Пока Егор раздевался, красавица-брюнетка с захватывающим интересом наблюдала за ним, а потом, решительно отбросив руку своего пузана, пошла к Черскому.

Разговора из-за шума в салоне слышно не было, но судя по всему, Черский сказал красотке что-то неприятное, поскольку с ее лица сползла надменная уверенная улыбка. Она бросила в ответ пару слов, фыркнула и пошла к своему месту, высоко вскидывая длинные, как у племенной кобылы, ноги, презрительно скривившись, мол, подумаешь, звезда, видели мы таких звезд…

На табло загорелся знак: «Пристегните ремни». Бортпроводники заученно показали размашистыми жестами, где находятся спасательные жилеты и запасные выходы и торопливо скрылись у себя в отсеке. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, а потом, на мгновение замерев, рванул вперед, задирая нос. Пассажиры опасливо притихли.

Через пару часов, когда пассажиры расслабились, а бортпроводники стали разносить обед, Карина мельком глянула на Черского, слегка пожалев, что обслуживает правый борт, а Черский сидит на левом. Егор держал на коленях ребенка, корчил рожи, и подбрасывал его вверх, а тот заливисто хохотал, пытаясь ухватить отца за раздутые щеки. Жена Егора читала глянцевый журнал, поглядывая на забавы своих мужчин. Роковая брюнетка, подъедая свои судки, на звезду косилась со снисходительной ухмылкой. Карина почувствовала жгучее желание треснуть той по лощеной просоляренной физиономии.

— Знаешь, что самое мерзкое? — спросила Таня, снова мотнув подбородком в сторону красотки. — Мы для них — не люди по праву рождения. Лохи ливерные, грязь из-под ногтей. Эта сучка вот таких, как мы презирает по молодости. Думает: мне — двадцать, я красива, и любой кобель сделает стойку, бросив к ногам мир и норковую шубу.

— Черский не бросил, — усмехнулась Карина.

— Так у него жена под боком. Но смотреть на этот цирк было смешно. Сразу видно, эта краля откуда-то из Мухосранска приехала, и где-нибудь на панели отрабатывала, пока своего пузана не зацепила. Видишь, как засуетилась, когда звезду увидела? Только что на мобильник сфоткаться не попросила…

За хлопотами по уборке самолета после обеда, пролетело еще с полчаса. Избавившись от мусора, Карина пообедала и с облегчением уселась на свое место, вытянув ноги. В отсеке на пару минут никого не оказалось, остальные ушли в хвост, да ходили по подремывающему салону, предлагая пассажирам остатки чая и кофе. От непривычного гула разболелась голова. Пощупав холодный лоб, она вытащила из аптечки упаковку анальгина, торопливо забросила в рот пару таблеток и запила минералкой. Занавеска дернулась и отъехала в сторону.

— Извините, можно воды?

Увидев Егора, Карина торопливо поднялась с места, схватила бутылку и стаканчик.

— Ой, ну что вы сами-то, я бы принесла!

— Так быстрее получается… Два стаканчика.

— Что?

— Мне надо два стаканчика, — повторил он. — И не холодную, пожалуйста.

Карина налила воды в два пластиковых стаканчика. Егор быстро выпил один, и протянул обратно.

— Еще.

Она налила стаканчик вновь. Черский бегло улыбнулся, забрал воду и ушел. Со своего места, Карина увидела, что один стаканчик он дал жене, а из второго напоил ребенка, а потом допил остатки. Проходившая мимо Таня забрала у него пустую тару.

— Хороший какой, — задумчиво сказала она Карине. — И улыбка приятная. Вот жене повезло…

— Угу, — буркнула Карина и посмотрела на табло с горевшими лампочками вызова. — Иди, кстати, там «студентка» машет. Наверное, вода не охлаждена до нужной температуры.

— Задрала она, — злобно сказала Таня. — Я к ней уже трижды подходила. Вот как за такое короткое время можно столько всего хотеть?

Карина не ответила, а Таня, нацепив на лицо дежурную улыбку, отправилась выяснять, чего желает красавица-брюнетка.

Вскоре на табло вновь загорелся значок, требующий пристегнуть ремни. Самолет начал снижаться, резко ухнув из сиреневых сумерек в ночь. Карина, почувствовала, как заложило уши, и торопливо отправила в рот леденец, перекатывая его языком. Рядом захныкал ребенок, а потом пустился в оглушительный рев. Пассажиры нервно заерзали на местах. Таня, сидевшая рядом, неразборчиво произнесла что-то о нелюбви к летающим младенцам, и Карина наугад кивнула. Очень уж нервировал этот тоненький писк.

