Вадим позвонил в хорошо знакомую ему дверь, купил спичечный коробок «травы». Через несколько минут, он стоял на трассе.

― Куда мы едем, родной? ― спросила Таня у Дмитрия.

– К одному прекрасному человеку, отцу-открывателю прекраснейших российских Мадонн.

– В твоём городе и такие люди есть?

– В нашем городе, Таня, ты должна говорить: в нашем городе. С одним таким человеком я, слава Богу, знаком.

– А он, – этот кудесник, уже много Мадонн открыл? У него, что это дело на поток поставлено? – рассмеялась Таня.

– Одну из них, прекраснейшую из прекраснейших, он точно нашёл. За что я ему безмерно благодарен, сердечно благодарен моему спасителю и благодетелю.

– Мельников. Мы к нему едем? – посерьёзнев, спросила Таня.

– Он самый. Кудесник Мельников, – кивнув головой, произнёс Дмитрий. – У меня к нему, вернее у нас с тобой, к нему имеется неотложное, важное и срочное дело.

– Какое же?

Дмитрий рассмеялся:

– Хочу, чтобы это было для тебя сюрпризом.

– Но, Дима…

– Потерпи, дорогая.

– Скажи, Дима.

– Потерпи.

Мельников не сразу открыл дверь, звонить пришлось несколько раз. Наконец за дверью послышались тяжелые шаги и строгий голос, немного раздражёно, произнёс: «Кто?»

– Владимир Петрович, – простите за беспокойство. Это Дмитрий. Если помните, я с Костей вашим племянником был на вашем юбилее, – тушуясь, негромко сказал Дмитрий.

Пауза была короткой.

– Ах, Дмитрий! Помню, помню. Открываю, Дмитрий, – воскликнул Мельников. Звякнула щеколда, дверь открылась и Мельников, в заляпанном красками халате возник на пороге, с невероятным изумлением переводя взгляд с улыбающегося лица Тани на лицо Дмитрия.

– Здравствуйте, Владимир Петрович, – сказала Таня.

Мельников, механически вытирая руки тряпкой, которую он держал в руках, воскликнул:

– Танечка? Вы?

– Это я, Владимир Петрович с Димой, – ответила Таня, прижимаясь к Дмитрию.

Мельников перевёл взгляд, в котором застыл вопрос на Дмитрия, смотрел на него несколько мгновений внимательно и пристально; что-то прояснилось в его взгляде, поклонившись гостям, он радушно сказал:

– Милости просим, гости дорогие.

Он провёл немного смутившихся Таню и Дмитрия в гостиную, усадил их в кресла и, удовлетворённо потирая руки, сказал:

– Располагайтесь, господа. Через пару минут, я приду. Только вымою руки и переоденусь.

Оглядываясь и улыбаясь, он вышел из комнаты.

Не накрытый Танин портрет стоял на подставке, рядом стоял неоконченный пейзаж. С холста смотрел на них хорошо знакомый Дмитрию балтийский пейзаж: неспокойный залив, с пенистыми гребешками волн, дюны, валуны, сосны, неяркое солнце, одинокая чайка над волной, в пронзительной северной тишина. Рядом с пейзажем на подставке был ещё один холст, на нём была прорисована голова мужчины, с надменным выражением лица, с тусклыми, не живыми глазами.

Таня и Дмитрием, не сговариваясь, переглянулись. Таня прыснула в кулак.

– Портрет современного коррупционера, – шепнул ей на ухо Дмитрий.

– У меня такое ощущение, что я его уже где-то видела, – ответила она.

– Они все на одно лицо, – резюмировал Дмитрий, – я с такими типами встречался по работе многократно.

Дмитрий перевёл взгляд на портрет Тани. Не отрывая глаз от картины, он тихо прошептал:

– Танечка, а тебе не кажется, что в картине, что-то изменилось? Мне кажется, что твоя улыбка стала счастливей.

– Она радуется нашему счастью, – беря Дмитрия за руку, – шёпотом ответила ему Таня.

