Искать, изучать и читать статьи, кто живёт в Аргентине и куда исчезли миллионы латиноамериканцев, не имело смысла. Информация о них просто отсутствовала – может быть, они улетели на Луну, может быть, заблудились в Патагонии; а, возможно, и испарились, словно нежная роса; кто знает…

Но куда исчезли миллиарды азиатов? Неужели концлагеря с печами превратили их в прах? Гебсеть снова молчала. Не было даже упоминания о народе с прищуром и жёлтой кожей. Зато в европеоидные глаза неистово бросалась реклама, которая приглашала посетить речные круизы по реке Амур и прогуляться по Великой Германской стене, отстроенной древними арийцами тысячи и тысячи лет назад.

Благородного вида стена, чистая и только что убранная шампунем, с башенками в готическом стиле, протянулась на сотню километров, завлекая к себе туристов со всей неметчины. Небывалое открытие – немецкая стена вдоль горной цепи Иньшань.

Параллельный мир поражал, удивлял и если не выключить лист, то будет удивлять ещё долго, пока человек не поверит в новую историю. Секретов накопилось не счесть. Ответы рубили надвое мозг, разрушая привычные стереотипы.

***

Элизабет проснулась далеко за полночь, встала, налила стакан молока, с болью посмотрела на Ваню и снова легла. Эльза настолько расстроилась, что не осталось сил на споры. Она укуталась мягким одеялом и закрыла глаза.

– Где у нас книги спрятаны? – выключая лист и прощаясь гебсетью, спросил Иван. – Посмотреть бы хоть одним глазком, отчего такие страдания.

– В обувной коробке, – зевнула Эльза и безразлично указала на шкаф-купе.

Ваня откатил зеркальную дверь. Нашёл нишу, заставленную туфельками, сапожками и прочей женской обувью. В самом углу обнаружил хорошо припрятанную коробку. Вытащив, он открыл её.

Столько шума и переживаний всего из-за двух тоненьких книжек? В коробке хранились потёртые издания: трагедии Уильяма Шекспира и совсем худенькая брошюрка со стихами Бертольда Брехта.

Английский поэт и немецкий драматург, взявшись за руки через века, прятались среди сандаликов и форменных башмаков Эльзы Мартенс, скрывая свои таланты в картонной коробке. В просвещённой Германии, покорившей Марс, не было места классикам мировой литературы – оттого что голос из прошлого не вписывался в новую реальность.

– Ложись спать, Иоганн, – грустно улыбнулась Элизабет, видя, как удивлённо разглядывает книжки её новый друг. – Завтра суббота, день памяти павших. Пойдём на праздник. Познакомлю с традициями моей страны. Они разочаруют тебя, но не забудутся никогда. Я обещаю.

Война заканчивалась. Трагедию победы осознавали не многие, с кем приходилось работать Алексу. Коллеги по проекту, так или иначе, приветствовали фееричный триумф Германии и, конечно, гордились совместными успехами команды эзотериков. Но в Альпийских горах у Фогеля всё-таки нашёлся единомышленник – его имя, Карл Ланге. Они даже были чем-то похожи. Оба одного роста, светловолосые, стройные, с одинаковым цветом глаз. В пятнадцать лет на лице Карла высыпали юношеские прыщи и навсегда оставили свой отпечаток в виде рытвинок на скулах и щеках. А его подбородок более крупный и волевой, чем у Фогеля, сообщал, что у парня сложный характер.

Двадцатишестилетний Карл откровенно делился сомнениями, предлагая полноценную поддержку и помощь. Единственный друг и союзник Алекса пропускал через сердце боль последней войны и видел, к каким ужасающим результатам привели опыты мистической команды. Но без участия Карла Ланге сегодняшний успех германского оружия попросту невозможен. Он справедливо считал себя главным виновником эксперимента и первым озвучил то, что мучило Алекса, предложив вторичное изменение хода истории, чтобы исправить ошибку в прошлом. Ланге допустил возможность создания временно́й петли. Карл настаивал, что объединив усилия, он и Алекс всё-таки смогут создать поток энергии и перенести сознание на два года назад.

