На перроне они стояли не дольше пары минут, обтекаемые уходящими пассажирами. Первой не выдержала Карина.

— Ну, пока, — сдержанно попрощалась она. — Удачи вам… и все такое.

— Тебя же вроде встречать должны, — удивилась Наташа.

— Меня и встречают, — ответила Карина и мотнула подбородком в сторону женщины, торопливо шагающей по перрону. — В общем, желаю поступить, куда хотели и вообще, хорошо устроиться на новом месте.

Она кивнула и двинулась прочь. Наташа проводила ее завистливым взглядом.

— Покатила, королевишна, — хмыкнула она. — Перкина, вот скажи мне, почему кому-то все, а кому-то ничего?

— Не знаю, — апатично ответила Олеся. — Судьба видать такая.

— Во-во, судьба, — согласилась Наташа. — Ей судьба по приезду сразу жить в тепле и уюте, а мы с тобой будем еще хрен знает сколько мыкаться.

Она сплюнула на землю и схватила сумку за ручки.

— Ну, что, пошли что ли? Куда нам?

— Мне, — Олеся выделила это слово, — в училище. Узнать насчет экзаменов, общаги и прочего. А тебе — не знаю.

Она сама не поняла, почему одним махом разрубила школьную дружбу, но сейчас, на грязном перроне ей меньше всего хотелось, чтобы Наташка оказалась рядом в ее новой жизни. Не будучи злой, Олеся даже удивилась этой перемене, а потом чуть заметно улыбнулась с долей горечи.

Москва. Вот так это и происходит.

Подруга, похоже, этой незаметной перемены не уловила и уставилась на Олесю, склонив голову, как попугай.

— В смысле? — удивилась Наташа, а потом нехорошо прищурилась. — Это значит, что мы типа не вместе будем жить?

— Именно.

— Погоди, мы вроде договорились!

— Ни о чем мы не договаривались. Я тебе ничего не обещала и с собой не звала. И вообще даже не знала, что ты в Москву собираешься.

Наташа покачала головой и презрительно скривила губы.

— Хороша подруга… Могла раньше сказать, я бы с Каринкой уехала.

Олесе стало весело.

— Можно подумать, она тебя звала. Или меня.

— Да ла-адно, — отмахнулась Наташа. — Она упакована от и до, в богатый дом едет небось. Глядишь, и мне угол нашелся бы.

— Ну, так беги, догоняй.

Наташа обернулась, но Карины уже и след простыл. Олеся подняла сумку и небрежно сказала.

— Ладно, пошла я. Пока.

— Пока, — рассеяно сказала Наташка и даже недолго смотрела однокласснице вслед, а потом лихо улыбнулась и задрала голову к московским небесам, в которых не было ничего интересного. Только жирные голуби кружили над крышами, не удостаивая взглядом трех девушек, расходившихся в разные стороны.

Того, что желающих стать актерами окажется так много Олеся не учла.

Нет, разумеется, она предполагала, что количество поступающих будет большим, но что в стенах училища будет такая давка, для нее казалось чем-то нереальным. В Екатеринбурге она ходила в различные университеты, но там ажиотаж был гораздо слабее. Человеческая масса, заполнившая коридоры, шевелилась, клокотала и бурлила в кипучем отчаянном веселье, смешанным с ужасом перед экзаменом.

Коридоры были заполнены разношерстной толпой. Пристроившись на ступеньках лестницы, Олеся с любопытством оглядывалась по сторонам. Ей еще никогда не приходилось видеть такого количества странных людей.

У стеночки, где сгрудилась группа единомышленников, слышалось хоровое пение под гитару. Пел высокий красивый парень, картинно отбрасывающий челку назад. Вторым голосом подвывали девица в наряде хиппи с немытой головой и веночком из бисера, опоясывающим лоб и еще один парень с наивным толстощеким лицом новорожденного. Олеся прислушалась: ничего особенного, обычная эстрадная лабуда.

«…Хоп-хэй, ла-ла-лэй, то ли верить, то ли нет…»

У колонны, подзадориваемый смеющимися дружками, стоял на четвереньках парень и заливисто лаял визгливым щенячьим тенорком. Прямо напротив, закатив глаза к потолку, застыла девушка и шепотом повторяла то ли монолог, то ли стихи, сбивалась и подглядывала в смятый лист бумаги. Все это вместе взятое Олесе ужасно нравилось, и она ничуть не сомневалась, что без особого труда пройдет конкурсный отбор, а потом погрузится в эту бурлящую студенческую массу, где каждый если не бриллиант, то самородок, талантище и гений.