Мельников внёс в гостиную поднос с тремя хрустальными фужерами и бутылкой шампанского. Он был в белоснежном свитере, мягких светлых шерстяных брюках, глаза его светились, Ставя поднос на стол, он говорил:

– Уважили, ох, как вы, дорогие мои, уважили старика. Я уже давно живу анахоретом, меня никто не посещает кроме заказчиков. Хожу только в магазины, ничего не читаю, телевизор не смотрю… Вот видите, что пишу (он ткнул пальцем в недописанный портрет мужчины), – это один из тех, кто успел запрыгнуть на подножку демократического экспресса, ярко выраженный рвач. Экстремал даже, я бы сказал, хапает без страха по-крупному, инвестирует власть в зелёные американские рубли, но на меня сильно обижался. Ваньку ломал, мол, художники наглые пошли, ломят с честных людей дикие деньги. Такие люди очень плохо реагируют на слово «дай», но очень любят слово «на». Это ещё молла Насреддин заметил. Однажды он увидел тонущего в пруду сборщика налогов, которому народ на берегу безрезультатно кричал: «Дай руку, дай руку». Молла, подойдя, протянул утопающему руку, закричав: «На руку!» – и тонущий мытарь тут же схватил его руку.

Таня с Дмитрием с удовольствием рассмеялись.

– Работаю. Только работа спасает от хандры. Пейзаж вот пишу для себя, чтобы не забыть, что я художник, – продолжил Мельников.

Он разлил шампанское, взял в руки фужер и, глядя на своих гостей, сказал:

– Глядя на ваши лица, я предполагаю, что вы мне принесли добрую весть и за эту весть можно выпить вина. Только вы мне подскажите, какую нибудь конкретику, чтобы я не выглядел оракулом-неудачником.

Ответил Дмитрий:

– Владимир Петрович, судьба свела нас с Таней, но исток этой судьбы здесь, в вашем доме. Здесь я увидел её портрет и сердце моё с того момента уже не могло жить без Танюши. Не буду всего рассказывать, урежу увертюру: в следующем месяце состоится наша с Таней свадьба…

– Вот! – воскликнул Мельников. – Вот это повод так повод, чтобы поднять бокалы! Мои дорогие, честное слово, я отчётливо вижу перед собой счастливую прекрасную пару, вы так и светитесь счастьем. И я поднимаю бокал за ваше счастье и любовь. Таня, Танечка, вот ведь, как жизнь распоряжается! Всё не просто в этом мире, всё совсем не просто, какие-то невидимые нити переплетают этот мир; по ним течёт ток любви, они вдруг пересекаются и происходит Божественное искрение. И искра эта вдруг высвечивает и сближает двух людей, они смотрят друг на друга, их сердца начинают биться, сбиваясь с ритма, и они начинают понимать, что это любовь. Дмитрий, Таня чудесный человек, берегите её, любите и защищайте её. За вас, мои дорогие!

Мельников выпил до дна, Таня с Дмитрием пригубили вино. Мельников смотрел на Дмитрия с Таней с грустинкой в глазах.

– Но дело свое я вам ещё не выложил, Владимир Петрович, – сказал Дмитрий.

– Да? Есть дело? – поднял брови Мельников.

– Вы, если позволительно так выразиться, крёстный отец моей любви. Танечка, извини, меня, пожалуйста, я с тобой не советовался, но думаю, ты будешь непротив того, что я сейчас скажу.

Дмитрий встал и торжественно проговорил:

– Владимир Петрович, прошу вас, быть шафером на нашей свадьбе, или по-простому будьте дружкой жениха, то есть меня.

Мельников как-то жалко моргнул глазами, лицо его сморщилось, глаза покраснели, он ответил срывающимся голосом:

– Боже мой! Да я с превеликим, Дмитрий! Такая радость! Такой праздник!

– Владимир Петрович! Я двумя руками «за!» Лучшего человека и не выдумать для этой цели, – воскликнула Таня.

– Ребята, ребята, ребята, за это нужно выпить, непременно нужно выпить, – бормотал Мельников.

– Но и это ещё не всё, – заговорщицки подмигнув Тане, сказал Дмитрий. – Радостных событий будет два. Два одновременно…

– Как? Что? – произнёс с волнением Мельников.

– Будет две свадьбы одновременно. И как вы думаете, кто второй счастливый жених?

– Я ума не приложу, видимо, какой-то ваш близкий друг Дмитрий…

– Очень горячо, очень, – кивнул головой Дмитрий.

Мельников неожиданно просиял:

– Константин?!

– В точку!

– И кто же счастливая избранница этого лоботряса?

– Маргарита.

– Марго? Маргарита Ивлева?

Дмитрий кивнул головой.

– Маргарита… она хорошая девушка, я дружил с её покойными родителями. У неё нелёгкая судьба. Но Костя! Каков подлец! Не звонит, не появляется, а о таком важном событии, как его свадьба, сообщает мне через своего друга, – волнуясь, произнёс Мельников.