Как будто кого-то интересовало его мнение!

Я порылась в карманах одеяла-плаща, едва отыскав их среди всего, что добросердечная Ив натянула на меня за ночь. Просторный клок чистой ткани оказался на месте, и я с облегчением вытерла мокрый нос. Медвежонок, корча страшные рожи, тоже водил по своему лицу кружевным платочком с какой-то вышивкой.

– Я всегда вовремя доставала еду и никогда не оставалась без крыши над головой, – было трудно одновременно говорить и дышать. – И я даже знаю, что такое простуда. Видела у других. Можешь ты сказать, где все, или мне еще раз чихнуть?

Артан молча протянул руку, чтобы отбросить полог. Я недоуменно выглянула наружу и опешила. Наша повозка остановилась в удачном месте – прямо напротив деревеньки из нескольких десятков домов, которая пусть и располагалась немного вдали, но, судя по веренице запрудившего ее транспорта, могла удовлетворить нужды усталых путников.

– А ты почему здесь? – Куда делись сестры, стало понятно без лишних слов. – Рожей не вышел, чтобы торговаться? Или манерами?

Родовитый зазнайка вспыхнул и в мгновение ока выпрыгнул на дорогу.

– Голытьба всегда останется голытьбой, – бросил сквозь зубы, возвратив полог на место.

– Клуша ты, Тая, – укорил меня демон. – Хлыщ не захотел бросать тебя, спящую и больную, в одиночестве, а ты… В следующий раз он дважды подумает, прежде чем замахнуться на доброе дело.

– Не мели ерунды, – скривила нос я. – Он лишь использовал меня как предлог, чтобы не слоняться по ветру.

– Возможно, – не стал перечить Ферн, – но ты не знаешь этого наверняка.

– Знаю.

Я высунула голову наружу, позволяя морозному воздуху пройтись по пылавшему горлу. Облегчения не чувствовалось – очевидно, в данном случае клин клином не вышибался.

– Куда собралась? – рыкнул демон. – Сядь!

Как будто он мог меня когда-нибудь остановить!

Нагретые покрывала и верхняя одежда всех мастей остались внутри, я же, поплотнее запахнув свой одеяльный плащ, неловко ударилась пятками о землю.

– Есть такая болезнь, когда мозги воспаляются, – проговорил в никуда сидевший на скамейке кучера Медвежонок. – Не волнуйся, тетка, тебе недолго осталось от нее страдать.

– Быстро лечится? – прохрипела я, не зная, как бы вернуться под защиту кожаного купола, сохранив достоинство. Стоило послушаться Ферна – мое тело вновь начала окутывать слабость под стать вчерашней.

– Нет, – отрезал Артан.

Некоторое время мы молча играли в гляделки.

– У тебя глаза слезятся. – Баронский сынок первым отвел взгляд, но попытался представить слабачкой меня. – Не стой на ветру.

– Так проводи меня туда, где тепло. К раскаленной печи, например, – слова слетели с губ раньше, чем я осознала их значение, однако было поздно поворачивать назад.

Я понятия не имела, что творилось в голове аристократишки, но он предложил мне руку и даже не поморщился, когда я повисла на ней, подражая Ив. Мы направились в сторону деревни, причем Артан терпеливо сносил каждое мое спотыкание и любезно помогал вернуть равновесие. Какую игру он начал? Было слишком плохо, чтобы воображать его скрытые мотивы. Хотелось думать, что люди не настолько корыстолюбивы, как я считала. Очень хотелось поверить хоть кому-то.

***

Смешливый толстяк Жалак, которому принадлежали двенадцать крытых повозок с товарами для тавеннского рынка, четверо запасных лошадей и десяток родственников-охранников, отрабатывавших какие-то долги, охотно согласился помочь нам с транспортом. Не за спасибо, конечно, – предполагалось, что в Тавенне баронская рухлядь станет рухлядью купеческой. Судя по тени улыбки, блуждавшей в уголках губ Медвежонка, он считал эту сделку крайне выгодной, торговец тоже удовлетворенно потирал руки.

Мы не выглядели подозрительно. Три женщины, из которых лишь одна способна твердо стоять на ногах, да хилая немочь мужского пола не могли представлять опасности по определению. Проклятье, а ведь изначально мы не собирались присоединяться к купцу!

– Коней в деревне нет. Караваном заправляет торговец, но он уперся, как осел, и отказывается продавать самую слабую клячу меньше чем за пять серебряных монет, – коротко сообщила Мела. – Говорит, только при такой цене он готов рискнуть остаться без запасной лошади. Сама понимаешь, Тая, это просто отговорка. Никто не даст пять серебрушек за прихрамывающую кобылу. Чем-то мы ему не понравились…

– Я говорила, что нужно заплакать! – обиженно надула губы Ив. – Никто меня не слушает, даже родная сестра.