А почему бы и нет… Когда-то рождение туннелей казалось делом волшебным, и сама идея телепортации лишь веселила молодых парней. Сегодня строительство перехода пусть и отнимает громадное количество энергии, которую получить совсем непросто, но всё-таки реально, как неизбежна смена времён года, как жизнь и смерть детей планеты Земля.

Карл предлагал отправиться в прошлое, но никто и никогда не делал подобного прыжка в неизвестность – так возможно ли реализовать фантастическую идею? Если да, то осуществить переход одному даже такому сильному экстрасенсу, как Алекс Фогель, не удастся; а вот в связке с Ланге и его последним изобретением, так называемыми «звёздными часами», вполне можно рассчитывать на успех. Карл убедил Алекса, что скоро завершит труд над магическими часами и тогда… И тогда они всё исправят.

Как работает механизм, и какие материалы использовались для создания волшебного прибора, знал только хозяин часов. Алекс не вмешивался в работу, потому что доверял другу порой больше чем самому себе. Карл всегда был собран, настроен на успех и уверен в результате. А Фогель, как и все талантливые «вундеркинды» имел склонность к внезапно возникшей лени, вследствие хмельного недосыпа или плохого настроения из-за невкусного завтрака. Он мог запросто уйти в распутный загул с приглянувшейся фрау, и его приходилось искать, спасть и выхаживать после ночного тура по злачным местам. Но если Карл не спал по ночам, это значило только одно: он трудится над своим детищем. Молодой Ланге ничего не просил взамен за преданность делу: ни благ, ни признания товарищей; он молниеносно соображал и тут же реализовывал идею в работе. Без такого практичного человека, как Карл сложно добиться положительного результата даже невероятно одарённому Фогелю. Ланге, отдаваясь проекту целиком, компенсировал отсутствие особенного таланта нечеловеческой интуицией. К тому же он обладал незаурядной памятью и феноменальным аналитическим умом.

Алекс, в отличие от своего друга, не обдумывал каждый шаг, словно тот может оказаться последним – он просто умел видеть «завтра». Из всей пятёрки участников программы «пророк», только Фогель мог распознать фантомы будущего – на час вперёд или даже гораздо глубже.

Этот дар явился с рождения и с каждым месяцем жизни только укреплялся. Но ценность видения, не всегда была ясна юному феномену. Как разобрать, зачем так явственно видны штрихи призрачного фантома? Как осознать, для чего приходит информация и к чему ведёт, если нет шпаргалки – нет настольной книги-учебника? Нет учителя, который даст домашнее задание, вызовет к доске и, пожурив, объяснит и поставит оценку. Во всём Фогелю приходилось разбираться самому; а лучший подсказчик и учитель – его собственный опыт.

Ещё в детстве маленький Алекс знал и боязливо ощущал неведомым для людей чувством – когда придёт домой мама и где прячутся любимые игрушки. В школьные годы он мог заглянуть в будущее куда дальше, чем на несколько минут. Мальчишка порой относился к видению, как к чему-то обыденному, словно это не исключительный дар, а проверка на прочность или даже жестокое наказание… Состязаться в предвиденье было не с кем, а доказывать самому себе, на что способен, пробуя ради забавы, заглянуть вглубь времени, мешала боль в области затылка. После фантомной картины всегда раскалывалась голова, и тошнило, будто Алекс здорово отравился.

Иногда боль длилась минуты, а порой и целыми сутками напролёт. Проведя в муках с десяток бессонных ночей, Алекс сделал вывод: узнав будущее, оно неминуемо меняется, но изменяясь, не всегда улучшаешь, – и за досадные промахи и ошибки, он подвергается мистической порке. Его боль, это кара за знания – за дар видеть недоступное людям.

После выстраданного открытия Алекс не пользовался талантом по пустякам, заглядывая в школьное завтра, чтобы узнать оценку по арифметике или чем будут дома кормить на обед. Он отгонял прочь надоедливые видения, не желая знать, что случиться с ним через миг. Мальчик понял, что нужна мера – взвешенный рационализм и желательно свести к минимуму личную выгоду при контакте с фантомом. Лишь иногда Фогель использовал дар не по назначению, потому что живущий в нём мальчишка – озорной, непоседливый, привыкающий терпеть боль и совсем нетрусливый – побеждал прагматика немецкой крови. Оттого разок другой, можно и подурачиться! Что такого?