– Ангелина и мертвого разговорит, – перещелкивая каналы, заметил Герц. – Ты посмотри, что показывают, не иначе зомбоящик. Палитра нынешних героев навязываемая нам телевидением. Сплошь бандиты, менты, шпионы, менеджеры, проститутки. И еще, отдельно статьей, для молодежи – нечисть в разных ипостасях. И мы удивляемся, что нет общенациональной, объединяющей идеи. Откуда ей взяться? Пролетарий возвели в ранг быдла. Если и мелькает на экране работяга, неизменно Михалыч или Семеныч, простоватый чудак, и, как правило, алкоголик. Смотрел как-то фильм «Каникулы Петровича в Мексике», осовремененный образ Иванушки-дурачка. Пока нет по-настоящему устоявшегося среднего класса, со своей культурой, говорить о национальной идеи – бессмысленно. Народ бесстыдно разделили посредством доходов. Это было предательством – нас, закончивших ПТУ, слесарей, сантехников, токарей и прочие профессии сделать второсортными людьми. Ведь мы – молекулы, атомы государства, альфа и омега. Без нас, все эти синие воротнички помрут с голода. Я смотрел выступление мэра одного провинциального города, знаешь, что он сказал? «В нашем городе, средняя зарплата составляет в среднем тридцать тысяч рублей». То есть около тысячи долларов. А по факту, пятнадцать процентов живут хорошо, шестьдесят на грани бедности. Пять процентов и вовсе в полной попе. А знаешь, откуда взял он эту цифру? Все очень просто – у одних доход десять тысяч, у других пятьдесят. Из этих чисел, мы получаем среднее арифметическое, те самые искомые тридцать тысяч. Все просто, и главное мэр не соврал.

– Нынче, страна испытывает дефицит профессий: сварщиков, токарей, слесарей, – продолжал Герц, все больше разадориваясь. – Потому что вся молодежь старается податься в менеджеры или в инженеры. Университеты штампуют заочников. Дистанционное обучение, сущность которого, заключается в собирание мзды со студентов. Как например в наш нивагальский филиал приезжает препод, собирает дань, ставит зачеты и спокойно сваливает с оброком обратно. А при приеме на работу главное не знание и опыт, а корочка с печатью. Единственно, чему там учат, это как правильно давать взятки. Учат, как правильно стать частью системы. У нас тут один такой устроился, с аттестатом инженера-электроника, пока что простым прибористом. Так этот индивид, ознакамливаясь с инструкцией прибора, на полном серьезе спросил у меня: «я тут прочитал, и мне не понятно: где на станции, находится электрическая емкость»? Я сначала расценил это как шутку. Электрическая емкость – это конденсатор, простейший элемент в электрической цепи, который изучают в школе. И этот будущий инженер, человек с высшим образованием, думал, что за емкость такая, предполагая, что она выглядит как цистерна где хранят нефть. И гонору от его университетского образования через край, спит и видит себя инженером. И ко мне отношение надменное, всего лишь от того, что у меня нет заветного диплома.

– Ты чего так завелся?

– Зло ять берет. Я работаю на севере, и все деньги съедает ипотека, а какой-то, в скором будущем полуграмотный инженер будет получать вдвое больше меня и помыкать мной.

– Зато живешь в своей квартире, и никто тебе не указ.

– Если только в этом плане, – Герц замолчал, словно расхотел развивать эту тему и стал переключать каналы. Но через минуту, остывшим голосом, добавил:

– Взяв ипотеку, я добровольно посадил себе на привязь длинною в двадцать лет. Ни тебе нормального отпуска, ни каких развлечений. А я ведь один, даже не связан алиментами. Как же другие люди живут, у которых по несколько детей?

– Я одно не пойму, почему люди прутся на север, та же Света? – спросил Руслан.

– За тем же, что и большинство – в поисках хорошей жизни. Они не понимают, – впрочем, и я не понимал, когда сюда собирался, – что от заработков остался миф, легенда о севере, о неком Клондайке – приехал, быстро заработал и свалил обратно.

– В совдеповские времена, в принципе, так и было. Старожилы рассказывали, с жильем проблем не было. Получали тысячу деревянных и спокойно летали на выходные в Москву, попить пиво. Билет тогда стоил тридцать шесть целковых. Квартиры давали в порядке очереди. Некоторые умудрялись отпираться. И было отчего – если человек соглашался на жилплощадь, это обязывало его отказаться от вахты, то есть не ездить домой. Не маловажен и тот факт, что требовалось привести семью с большухи на ПМЖ.

