— Мне о них неизвестно. Но обычно оскорбления, как мне кажется, усыхают и тускнеют через несколько лет.

Джордж пристально разглядывал прекрасную, но раздражавшую его жену. Ей было всего тридцать девять, она немного подрастеряла красоту, но кожа все еще оставалась чудесной, волосы цвета вороного крыла сияли по-прежнему. Ни единого седого волоска. Если бы она только чуть больше заботилась о своих нарядах в сезон охоты. Бродит, как мужик, капает грязью на ковры, и несет от нее собаками. Джордж никогда не упоминал при ней и даже не намекал на ревность, постоянно отравлявшую его первый брак, и мерзкие сомнения относительно истинного отцовства Валентина. Все зависело от того, родился ли Валентин восьмимесячным на самом деле, но когда Элизабет умирала после рождения восьмимесячной дочери, Джордж поклялся, что никогда, никогда, даже если это слишком поздно для Элизабет, не усомнится, что Валентин — его сын.

Так и случилось. Сомнения исчезли, их заперли, как ядовитых змей, в темном подвале подсознания, и он стал считать Валентина на самом деле своим. Джордж все спланировал, не обращая внимания на внешность Валентина, его сарказм и проступки, договорился об отличном браке с замечательной девушкой из аристократической, но обедневшей семьи с прекрасным замком в Корнуолле — все это принадлежало бы Валентину, Валентину Уорлеггану из Каэрхейса. А сопливый щенок бросил все это ему в лицо, с наглостью, оскорблениями и, как подозревал Джордж, неприкрытой неприязнью. Выражение лица Валентина сказало больше, чем его слова, ярко запечатлевшиеся в памяти.

Только тогда мрачный погреб воспоминаний приоткрылся на несколько дюймов, и неприятные подозрения всплыли на поверхность. Валентин совсем не походил на Элизабет или Джорджа. Не сказать, чтобы он особенно напоминал Росса Полдарка, за исключением роста и цвета волос. Однако, хотя Джордж и не помнил отца Росса, парочка мерзавцев как-то шепнула ему, что Валентин — вылитый Джошуа, печально известный отец Росса. В этом заключалось еще одно огромное препятствие для любого рода примирения, о чем Харриет даже не догадывалась.

И поведение Валентина, когда он пришел в банк, ничем не напоминало раскаяние. Развалился на стуле, элегантно закинул ногу на ногу и как бы невзначай спросил у Джорджа разрешения назвать так называемого внука в его честь. Странный ход со стороны Валентина. Необъяснимое ничем, кроме желанием примириться. Но с какой целью? Джорджу казалось, что есть только один ответ: деньги.

— Мне не следует обращать внимания на этот визит, — сказал он. — Если Валентин ждет, что его пригласят сюда с женой и сыном, то сильно ошибается.

— Я ни разу не видела его в Фалмуте или Труро, — сказала Харриет. — Он стал очень похож на обитателя северного побережья. Интересно, как сложился его брак.

— Его брак? С чего вдруг?

— Валентин слишком любвеобилен, чтобы довольствоваться только одной женщиной.

Джордж взглянул на нее с подозрением.

— А он.... он когда-либо....

Она рассмеялась.

— Старался привлечь мое внимание? Подумай еще раз. Женщину не обязательно нужно соблазнять, чтобы она поняла, как мужчина относится к женщинам в целом.

Джордж хотел еще что-то сказать, но помешало прибытие Урсулы, его дочери от Элизабет. Она проводила Рождество с семьей Рэшли в Лаксуляне. Джордж охотно дал на это согласие, поскольку сэр Кол Рэшли был важным человеком в графстве. Урсуле недавно исполнилось девятнадцать. Она была крепкая, с полными ногами и пышной грудью. Но из-за изменений, происходящих с девушками ее возраста, стала менее крепкой и чуть более привлекательной. Она обладала хорошей кожей, к счастью, без прыщей, хотя серые проницательные глаза часто скрывались под тяжелыми веками. Прямые русые волосы были завиты и уложены.