Ребенок замолчал довольно быстро, однако взметнувшаяся под потолок нервозность не утихла. Салон напряженно затих. В иллюминаторах виднелись огни ночной Москвы, отбрасывающие темноту вверх, к тяжелым снежным тучам. С каждой минутой свет фонарей становились все ближе.

Самолет легко, словно перышко, коснулся взлетной полосы и стал тормозить. Пассажиры восторженно зааплодировали.

Долетели, слава тебе, Господи!

Она не понимала, как тряслась весь полет до того момента, пока не вышел последний пассажир. Брюнетистая минетчица, подхватив своего толстопузого ухажера, вышла, не сказав выстроившимся бортпроводникам ни слова, зато Черский устало улыбнулся и, удерживая ребенка одной рукой, умудрился дать парочку автографов желающим. Когда самолет опустел, Карина почувствовала, как невероятное напряжение, завязавшееся в груди тяжелым узлом, медленно тает. Таня, бросив на нее беглый взгляд, понимающе хмыкнула и сунула бутылочку с коньяком.

Домой Карина добралась уже к полуночи. Войдя в темную прихожую, она поставила чемоданчик у входа, прислушалась к похрапыванию тетки и шмыгнула в ванную. Теплыми струями воды, бьющей в лицо, в канализацию смывался тяжелый вечер.

Высушив волосы, она сунула в стиральную машинку форму и, намазав лицо кремом, подумала: ужинать или нет? Решив воздержаться, Карина выпила стакан молока и пошла спать.

— Как прошел дебют? — пробубнила Марго сонным голосом.

— Великолепно, — ответила Карина.

Карина отлетала уже половину положенных часов испытательного срока, когда встретилась с Ладой. Они не пересекались почти месяц, перезванивались от случая к случаю, обмениваясь впечатлениями о полетах, экипаже и пассажирах. На Москву, вместе со снегом и холодным ветром неумолимо надвигались новогодние праздники. И, хотя до последней ночи в году было еще далеко, количество полетов резко возросло. Люди спешили на европейские распродажи, солнечные курорты Египта, Мальдив и Таиланда. Начало декабря выдалось напряженным. Карину перевели с европейских рейсов на Таиланд и Гоа, до которых было около девяти часов лету. Работать на них было утомительнее, да и пассажиры, не похожие на вышколенных дисциплинированных европейцев, частенько летали в хлам пьяными. В их глазах уже плескалось море, оттого воодушевление этих счастливчиков немного раздражало.

Карина ждала в аэропорту в составе дежурного экипажа, когда наткнулась на Ладу. Та выглядела усталой и изможденной, похудев так, что под глазами появились синяки, запудренные, но все же достаточно заметные. Они пристроились на неудобные креслица в служебных помещениях, на фоне громадных окон, взяли по стаканчику кофе из автомата и принялись аккуратно прихлебывать, обжигая губы.

В окнах тускнело исчерканное самолетами небо. В облаках грохотало и свистело тысячами турбинных глоток.

«Подумать только, — отметила про себя Карина, — еще недавно я могла заснуть только в тишине, в родной постели, а сейчас готова вырубиться сидя, запрокинув голову назад, в оглушительном шуме. Вот что привычка с человеком делает!»

— Устала, сил нет, — пожаловалась Лада. — А еще домой переться через всю Москву.

— Далеко? — посочувствовала Карина.

— Ой, не то слово, на Рублевке. Я же у родственников тусуюсь, и, кажется, скоро сдохну. По-моему, я в воздухе провожу меньше времени, чем в пробках.

— На Рублевке? — удивилась Карина. — Снимаешь флигелек у олигарха и выгуливаешь за это его дрессированного пингвина?

Лада слабо улыбнулась.

— Да щас… Рублевка длинная, до особняков олигархов — как до Китая. Надо искать что-то поближе к работе, иначе с ума сойду. Слушай, а ты сама где?

— Нормально, — пожала плечами Карина. — У тетки, но тоже довольно далеко, да и тетка не особо в восторге, по-моему. У нее личная жизнь, и все такое, а я мешаю. Маргоша привыкла жить одна, опять же хахаль у нее приходящий, а тут родственница за стеночкой. Не особо отвлечешься на интимные шуршания.