далеко от любого дома или соломенной крыши, куда могла бы попасть искра. В относительной близости стояла лишь новая часовня Сэма, построенная из гранитных обломков Уил-Мейден, но ее крыша из делабольского сланца, и ветер почти не дует в том направлении.

Третьего ноября пришло письмо от Кристофера для мисс Полдарк.

Милая Белла,

У меня новости, которые тебя порадуют. В начале прошлого месяца я навестил твоего нового свояка. Мы разговорились и, само собой, затронули тему твоей карьеры и болезни, и тогда он упомянул о своем интересе и влиянии на Королевский театр «Кобург». Помнишь, мы ходили туда пару раз, когда ты только приехала к миссис Пелэм, это за новым мостом через реку. Мы смотрели мелодраму под названием «Судебный поединок», которая нам обоим понравилась. Так вот, недавно лорд Эдвард и его знакомые, включая постановщика Фредерика Макардла, решили поставить хорошие пьесы, вклинив их между комедиями и мелодрамами, чтобы проверить, как их оценит публика.

В тексты пьес внесли некоторые изменения, чтобы обойти закон, запрещающий ставить пьесы Шекспира в частных театрах; но в августе «Макбет» в постановке Фредерика Макардла шел при полном зале. А в декабре намечается постановка «Ромео и Джульетты». Дата пока точно не известна, и актеров не набрали. Но надеются взять на роль Ромео молодого актера Артура Скоулза.

Эдвард разговаривал о тебе с Макардлом, и тот готов с тобой побеседовать и предложить небольшую роль со словами. Как тебе такая мысль? Театр, может, не самый модный и не самый большой, но это позволило бы тебе вернуться на сцену, а если вы придетесь друг другу по душе, то это только к лучшему. Если твой голос вернется, ты возобновишь певческую карьеру. А пока тебе не повредит заново окунуться в театральную жизнь.

Как тебе известно, я всегда знал, что ты способна играть, и у тебя такая внешность, за которую многие женщины все бы отдали.