– Все настолько плохо? – голос слушался лучше и лучше.

– Паршивее некуда, – признал невидимый собеседник, опознать которого я пока не сумела. – Дождь…

– И?

– И чтобы больше никаких заскоков, тетка! У меня повозка, а не лазарет! Из-за твоих выкрутасов я промок и охрип! Две серебрушки выбросил на ветер! Еще раз так сделаешь, и я тебя…

Наконец-то знакомые интонации! Я даже прослезилась, не стесняясь ни синих глаз-бусинок, ни возвратившегося серебристого пятна.

– Тая? – вопросительно произнесло последнее, нависнув надо мной. – Слышишь меня?

– Даже вижу, – скрипнув зубами, признала я. – Уйди, нечисть! Эй, Медвежонок, почему мне не шевельнуться?

– Сейчас скажу Меле, что твой бред возобновился, – без злости огрызнулся баронский сынок. – Пусть она разбирается, почему ты разговариваешь с совой.

Его неровные шаги гулко простучали по каменному полу. Наверняка каменному. Половицы ведь скрипели бы, разве нет? Я старалась занять мысли чем угодно, кроме происходившего в моей голове. Кто из нас сошел с ума? Может, это Артан тронулся, когда его бросили в застенок вместе со мной, и придумывает небылицы, отказываясь признать реальность?

Я снова попробовала подняться. Безуспешно, только очертания светлой кляксы стали четче.

– Лучше не вертись, бестолочь, – заботливо предупредила она. – У тебя половина костей раздроблена. Там какие-то заклинания были. На дверке кареты ищейки, если помнишь, о чем я.

– Ферн! – больше ничему не удивляясь, догадалась я. – Пушистый какой… Большой… Ах ты ж моя мелюзга, совсем взрослым стал… Сильным. Витаешь здесь как облачко…

Резко распахнулась дверь, ударилась в стену.

– Артан, убери клетку, – командным тоном распорядилась Мела. – Или просто накрой ее! Тая, сейчас ты сможешь двигаться, но постарайся этого не делать. Артан, придержишь ее, если что. Ив, за тобой ноги. Ну, начнем… Эй, целитель! – это адресовалось кому-то за дверью. – У нас оплачены еще два часа! Тащите своего больного в другое место. Что?! Мы совесть потеряли? Я же не говорю вам бросить его на улице, а только прошу запихнуть в соседнее помещение на каких-то полчаса. Да, всего полчаса! Нет, мы не потребуем обратно уплаченное! Спасибо за понимание, чтоб вас!

– Что происходит? – рискнула спросить я, поскольку понятия «исцеление за полчаса» и «взбешенная колдунья» слегка противоречили друг другу. Мела сама говорила: для магии эмоции недопустимы, а тогда она заговаривала всего лишь дом. Сейчас же речь шла, похоже, обо мне.

– Не шевелись! – в унисон гаркнули четыре голоса.

Я мысленно пожала плечами, недоумевая. Боли не было, так чего опасаться? Если мне предстояло вскоре покинуть нынешнее ложе на своих двоих, стоило начать разминаться прямо сейчас. Видала я вещи и похуже, чем несколько треснувших ребер!

– Тетка, ты безнадежна, – с наигранным восхищением выдохнул благородный участник нашего собрания и, обойдя Мелу, оказался в поле моего зрения. – Не вздумай дурить, – предупредил, кладя руки мне на плечи. – Ты и так уже стоишь как породистая лошадь. Столько денег угрохать на какую-то голытьбу! – странное дело, в его тоне не было сожаления.

Тонкие пальцы Ив впились мне в лодыжки. Клякса-Ферн убрался куда-то в сторону.

– Можешь не закрывать глаза, Тая, – произнесла колдунья, вытаскивая из широкого кармана нечто острое и покрытое темно-бурыми пятнами. – Здесь нет ничего страшного… К тому же на заклинание против боли я вбухала всю серебряную пыль, что у меня была.

«Так какого лешего ты собираешься делать, если магичить нечем?!» – открыла рот, чтобы возразить, я.

Но Мела нависла надо мной, подняв ту жуткую штуковину, и не оставалось ничего другого, кроме как позорно зажмуриться, предоставив лечению идти своим ходом.

Противный скрежещущий звук неприятно царапал слух, сопение баронского отпрыска у самого уха раздражало неимоверно, а успокаивающая тарабарщина Ив действовала на нервы хуже завываний котов по весне.

