Никто не успел заметить, как в воздух полетела первая бутылка с «коктейлем Молотова» и ударилась в железный щит. Яркое пламя взметнулось вверх под яростные крики и проклятия. В тот момент, когда Наташа допела свою песню, в полицейских полетело еще шесть бутылок.

В Париже было холодно, сыро, лил промозглый дождь, однако он все равно оказался приветливее Москвы, в которой осенью всегда плохая погода. Думая о том, что через полчаса они приземлятся в Домодедово, Карина вздохнула.

Как же быстро закончилось парижское приключение. Свой первый рейс в качестве стажера она отработала достаточно спокойно, и теперь, когда самолет вот-вот должен был приземлиться на родине, слегка удивилась: чего же она так боялась? Настоящие пассажиры особо не отличались от подсадных уток на курсах, вели себя вполне пристойно, рук не распускали, и даже в хлам пьяных на борту не оказалось, хотя именно они обычно доставляли бортпроводникам больше всего хлопот.

Карину, как новобранца, в бизнес-класс, естественно не пустили, отправили обслуживать эконом, где публика была менее взыскательна, и просила разве что водички или плед. Она честно таскала тяжелые тележки с едой, разливала чай, кофе и соки, подносила пледы, стараясь улыбаться даже неприятным пассажирам. Да и в конце концов, чего тут такого сложного? Подумаешь, четыре часа в воздухе, один обед и уборка и то же самое обратно. Мелочи! Это тебе не утомительный двадцатичасовой перелет Москва-Вашингтон, через Дубай или Франкфурт-на Майне, когда провожая пассажиров с радостным оскалом хочется сдохнуть тут же, у трапа.

Ноги, правда, гудели с непривычки. В аэропорту Шарля де Голля экипаж пообедал, и, пока все ждали, пока команда уборщиков вычистит самолет, вымоет санузлы и пропылесосит дорожки, Карина выскользнула на улицу, вдохнуть особый, по слухам, парижский воздух.

Воздух оказался вполне обычным, в меру сырым и холодным, однако она сразу почувствовала некую неправильность, несуразность, отличие от родимого отечества, отравленного сиволапотностью. Москва, при всем своем размахе, раскрашенная неоновыми вывесками, затянутая в корсеты баннеров и плакатов, на Париж никак не походила. Вдохнув этот воздух свободы, Карина внезапно ощутила себя совершенно взрослой, самостоятельной и независимой, а потом подумала: чувствуют ли то же самое подруги, каждая в своей загранице.

С курсов трудоустроили почти всех. Даже Сашка прошла на международные рейсы, хотя ее знания не расширились ни на йоту.

— Господи, ты даже «fish» произносишь с рязанским акцентом, — с отвращением говорила ей Лада. — Ну как можно так выговаривать согласные, объясни?

— Да ладно, — вяло отмахивалась Сашка. — Понятно же, что я ему предлагаю исключительно рыбку съесть. Ну, а будет хамить, остальное объясню по-русски, на пальцах. Наверняка, поймет.

Обе расхохотались, а Карина с грустью подумала, что их только-только зародившаяся дружба, скорее всего, скоро закончится. Практиканты редко попадают в одни рейсы. Кому охота возиться сразу с двумя неумехами?

Ее прогнозы оправдались сразу. В свой первый рейс они разлетелись в разные стороны. Лада улетела в Прагу, Сашка — в Берлин, а сама Карина — в Париж.

По иронии судьбы они пересеклись в аэропорту. Самолеты Лады и Карины вылетали с разницей в двадцать минут, Сашка оказалась в составе дежурного экипажа и уже готовилась пойти на посадку.

— Грустно это, девочки, — вздохнула Лада. — Мы как птички перелетные. Вроде из одного гнезда вылетели, а в теплые края полетим порознь. С таким графиком нам и встретиться будет проблема.

— Нашла о чем беспокоиться, — отмахнулась Сашка. — У меня лично все сжимается. Как подумаю, что в первый раз лечу самостоятельно, да еще без инструктора, плохо становится. А у вас инструкторы будут?

Лада покачала головой, Карина ответила:

— Так же как у тебя, наверное. Мне сказали слушать старшего бортпроводника.

— Тебе страшно? — спросила Сашка. Карина криво усмехнулась.

