Прошло еще долгих пять лет. Екатерина расцвела, превратившись в очаровательную и восхитительную шестнадцатилетнюю девушку. Воспитанная на унижениях и постоянной борьбе, она сделалась твердой, наглой, бесстрашной и беспощадной.

В ее память навсегда «врезался» случай с ужасающим кочегаром, а главное – то, как повела себя руководитель их заведения, оставив насильника безнаказанным. Она всей душой возненавидела Злыдневу и нисколько не скрывала этого страшного чувства.

– Придет время, и Вы за это ответите, – сказала она ей однажды.

– Поживем увидим, – только и был ответ Маргариты Петровны.

С тех пор она всячески притесняла воспитанницу, не упуская ни одного удобного случая, чтобы если и не ударить, то обязательно унизить и оскорбить, как она утверждала, избалованную нахалку. Однако такие методы воспитания только укрепляли характер девушки и воспитывали ее несгибаемую волю, одновременно делая еще более злой и жестокой. При всем при этом она научилась умело скрывать свои чувства и душившие изнутри эмоции, делая лицо абсолютно непроницаемым и никогда не давая понять, что же именно происходит у нее на душе. Катя могла, даже испытывая невероятную душевную боль, мило притом улыбаться и продолжать спокойно говорить – как будто ни в чем не бывало.

Мухротов же, наблюдая за Ветровой из окна своей мрачной, загаженной кочегарки, когда та изредка играла с друзьями неподалеку, не оставлял мысли довершить начатое им в лесу и ставшее смыслом его жизни жуткое и беспощадное «дело». Его терзали мучительные развратные грезы, и он вынашивал идею, как сможет, наконец, осуществить свой ужасный замысел.

Повзрослев, Екатерина была уже почти самая старшая среди девочек. У нее появились совершенно другие интересы: она стала уверенно заглядываться на парней, делая это уже совсем не ради лишь простой, исключительной дружбы. У нее появились свои секреты и тайны, которыми нужно было с кем-то делится. Поэтому она и сдружилась с двумя сверстницами, достигшими пятнадцати и шестнадцати лет.

Первая – та, что помладше – выделялась довольно пышными формами, была развита не по годам, но являлась не очень красивой: ее рыжие густые волосы отбросили свою «тень» и на личико, усыпав его многочисленными веснушками; круглое лицо никак не гармонировало с невероятно большим заостренным носиком; зеленые глазки при этом «светились» озорством и лукавством. Единственное, что в ней было особенно привлекательно, так это невероятно красивые ноги. К одежде она относилась неразборчиво и так же, как и Ветрова, одеваясь во что только придется. Однако, если Катю с ее превосходными внешними данными это нисколько не портило – ее подруга выглядела нелепо, словно разряженная капуста. От рождения ей даровано было имя Дарья.

Вторая была полной противоположностью первой. Она была несколько худее общепринятых норм и довольно невысокого роста. Вместе с тем лицо ее было настолько красиво, что наводило на мысль, что перед тобой находится либо фея, либо же нимфа, а возможно даже и коварно-настроенная сирена. Последнее подтверждалось еще и тем, что она имела такой милый, почти ангельский, голос, что невольно хотелось ни на что не отвлекаясь, единственное, только слушать его мелодичные тембры. Когда же она начинала петь, то помимо воли приходило на ум, что когда-нибудь она станет большой знаменитостью: такой, едва ли с чем не сравнимый, имела она Божественный голосок. На ее кругленьком личике, кроме всего перечисленного, присутствовал бесподобный маленький аккуратненький носик; большие голубые глазки во время моргания скрывались за необыкновенно длинными пышными, а главное, естественными ресницами. Само собой разумеется, она была, конечно, блондинкой. К своей одежде девушка относилась с очень большой скрупулезностью, выбирая себе только лучшие вещи, с чем – принимая во внимание наличие у ее подруг непредвзятого отношения к своей внешности – особых затруднений она, в сущности, не испытывала. Анастасия – именно так звали эту невероятно красивую и милую девушку.

