С глаз будто спала пелена. Наедине с собой не нужно было притворяться, юлить, изображать невесть что перед другими… Мои желания не имели значения, слова утратили вес, капризы не слышал никто, кроме старухи, приносившей поесть и убиравшей ночной горшок, но ее глухота оказалась непреодолимым препятствием на пути к взаимопониманию. Я словно не существовала вообще.

Из окна темницы был виден весь двор и небольшая часть сада, поэтому я часто наблюдала за Атайей Тавеннской.

Эта изящная, тихая, неброско одетая девушка прохаживалась в компании моих бывших подруг и ухажеров, раздаривая направо и налево вежливые улыбки хорошо воспитанной благородной дамы. Порой она поднимала глаза и смотрела на окно, за которым маячила больше не нужная фигура временной замены. В ее взгляде читалось неприкрытое сожаление. Нет, не о моей незавидной участи – княжне мешало само существование неудобства вроде меня, оккупировавшего лучшую комнату на втором этаже. И однажды я сообразила: долго так продолжаться не может.

Первые вести насчет перемен принесла старуха, начавшая обзывать меня подменышем и подкидышем с настораживающей частотой. Оправдываться не имело смысла – она не слышала ни слова. Зато к тому времени я открыла в себе бесполезную в моей прежней жизни способность думать и кое-как сумела спровоцировать ее на откровенность.

Там, за удерживавшими меня стенами, вовсю бушевали сплетни. Разумеется, их главная героиня была очевидна, а источник неизвестен.

Топая ногами от бессилия, я снова и снова прокручивала в голове услышанное. И с каждым разом то, что казалось немыслимым, становилось все реальнее. Я и сама умела искажать факты ради своих интересов, так что мне не составило труда поверить в происходящее на улицах Тавенны.

Меня объявили подкидышем. Если верить слухам, некие злодеи выкрали из колыбели новорожденную тавеннскую княжну и положили на ее место безродное отродье, только и умевшее, что жрать да орать. Зачем, спрашивается? Тут уж мнение народа расходилось. Старуха, к примеру, считала, будто меня подбросили противники младшего брата нынешнего короля – якобы чтобы дождаться, пока князь породнится с королевской семейкой, и рассказать правду о венценосной невестке, дискредитируя весь род Его Высочества.

Абсурдно? Глупо? Смешно? Я колотила кулаками в стену, попеременно то рыдая, то захлебываясь от смеха. Скольких благородных невест мне удалось искупать в грязи, шепнув кому надо щедро сдобренную фантазией полуправду? Возможно, судьба попросту напоминала о моей же прогнившей сущности.

Конечно, о том, что произошла ошибка и все вернется на круги своя, речи не шло. Почему-то я сразу поверила: из нас двоих настоящая княжеская дочь – не я. Ни одни родители не поступят со своим дитям так, как поступили со мной. А старуха продолжала обвинять меня во всех грехах…

В высших кругах считалось хорошим тоном хвалить мудрость князя Тавеннского, прознавшего о подмене и воспользовавшегося ею ради безоблачного будущего родной дочери, хотя я не сомневалась – он самолично организовал фальсификацию. Высокородные господа, не так давно почитавшие за честь кружить меня в танце, восхищались смирением княжны, проведшей вдали от дома лучшие годы своей жизни. И никому не было дела до проклятого подменыша! Даже нянька, вырастившая меня, теперь заискивала перед Атайей, поднося ей то шаль, то веер, то какую-нибудь книгу.

Весть о том, что развязка близко, принес устроенный князем банкет в честь помолвки его кровинушки и некоего столичного графа с внушительной родословной, но пустым кошельком. С высоты второго этажа широкая лысина, морщинистые щеки и бочкообразное брюхо именитого жениха выглядели особенно омерзительными. Тогда я впервые почувствовала что-то вроде жалости по отношению к княжне и громко отпраздновала тот факт, что я – не она.

Стражники, прибежавшие, чтобы меня утихомирить, были на удивление вежливы. Один из них, уходя, споткнулся о ножку кровати и неуклюже схватился за покрывало, стремясь удержаться на ногах. Его товарищ, посмеиваясь, помог ему выпрямиться. Когда дверь за ними захлопнулась, а в замочной скважине скрежетнуло, я обнаружила в складках покрывала ключ.

Что это означало, догадаться было нетрудно. Злодеям предначертано недолго топтать землю. Увы, в Тавенне злодейкой считалась я.