— Знаешь, после той резни мне, наверное, уже ничего не страшно.

Обратный рейс выдался менее спокойным. Судя по беседам бывалых стюардесс, подобное на «разворотных» рейсах было делом привычным, и угадать, который из рейсов, туда или обратно, окажется более тяжелым, не брался никто. Слишком многие факторы следовало положить в лототрон удачи: погода, месяц, праздники. Так получилось и на сей раз. Возможно потому, что французов было куда меньше, возможно потому, что самолет заполонило новорусское быдло, оттянувшееся по полной программе.

— Четыре часа кошмара, — пророчески заявила старший бортпроводник Татьяна, оглядывая из-за занавески рассаживающихся пассажиров.

— Почему? — спросила Карина. Таня мотнула подбородком в первые ряды, невыгодно отличавшиеся от пассажиров, прибывших с ними в Париж. В бизнес-классе оказалось всего два француза, смахивающих на гомиков: шарфики, моднючие свитера и очки с простыми стеклышками под задорными чубчиками-хохолками. Эта парочка, сидевшая во втором ряду, почти не разбавляла пафосных россиян, со спесивыми взглядами и вздернутыми подбородками.

— Вон, смотри, сидят ушлепки. Богатеи, по харям видно. Но мужиков я еще переживу. Максимум, на что они отважатся, так это по попке погладят. Больше всего ненавижу их девок из проститутошных филиалов … О, глянь, вон пошла фифа… Помяни мое слово, с этой будет больше всего проблем. Замотает, задергает, весь мозг вытрахает.

Карина с любопытством посмотрела на высокую красивую брюнетку в коротеньком, несмотря на холод, платье, небрежно впечатывающей шпильки в пол. Девушка затолкала в отсек для багажа свою сумку и плащ и уселась в кресло, закинув ногу на ногу. Ее красивое лицо с явно искусственным загаром показалось Карине надменным, а выпяченные вперед губки, намазанные светло-розовым блеском, словно выражали презрение к окружающим. Заметив, что Карина наблюдает за ней, девушка скривилась.

— Интересно, чего это она одна, — произнесла Таня. — Такие обычно летают в компании какого-нибудь пузана лет пятидесяти.

— Наговариваешь ты на нее, — усмехнулась Карина. — Грех это. Может быть, это честная студентка. Ездила в Париж подтянуть французский.

— Угу. Особенно удалась расхожее выражение: «ля минет»… О, смотри, это, похоже, преподаватель минетов подтянулся…

Пройдя по салону нетвердой походкой, в кресло рядом с красоткой рухнул коренастый лысый мужчина лет пятидесяти, с объемным пузом, криво повязанном галстуке и невероятно красным лицом. Он наклонился к девушке и что-то прошептал ей на ухо, но красотка отодвинулась, брюзгливо поджав губы.

— Набухался, так не лезь, — отчетливо произнесла она хриплым голосом. — Научись сперва себя прилично вести, алкота конченая.

Таня и Карина переглянулись, захихикав.

— Я же говорила, — удовлетворенно фыркнула Таня. — Дяденька полетел на семинар, прихватив с собой подружку, чтобы не скучать. А в Москве домик на Рублевке, жена и трое ребятишек.

— Может это как раз жена, — предположила Карина.

— Вряд ли, жены себя так не ведут, потому как конфетно-букетные периоды заканчиваются быстро. Но можно в списке пассажиров глянуть, если не веришь. Спорим, фамилии будут разные?

Перед взлетом бортпроводники быстро пробежали по салону, проверяя, закрыты ли багажные отсеки, подняты ли спинки кресел в вертикальное положение. Карина автоматически выполняла обязанности, на время позабыв о красавице из бизнес-класса. Но едва она вошла в свой отсек, Таня поманила ее пальцем.

— Глянь, у нас звезда на борту. Сейчас начнется…

Звездой оказался телеведущий Егор Черский, вошедший в самолет буквально в последний момент, запыхавшийся и взъерошенный, с маленьким мальчиком на руках. Следом вбежала высокая худенькая девушка с пламенно рыжими волосами. Она быстро скинула куртку, уселась в кресло и приняла от Черского ребенка. Оба родителя, похоже, были слегка пьяны, что было заметно по легкой заторможенности движений, но от этого казались лишь очаровательнее, в отличие от своего пузатого соседа.