Сдержанная в проявлениях чувств девушка. Когда у нее спросили, хорошо ли провела Рождество, то свое одобрение Урсула выразила коротко и односложно. Джордж раньше времени забрал ее из школы миссис Хемпл в Труро (отчасти из-за поступления туда Изабеллы-Роуз Полдарк) и отправил в Пензанс, в пансион благородных девиц мадам Блик. Сейчас он подумывал перевести ее в Эксетер или Лондон, где бы Урсулу научили тонкостям и манерам высшего света. Но пока не решил, куда именно ее отправить. По правде говоря, его немного озадачивало поведение дочери.

Неужели она не оправдает надежд? Наряды ее мало интересовали — Харриет сама давала указания портнихе, когда находила время. Не особо ее интересовали и молодые люди. Не особо волновали лошади, лисы и поездки за город. А вот металлы и шахты интересовали: дробление олова, переплавка меди, побочные продукты горнодобывающей промышленности Корнуолла: золото, серебро, цинк, железо, свинец. Порой Джордж винил себя, что купил ей тогда игрушечный макет корнуольской шахты, (созданный безработным шахтером-калекой), с которым она без конца играла в детстве. Да, это вполне уместное и приемлемое увлечение для человека, проживающего в центре горнодобывающего района Корнуолла, но не для женщины и юной леди.

— Кстати, — вспомнила Урсула вечером за ужином. — Эрика Рэшли знает Беллу Полдарк.

Как же тесен весь наш корнуольский мир, чуть не слетело у Джорджа с языка, самая настоящая большая деревня.

— Вот как, — протянул он.

— Я мало с ней знакома, — продолжила Урсула, — она училась в младших классах. Знаю, тебе не нравятся Полдарки, но она вроде приятная в общении. Слышала, она поет.

— Уолтер, принесите портвейн.

— Слушаюсь, сэр.

— Принесите 1787 года, — попросила Харриет. — Вчерашний оказался слишком скверным.

— Хорошо, миледи.

— А мне показался вполне приличным, — лаконично отозвался Джордж, когда дворецкий удалился.

— Угу, — промычала Харриет. — Урсула, у Рэшли тебе подавали портвейн?

— Нет, мама. Эрике только восемнадцать, с ней обращаются не как со взрослой.

— Что ж, попробуй этот. Вряд ли твой отец станет возражать.

— Белла Полдарк, — сообщила Урсула, — будет учиться в Лондоне.

Брови Харриет поползли вверх.

— Кто тебе сказал?

— Эрика.

— Где она будет учиться? — спросил Джордж минуту спустя.

— В специальной школе, где учат вокалу.

— Это обойдется им в немалую сумму. Ее отец сильно зависит от доходов своих шахт.

Джордж передернул плечами, словно сюртук вдруг стал жать.

— Вероятно, другие его мелкие инвестиции погасят расходы.

Росс посещал ювелира на Ривер-стрит, когда зазвенел звонок и вошел Валентин — пригнувшись, точно так же, как и Росс, чтобы не удариться о притолоку.

— О, кузен,— сказал Валентин, — какая приятная встреча. Что привело тебя сюда?

— Могу задать тот же вопрос. По нашей прежней договоренности, главное — кто задал вопрос первым.

— Несомненно, можешь задать этот вопрос. Добрый день, Пенарт. Я пришел за браслетом, чтобы порадовать тщеславную женщину. Вижу ты выбираешь колпачок для тушения свечей, Росс.

— Именно так. Эти новые колпачки не позволят воску капать на стол и накапливают его, чтобы позднее кинуть в огонь.

— Великолепная идея. Спасибо, Пенарт. Я осмотрюсь в твоей лавке.

— Конечно, сэр.

— Я возьму три вот этих, — указал Росс.

— Вот что меня озадачивает, — сказал Валентин. — Люди постоянно придумывают новые изобретения, чтобы облегчить себе жизнь. Но почему-то не могут ничего придумать для самоусовершенствования.

Росс взглянул на полного молодого продавца.

— Пенарт, как я полагаю, член методистской церкви. У него может быть другая точка зрения.

Пенарт неловко заулыбался.

— Разве ж я могу быть лучше аристократов, сэр, особенно если они мои покупатели. Думаю, мистер Уорлегган говорил о более приземленном.

— Тактичность, — сказал Валентин, — что у тебя есть, так это тактичность. Скажи, вот этот браслет из хорошего серебра?

— А как же, сэр. Проба рядом с застежкой.