– О чем я и толкую, я уж не говорю про квартиры. Попробуй сейчас слетать на самолете в простой отпуск – разоришься. Если не льготный отпуск, (льготный отпуск – на севере работодатель по федеральному закону раз в два года оплачивает дорожные расходы), добираешься на поезде. На день нефтяника, в том году, дали всего по три тысячи. С каждым разом урезают.

– Еще один миф – «Газпром». Говорят, что еще там платят нормально. Но туда не попасть. Слышал байку? В «Газпром» нет набора, так как выстроилась очередь из родственников…. Что-то от твоего брюзжания, всегда не по себе становится, аж выпить захотелось. Нужно было все-таки купить чего-нибудь. У тебя случайно нет заначки?

– Не держу в доме алкоголь, – буркнул Герц.

– Как могло придти в голову, запретить продажу алкоголя после восьми часов? На большухе торгуют до одиннадцати.

– А чего ты хотел, у нас губернатор женщина. К тому же, некоторые ночные магазины торгуют из-под прилавка, так что твои жалобы бесплодны…. Знаешь, я вот думаю, почему бы и тебе не взять ипотеку, чем мучиться с сестрой в общей квартире.

– Ты не так давно на севере, как я. Нивагальск похож на маленькую теплую квартиру, богато и безвкусно обставленную. Тесную и душную, с неизменной серостью за окном и на душе. С другой стороны, куда я поеду? Да и дочь здесь. Родители дали понять, что хотят пожить для себя. А на счет покупки на севере жилья, это дело не практичное. Квартиры здесь дорогие, пока есть нефть, но запасы с каждым годом уменьшаются. Лет через десять, когда она полностью иссякнет, квартиры будут менять за шкурку выдры. Нивагальск, как и многие северные поселения, в недалеком будущем ждет судьба города-призрака. С людьми поступили в свое время несправедливо. Зачем было строить города в Богом забытом месте? Летали бы они сюда, как и прежде, по вахте, так нет же, нужно сделать их оседлыми, и за дорогу не надо платить. Рудик, все забываю у тебя спросить, кому ты себя относишь? Твои политические взгляды, имею виду.

– Никому не отношусь. Нет ничего грязнее политики, даже самая продажная девка, нравственно чище и морально выше большинства политиканов. В последнее время, все больше утверждаюсь, что самое справедливое общество – это анархизм. Хотя и это учение, как и коммунизм, утопия.

Герц посмотрел на настенные часы:

– Два часа, будем укладываться. Я на диване тебе постелю.

– Хоть на полу, я непривередливый.

– Может, партийку в шахматы раскатаем?

– С тобой невозможно играть.

– Я одну фигуру уберу, любую, на выбор.

– От этого поражение слаще не будет.

В день прилета Ангелины Герц работал, и встречать ее в Сургут не поехал. Нивагальск еще не дорос до своего аэропорта, разве что имелась вертолетная площадка нефтяников на въезде в город. Отпускники, предпочитавшие самолет, вылетали с Сургута или Нижневартовска, соответственно, и встречать прилетающих с большой земли, требовалось ехать туда же, за сто с лишним километров.

Последние дни выдались необычайно знойными. Герц не высыпался, поднимался раньше обычного из-за духоты, вползающая в раскрытые окна, которая к девяти часам утра делает сон невозможным. В Нивагальске лето короткое, иногда и вовсе его не бывает – сплошные пасмурные дни с холодными дождями. Если повезет, лето выдавалось очень жарким. Впрочем, везением для самих северян это не назовешь – кто прожил в этих широтах более семи лет, тот с трудом переносит подолгу высокие температуры.

Герц проснулся в благодатной прохладе и сейчас нежился в постели. За окном пасмурно, моросил унылый дождь, по-осеннему промозгло. Всю ночь, не переставая, шел дождь. Озябнув, Герц зарывался в простыню и снова засыпал. К рассвету окончательно подмёрз, все же окно закрывать не стал, подпер толстым словарем, прикрыв его наполовину, – хотелось насладиться прохладой, после стольких дней жары. Герц достал из шкафа стеганое одеяло, задвинул занавески ниши и снова погрузился в сон.