Не спать было страшно. Спать еще страшнее.

В коротких снах ей снова виделся ребенок, лежащий на серой подъездной лестнице, и какая-то голая бабища с жирными целлюлитными ногами, которая мыла пол грязной тряпкой в опасной близости от тельца младенца. Ребенок, страшный, синий, тянул кверху ручонки и вроде бы плакал, открывая беззубый рот в полной тишине. Наташа просыпалась в холодном поту, задыхаясь от недостатка воздуха. Забитый кровью нос не давал нормально дышать. Откатившись к стене, Наташа все ждала: вот сейчас кто-нибудь проснется и нападет на нее, просто так, без повода, чтобы добить.

Ночью никто так и не напал. А на следующий день разразилась катастрофа.

Прибывший адвокат был опечален настолько, что даже его холеное лицо сползло вниз. Увидев это, Наташа почуяла недоброе.

— Беда у нас, Наташенька, — скорбно сказал Виталий Андреевич. — Даже не знаю, что делать. Вы курите, курите, тут, знаете ли, без этого никак. Я тоже закурю, если позволите…

— Что случилось? — немеющими от ужаса губами спросила она. Виталий Андреевич с треском разодрал слюдяную упаковку, вытащил из пачки две сигаретки, одну протянул ей, а вторую прикурил сам. С дамской сигаретой в зубах он выглядел нелепо, но от волнения явно не обращал на это внимание.

— Я думал, что у следствия доказательств нет. Ведь повелся, как дурак, на ту версию ваших приключений, что была выложена в сети. А оказалось, что за вашими выступлениями следили давно и тщательно. Вот, полюбуйтесь…

Он вытащил из портфеля планшетный компьютер и, дождавшись, когда тот загрузится, подвинул Наташе.

— Смотрите…

Наташа смотрела, чувствуя, как холодеют ее пальцы.

Первой на мониторе пошла запись ее выходки у розового дома, где она, в маске из колготок, оголила грудь. Видимо тот пакостный оператор с телевидения успел поймать момент, когда колготки еще не закрывали лица. Лицо промелькнуло крупным планом, а следом, на общем, можно было разглядеть, как она натягивает капрон на лицо.

— А потом вот это, — горестно сказал Виталий Андреевич.

Сцена. Манежная площадь. Наташа стоит у ступенек и нервно озирается по сторонам. Изображение скверное, скачет, словно камера оказалась в руках у алкоголика, но лицо видно отчетливо. Вот к Наташе подходит Миша, хотя лица не видно и его можно узнать лишь по волосам, отдает гитару, протягивает яркий ком детских колготок. Наташа натягивает их на лицо и взбирается на сцену. Следующий ракурс: под ее пение в полицейских летят бутылки с горючей смесью.

— И песня-то знаменитая. Вы с ней так ярко выступили на конкурсе, что устроители до сих пор в шоке, — заметил Виталий Андреевич.

Видео с шоу «Народный герой» продемонстрировало, как Наташа, исполнив ту же песню, ругается с членами жюри, а потом дерется с охраной. Мелькнуло ошеломленное лицо Черского, перепуганные глазищи Алмазова.

— И теперь вот это, последнее, из Дома малютки… Видимо, произошла утечка, иначе я не могу это объяснить, но рабочие кадры тоже попали в сеть…

Смотреть на это Наташа уже не хотела. Опустив голову на сложенные руки, она разрыдалась, а из компьютера доносились веселые голоса, распевающие ее песню.

— Наташа, посмотрите на меня, — попросил Виталий Андреевич.

Она подняла голову и уставилась на него взглядом побитой собаки.

— Что же теперь со мной будет? — прошептала она.

— Я не волшебник, Наташа, — устало сказал адвокат. — И отрицать очевидные факты глупо. Мы запутаемся во вранье, а обвинение легко опровергнет каждое наше слово. Ваши… кхм… пятнадцать минут славы обойдутся очень дорого, если мы не придумаем линию защиты.

Она ничего не поняла про пятнадцать минут славы. В голове, словно набитой ватой, долбилось только одно: что будет дальше? Внезапно яркая мысль, словно молнией прорезала ее сознание.

— Я ведь беременна, — призналась она. — Неужели они посадят беременную?

— Ваше положение — отличный козырь, и мы, несомненно, это используем. Но это нас не спасет.