– Долго еще? – потребовала я ответа, не в силах ни терпеть это безобразие дальше, ни открыть глаза и посмотреть самой.

– Лежи смирно!

– Не дергайся, тетка!

– Не волнуйся, Тая!

– Замри, коза!

Знакомые голоса успокаивали. Было одновременно и страшно, и любопытно узнать, насколько плохи дела, раз одно лишь мое движение вызывает такой перепуг. Как на зло, взгляд сквозь приподнятые ресницы ситуацию не прояснил – комната не освещалась ничем, кроме сумерек за решетчатым окном, да и Мела повернулась ко мне спиной, не позволяя увидеть, чего она пилит.

– Еще чуть-чуть… Сейчас добежит… Потерпи, хорошо? – пробормотала колдунья и, прекратив скрежетать неизвестно чем, низко склонилась над столом (я надеялась, что это стол для операций, а не пыток). Ее нос почти уткнулся в доски, но она, поглощенная происходящим, этого не замечала. – Сейчас… Сейчас… О! Готово. – Мела резко выпрямилась. – Давай попробуем подняться, – в ее вроде бы обычном голосе слышалось сумасшедшее напряжение.

– Наконец-то. – Тонкие пальцы Артана разжались, он перекочевал к передней части стола и больше демонстративно, чем брезгливо, вытер ладони о потрепанный плащ.

Я хотела сказать, что в любом случае благодарна, и что не будь он таким напыщенным дуралеем, его вполне могли бы счесть привлекательным. Ростом баронского сынка Создатель не обделил, холеная мордашка с тонкими (под стать Ив, право слово) чертами выглядела прилично, желтые (ладно, признаю – золотистые) кудряшки, выбивавшиеся из-под поношенной меховой шапки, тоже причислялись девицами к достоинствам, ну а хилость среди благородных пороком не считалась. К счастью, здравый смысл, до сих пор оттесненный на задний план страхом за жизнь и облегчением от того, что все обошлось, вернулся ко мне прежде, чем я успела покрыть себя несмываемым позором.

Пренебрежительно отмахнуться от протянутой руки Мелы было легко, опереться же на локоть и принять некое подобие сидячего положения – невероятно трудно. Казалось, конечности плотно набиты ватой, которая пытается согнуться в самых неожиданных местах, кроме суставов. В горле першило, пальцы не чувствовали ничего, помимо гладкости стола, сердце медленно бухало в ушах, голова хотела взорваться, а желудок, похоже, превратился в живое существо и жевал меня изнутри.

Три пары глаз неотрывно следили за каждым моим движением, словно я была редкостной букашкой в стеклянной коробке. Клякса-демон испарился, если он вообще существовал, а не являлся плодом воображения.

– Что это? – Две нарисованные мелом кривые линии петляли вокруг стола, хаотично перекрещиваясь и расходясь. Часть из них отпечаталась на рукаве рубашки, когда я силилась подняться, часть «украшала» юбку. – Решили скоротать время за художествами? А руки дрожали из-за переживаний обо мне? – Я не узнавала себя, такую вечно осторожную и неконфликтную, но сдержать поток язвительности не получалось. – Что, цветных мелков не нашлось? Так угольком бы добавили узору разнообразия.

– Ой, Тая, ты даже не представляешь, как мы переживали, когда тебя сначала швырнуло вперед, потом отшвырнуло назад, затем зашвырнуло снова вперед, – взволнованный голосок Ив напомнил мне, где и с кем я нахожусь, хотя понять что-либо из ее быстрой речи было сложно. – Я тебе сразу же амулеты против кровотечения повесила, – она указала на мою шею, где среди дешевых оберегов (какая мещанка обойдется без подобной бесполезной мишуры?) проглядывали несколько толстых красных шнурков с деревянными бусинами. – Мела говорит, тебе ключицу раздробило, и руку в нескольких местах, и, вероятно, что-то внутри… Она всю нашу серебряную пыль потратила на быстрое заклинание против боли, – это звучало как обвинение, однако я сдержала рвавшиеся наружу резкие слова и, между прочим, правильно сделала, поскольку тирада на этом не закончилась. – Ты же понимаешь, да? Чем сложнее рисунок заклятия, тем меньше нужно магии, чтобы оно заработало, и наоборот. Тебе будет плоховато пару дней, но мы так испугались! Ну нельзя было иначе, пойми! – Ив почти умоляла.