В самой Екатерине настолько все было к этому возрасту совершенно, что трудно было бы найти хоть какой-нибудь малейший изъян. На ее овальном лице выделялись большие, внешне невинные, темно-голубые с зеленоватым отливом глазки; в сочетании с этим, подвижный коралловый ротик и густые, элегантно захваченные сзади «хвостом» каштановые волосы настолько подчеркивали ее природную миловидность, что казалось – перед тобой находится Ангел, такой поразительной юной невинности, что нетрудно было предположить – вот существо воистину неземное; она была невысока ростом, имея стройную, отлично сложенную фигуру; ее не по-детски развитые «формы» придавали ей еще большей волшебности и невероятной загадочности; красотка была чуть смугла, но когда начинало вовсю светить солнце, то у ее кожи появлялся чудесный, золотистый оттенок; маленькие восхитительные ножки были словно выточены из мрамора умелым и несомненно прославленным скульптором.

Так вот, эти три девушки-озорницы умудрились подделать ключи от ворот и, сделав каждой по одному экземпляру, тайком, исключительно по ночам, стали покидать расположение детского дома и бегать в поселковый клуб на проводимую в нем молодежную дискотеку. В один из таких побегов они, возвращаясь, внезапно столкнулись с тем самым, ужасающим, кочегаром. Ветрова сразу же вспомнила все пережитое ранее, но быстро «взяла себя в руки» и гордо посмотрела на этого, давно ею проклятого, врага. Тот сделал вид, что не узнал их и спокойно проследовал мимо. Мысленно же заулыбался, так как теперь он точно знал, что ему следует дальше делать.

По прошествии двух недель после того, незапоминающемся чем-то особенным, случая подруги снова засобирались на танцы.

– Кто желает сегодня пойти потусить? – спросила Екатерина в субботний вечер у двух других девушек.

– Естественно, я, – ответила Настя.

– И, конечно же, я, – поддержала подруг Даша.

– Тогда, как только стемнеет, по-тихому собираемся и выходим, как и обычно вылезая через окошко, расположенное в мальчишечьем туалете, – наставительно промолвила Катя, – да и… смотрите: не перебудите, как это сделали в прошлый раз, младших, а то, ишь, они тогда «раскудахтались».

Нетрудно догадаться, что в этой троице главной была именно Ветрова, и пользовалась она непререкаемым авторитетом, как впрочем и у остальной половины девичьего населения детского дома, разумеется, относящихся только к разряду воспитанниц.

– Ты что собираешься сегодня надеть? – поинтересовалась Анастасия, после того как подруга закончила раздавать инструкции.

– Да, как и всегда: синие джинсы и свою серую куртку, – небрежно произнесла моложавая «атаманша», сделав ударение на слове «свою».

Следует понимать, что, имея такие красивые лицо и тело, любая одежда к ней подходила безукоризненно, и даже если бы Екатерина оделась какой-нибудь замарашкой, то все равно выглядела бы достаточно привлекательно, приятно и притягательно.

– Ну, а ты? – обратилась блондинка ко второй менее красивой подруге.

– Я? – переспросила Дарья, – наверное, короткую черную юбку и красную куртку.

– Хорошо, тогда я надену короткое синее платье, а поверх нашу общую кожанку. Никто с этим не возражает?

– Нет, – хором ответили ее подруги и весело засмеялись.

– Тогда все, с одеждой вроде решили, – сделала Ветрова свое заключение, как только смогла закончить предаваться беспричинно постигшему всех веселью, – теперь дожидаемся вечера, и главное – никому не говорите ни слова.

После этих слов девушки отправились ужинать, так как подошло самое время.

На дворе был уже поздний октябрь, и темнело довольно рано, поэтому эту часть договора выполнить особого труда не составило: в десять часов вечера, когда внутри детского дома принято было спать, на улице было уже ничего не видно. Подождав еще около часа, пока заснут другие воспитанницы и дежуривший воспитатель, трое «заговорщиц» стали не торопясь собираться, стараясь делать это бесшумно. Потихоньку одевшись, они друг за другом вышли из комнаты и на цыпочках, держа обувь в руках, направились к туалету, расположенному на первом этаже этого двухэтажного здания.