***

– Тая! Смотри! – шепот Ферна заставил меня насторожиться и прервать рассказ.

– Что случилось?

Он указал на притулившуюся в уголке кровати Мелу. Она сидела, уперев локти в колени и опустив голову на раскрытые ладони. Ее глаза были закрыты, пряди волос цвета лесного ореха, выбившиеся из небрежного пучка на затылке, бросали длинные тени на лицо, веки подрагивали. В тусклом свете лампы я не могла точно сказать, спит наша колдунья или просто уморилась за долгий день, но если уж демон изволил понизить голос…

Словно в ответ на мои мысли ее губы шевельнулись:

– Я… е… ю…

– Э? – переспросила я, не до конца разобравшись в ситуации.

– Говорит, что не спит, – прошипел Ферн. – Шевелись! И тише, балда…

– Куда? – мне пока не удавалось поймать ход его размышлений.

– Спать, куда же еще? – раздраженно бросил он. – Завтра начнется на рассвете, не забывай.

– Но куда? – повторила я, обводя взглядом крошечную каморку, в представлении хозяина постоялого двора служившую лучшей горницей.

Неясные блики света хоть и слегка маскировали царившую здесь разруху, но вполне ясно высвечивали предметы интерьера, представленные низкой кроватью и деревянной лавкой без спинки. Учитывая то, что на кровати сидела Мела (и, видимо, вставать не собиралась), выбор у меня был невелик.

– На пол ее спихнуть?

– Уже ухожу, – более членораздельно произнесла колдунья и, заметно пошатываясь, поковыляла к двери. – Ферн, не забудь поговорить с тем демоном. Тая, играй, во что хочешь, но не позволь Медвежонку ничего заподозрить насчет тебя.

– Да плевать, – безразлично отмахнулась я. – Мы в одной лодке. Команда, или ты уже забыла? И вообще, тебе ведь ничего не грозит. Ну, кроме потери денег и времени…

Мела остановилась у порога и резко обернулась. На ее лице не было и тени сна.

– Считаешь, кто-нибудь поверит, будто мы два года жили рядом, но я не заметила беспризорного демона? – она говорила резко и отрывисто, словно сдерживая злость. – Даже Ив не избежит суда, если Артан получит доказательства чего-то, с чем можно выступить перед королем.

– А, брось. – Ее настрой мне совсем не нравился. – Насчет короля ты, конечно, загнула – не такие мы важные персоны, чтобы он зашевелил своей венценосной задницей.

– Умолкни, сорока, – с непонятной усталостью вмешался Ферн. – Мне казалось, ты знаешь больше, чем говоришь, но, вижу, тебе нужно все разжевывать. Тавенна, Черный Дракон, демон и магия – понимаешь, о чем я?

Вряд ли щурившаяся в полутьме Мела могла рассмотреть искреннее недоумение, отразившееся на моем лице, однако она потерла ладонью глаза, скорчила задумчивую мину и сделала несколько шагов к кровати. Я сглотнула. Накрытый поднос все еще был нетронут, а есть хотелось порядочно.

Будто прочитав мои мысли, колдунья изменила маршрут и остановилась возле лавки.

– «Черный переворот», – произнесла ровно. – Все в курсе, почему тридцать лет назад была разрушена Лива, а столицу перенесли в Рен.

– Потому что безмозглому королю пришлась по душе идея сделать столицей город с «мужским» названием, – отрезала я. – И не важно, что располагается он в Суши, где даже деревья ленятся расти. А Ливу приказали покинуть, чтоб неповадно было сомневаться в решениях правителя, – я повторяла чужие слова и сама понимала их глупость. – Так считают в Тавенне, но там и меня называют злом похлеще Черного Дракона. А на самом деле?

Мела одернула длинную вязаную рубашку и уселась на лавку. Колдунья выглядела донельзя уставшей, однако ее упрямо сжатые губы подсказали: на поблажки лучше не рассчитывать.

– Разве тебя не обучали хоть чему-нибудь, Тая? Ради достоверности?

Я плюхнулась на кровать, от негодования позабыв о том, что на ней нет ни пуховой перины, ни кучи одеял. Разумеется, у меня были учителя всех мастей! Я отлично танцевала, могла спеть несложную песенку, имела общее представление о подобающих княжне музыкальных инструментах, знала кое-что о стихосложении, довольно прилично рисовала. Ага, еще мне постоянно вдалбливали правила этикета. Для девицы на выданье этого хватало.