Хотя, если чуточку покопаться в собственных ощущениях, студенты все же смахивали на Ноев ковчег, наполненным гвалтом обезумевшего от качки стада, и если напрячь воображение, легко можно было представить, что стены альма-матер раскачиваются в океанском шторме, постанывая и поскрипывая.

За заветную дверь абитуриенты заходили робкими стайками, после того как глашатай вызывал их по списку. Выходили притихшими и ждали, пока тот же судьбоносец озвучит, кто прошел в следующий тур. Счастливчики начинали веселиться, но большинство уходило расстроенными.

«Ну, хоть не ждать», — подумала Олеся.

Гавкающий парень устал и, сопровождаемый подбадривающими воплями, отошел к лестнице, где стояла сумка внушительного размера. Вытащив из нее бутылку с пепси, он сделал несколько жадных глотков и уселся на ступеньку рядом с Олесей.

— Жарища сегодня, — вздохнул он и улыбнулся.

— Ага, — ответила она и осторожно улыбнулась в ответ.

Парень был симпатичный. Не чета, правда, Лешке: с нездоровой кожей, темными кругами под глазами и слегка искривленным носом, но это его совершенно не портило. Лицо было живым и невероятно подвижным, как у знаменитого Мистера Бина или Джима Керри. Судя по представлению, он явно не собирался играть романтических героев.

— Меня Вася зовут, — представился комик.

— Олеся.

— Ты с Украины что ли? — поинтересовался Вася.

— Почему с Украины обязательно?

— Ну… Олеся. Чернявая такая, словом, гарна дивчина… Хотя ты не гэкаешь, так что вряд ли. Хохлушек сразу видно по говору, даже если они слова правильно выговаривают, а вот интонации не те… Так откуда вы, селянка?

— Браво, Дукалис, — рассмеялась Олеся. — Из Екатеринбурга я. А ты?

— С Питеру, — дурашливо ответил Вася. — Тамошние мы. Родился я в Петербурге, отец был простой адмирал, жили мы в самом центре, с видом на «Аврору».

— Трепло ты, Вася, — фыркнула она. Вася дурашливо склонил голову.

— Ну, есть маленько. С чем поступать будешь?

Он бесцеремонно отобрал у нее мятые шпаргалки и быстро просмотрел тексты.

— Так-так-так, что тут у нас… Басня «Мартышка и очки»… Банально. Гумилев, «Волшебная скрипка»… Старо. О, монолог Джульетты… Избито, мать, не пролезет, тем более, что ты типажом для Джульетты не вышла.

— Много ты понимаешь, — обиделась Олеся и потянулась за шпаргалкой.

— Да уж побольше твоего, — усмехнулся Вася. — Я уже третий раз поступать приезжаю.

— А толку нет. Сам-то чем будешь удивлять? Монологом Барбоса? А что? Свежо и неизбито, сможешь потом Мухтара дублировать в сериале.

Она звонко рассмеялась, надеясь, что Вася смутится, но тот и ухом не повел.

— Зря ты так, — сказал он. — Внешность — она очень много чего дает. Вот, взять к примеру, меня. На спецназовца я не тяну, Казанову не сыграю, хотя я себя поначалу тоже видел исключительно в роли героя-любовника. А в прошлом году мне Голубева сказала: «Молодой человек, почему вы, с такой харизмой, пытаетесь играть эти слюни? Вы же замечательный комик. Ну, так и будьте им». Я подумал: клоуны нынче в цене. Потому лучше я вот сейчас Шарика сыграю, зато в следующий тур выйду. А ты со своей цыганской внешностью на Джульетте засыплешься. Эту роль всегда отдавали голубоглазым блондинкам, а тут ты… Надо было монолог какой-нибудь Эсмеральды учить или Кармен, толку больше было бы.

— А я на контрасте сыграю, — возразила Олеся.

— Контрасты на сцене хороши будут, а сейчас ты вон за той дверью увидишь замученных тупыми абитуриентами людей, которым плевать на твою актерскую игру с высокой колокольни. Им нужно чтобы пазл сложился…

Мимо протопала всхлипывающая деваха в обтягивающем телеса платье. Вася посторонился, пропуская, а потом мотнул в ее сторону подбородком.