– Ты же плакала, забыла? – осадила ее колдунья. – Причем по-настоящему. Помогло? Ладно, – примирительно продолжила она, поскольку у Ив задрожали веки в преддверии очередной порции слез, – подождем других попутчиков. День-два погоды не сделают.

– Скажи лучше, неделя-две, – фыркнула я. – Но ты права, лучше к торговцу не цепляться. О его двенадцати возах барахла и охране с кухонными ножами вместо мечей да самодельными арбалетами наверняка осведомлена каждая собака, поэтому грабить его будут обязательно. Оно нам надо?

Сестры слажено переглянулись и вместе выдохнули:

– Нет!

А возле постоялого двора, хозяину которого многословные объяснения Ив закрутили голову настолько, что он вроде как согласился сделать скидку ввиду нашей предполагаемой долгой задержки, объявился Медвежонок. Кичливо выпятив грудь, он поведал, что волноваться не о чем – с любезным дураком Жалаком договориться было проще простого. Купец, дескать, наотрез отказывался иметь дело с бабами, поскольку снисходить до их уровня ниже его достоинства, а вот мужчины сразу нашли общий язык.

– И отправляется он прямо сейчас? – спокойно спросила колдунья, словно ее это совершенно не задело. – Очень интересно.

– Что ты рассказал о нас, Ари? – тревожно подняла глаза Ив.

Я запоздало сообразила, что понятия не имею, как Мела объяснила сестре наше путешествие. Скрыла правду? Мне в это не верилось. Но насчет Ферна она ведь соврала… Правда, в случае демона причина была веская.

– Он назвался Артаном из Белок, который сопровождает свою захворавшую тетю и опекающих ее племянниц, – пока баронский сынок собирался с мыслями, мой невидимый друг прояснил ситуацию. – Мы направляемся в Тавенну к какому-то Ритику из Первоцветов, вроде как захваленному тамошнему травнику. С деньгами у нас туго, да еще и лошадь пала, а тете все хуже и хуже… Скупая мужская слеза окончательно растопила сплав из самодурства и алчности, называющийся сердцем торгаша, и он согласился помочь. Взамен на повозку, поскольку брать деньги с бедных и больных Создатель запрещает. Нет, это не я придумал – купец сам так сказал, спросите его баронскую светлость!

Наверное, наша компания выглядела донельзя забавно. Ее центром была высокая, в пушистой кроличьей шапке и толстой вязаной куртке колдунья, за одну руку которой цеплялась миниатюрная пухленькая Ив, по самый нос замотанная цветастым платком, а на другой висело объемное сгорбленное чучело в дырявом одеяле – собственно, я.

Пусть разницы в росте между мной и колдуньей при обычных обстоятельствах не существовало, сейчас я чувствовала себя недорослем – моя наклоненная макушка едва достигала ее плеча. И все мы смотрели мимо Медвежонка, чьи приталенное шерстяное пальто довольно сносного вида, потертые замшевые сапоги и кудлатая «мужицкая» шапка доказывали: для него действительно наступили не самые лучшие времена.

Небольшой диссонанс в образ приличного, но обедневшего господина вносили лишь четкие белые полукружья на пальцах, оставшиеся после продажи всех семейных драгоценностей «ради тетушки». Им полагалось бы хоть немного да потускнеть и не выглядеть как насмешка над бедностью.

– Насколько я понимаю, отвечать не нужно? – с ленцой переспросил аристократишка и, задрав подбородок, отвернулся. – Полезно иметь на побегушках демо… – он запнулся. – Демовенка. Милого маленького безобидного демовеночка, который и шпионить умеет, и кошмары насылать, и… Хм, на что он еще способен, тетка?

– Идем. – Колдунья проигнорировала выпад баронского сынка и, не особо церемонясь, потащила нас с Ив к повозке на тракт. – Предприимчивый купец уже и лошадей впряг, причем не поскупился на двоих. Я не верю, что его разжалобила история нашей семейки. – Она нахмурилась. – Он почему-то заспешил… Поздно отнекиваться, теперь он считает наш транспорт своим. Эй, Артан, поторопись! Еды мы с Ив купили, не волнуйся. – Мела поправила лямку свисавшей с ее плеча сумки. – И пока мы идем, я доходчиво объясню всем, почему нельзя даже во сне проговориться о монетах Таи и о том, что я делала в больнице.