— А что спасет?

— Только чистосердечное признание, — твердо сказал Виталий Андреевич. — Мы раскаемся, утопим суд в правде, но в правде нашей, несколько скорректированной. Допустить, чтобы нас обвинили в преступлении, совершенного группой лиц, нельзя ни в коем случае. Это отягчающие обстоятельства. Поэтому ваше близкое знакомство с Лобовым, активистом неонацистов Ширшовым и тем более лидером «Королевских тарантулов» надо скрыть. Именно эти детали следствие попытается вытащить наружу, если мы позволим. Потому все ваши действия надо объяснить случайностью. Представим вас Золушкой, приехавшей покорять столицу и просто оказавшейся в ненужном месте в ненужное время. Вы меня понимаете?

Наташа обреченно кивнула.

— Итак, начнем. Случай с конкурсом вообще можно опустить. Он никакого отношения к делу не имеет. Подумаешь, подрались с охраной. Но рулить надо именно оттуда, потому что эта дорожка связывает вас с Лобовым и Ширшовым. Скажем так: денег на ночлег у вас не осталось, потому вы, случайно узнав о расселяемом аварийном доме, остались там. И, естественно, примкнули к акции протеста, когда узнали об его сносе. Это логично, понятно и никак не связывает вас ни с какой организацией. Теперь митинг на Манежной. С этим сложнее. Но здесь мы будем играть на ваших политических взглядах. Вам не нравится наше правительство, вы — активный человек с твердыми убеждениями. Случайно оказавшись на митинге, вы прониклись уважением к выступающим там людям, подошли к сцене и попросили спеть.

— А если спросят у кого? — осторожно спросила Наташа. Виталий Андреевич улыбнулся.

— Молодец, вы отлично соображаете. Ответите так: стоял какой-то мужчина со списками. Опознать его не сможете, суматоха, волнение, то да сё. Выступить вам дали, а вот почему в полицию полетели бутылки, вас не касается. Никакого отношения к их убеждениям вы не имеете. Понимаете линию поведения?

Наташа закивала. Ей действительно все было понятно. Из складных речей адвоката получалось, что она действительно ни в чем не виновата.

— Ну, и теперь самое сложное: наше дело, Дом малютки. Объяснить это случайностью не получится. Будем давить на шалость, которая плохо закончилась. В конце концов, вы ведь действительно не виноваты в смерти ребенка. Кто же знал, что он умрет? Вы знаете, как зовут девушек, которые пели вместе с вами?

— Галка и Танька, — мрачно произнесла Наташа. — Фамилий не знаю, да и телефонов их у меня нет. Их парни привели. А что?

— Дело в том, что девушкам удалось скрыться, — с сожалением признался Виталий Борисович. — Они не были так… засвечены, как вы. Где их искать — неизвестно. Но нам это даже на руку. Будем все валить на них. После выступления на Манежной к вам подошли Галина и Татьяна, которым невероятно понравилась ваша песня. Вы же звездой хотели стать, верно? Они предложили вам стать лидером их группы, пригласили на съемку клипа. Все выглядело достоверно: камеры, свет. Вы и понятия не имели, что это не декорация, пока вам в руки не сунули ребенка. А потом… после произошедшего, вы испугались и бросились прочь из Москвы, доехали до Ашукино, нашли пустовавший дом и решили затаиться в нем…

— Как меня нашли? — спросила Наташа. — Откуда узнали про Мишину дачу? Это он сообщил?

Виталий Андреевич помолчал, а потом со вздохом придвинул к себе компьютер и стал водить по монитору пальцем.

— В полицию анонимно позвонила девушка и сообщила, что вы там скрываетесь. Думаю, это кто-то из ваших бэк-вокалисток.

— Нет, — покачала головой Наташа. — Они не знали. Но, кажется, я догадываюсь, кто мог это сделать. Это точно была девушка?

— Точно, — кивнул адвокат. — На этом мы, пожалуй, закончим. Я предложил вам хороший вариант, Наталья. При самом неудачном стечении обстоятельств это будут обещанные мной ранее два года условно. А учитывая вашу беременность, допускаю, что вас выпустят под подписку о невыезде уже завтра. Но надо писать чистосердечное.

— Иначе никак? — с горечью спросила Наташа.

— Никак.