– Хорошо, сейчас выберу, – сдался капризный посетитель. – Я хочу, чтобы вон та девушка обслуживала мой столик.

– Как скажите, – раздражено ответила официантка. Отойдя, она придержала за локоть вертлявую блондинку, что-то сказав, кивком указала на Руслана.

– Я вас слушаю, – с вызовом сказала дневная официантка.

– Я уже сегодня был здесь, с девочкой, вы обслуживали наш столик, – промурлыкал Тарасковский, расточаясь улыбкой и вглядываясь в глаза. Девушка смотрела на него непонимающим и непомнящим взглядом.

– Вы что-нибудь забыли? – раздражение, вызванное усталостью, она попыталась заменить подобием профессиональной вежливости.

– Свое сердце.

– Мне не до шуток, – жестко отрезала блондинка. – Будете делать заказ?

– Бокал «бархатного» и кусочек той милой улыбки, что вы одарили меня днем, – не сдавался Тарасковский.

Руслан хотел добавить: «и фисташек», но не успел. Едва слышно выругавшись: «Дурак какой-то», – блондинка резко развернулась и ушла выполнять заказ. Пиво принесла другая официантка. Тарасковский позвонил Люсе.

– Ой, не могу говорить, – испуганно, вполголоса, тихо и быстро говорила она. – Давай завтра поболтаем.

– Я хочу сегодня.

– Руслик, не могу, времени нет, пока.

Вот профурсетки! – ругнулся в душе Тарасковский. Пока рядом была дочь, и меня от вас воротило, вы из шкуры вон лезли. А сейчас «времени нет», другая «дурак какой-то». Ну что, Тарасковский, все-таки работает твоя теория. Интересно, почему так – стоит отказать одной, откажут все остальные. Как они обмениваются информацией?

Допивая пиво, он отправил несколько смс. Никто не ответил. На выходе из кафе, все же одна из барышень повонила.

– Привет Ася! – обрадовался Руслан. – Я заеду за тобой, и мы отправимся в увлекательное путешествие. Как куда? На нашу с тобой любимую мансарду. Ах, не можешь, ну тогда до встречи. – Отключив вызов, добавил: – Зачем тогда звонила, дура.

Домой идти не хотелось, ночевать у Панасова без подруги тоже не радовало. Герц, вроде как, работает в ночную смену. Дойдя до подъезда, Руслан присел на скамейку, решив, когда перевалит за одиннадцать, подняться в квартиру. В это время сестринское семейство обычно ложилось спать.

Пришло смс: «Спасибо за вечер. Спокойной ночи». Руслан не сразу сообразил, что оно от Светы, так как не успел занести ее номер в контакты. Тарасковский передумал писать комплименты, ответил в том же стиле: «Спокойных снов ;-) ». Не любил смайлики, но сейчас не удержался.

«Созвонимся», – написала девушка.

«Обязательно! Светлоокая», – ответил Руслан.

Заснуть нормальным сном Герцу удалось ближе к рассвету, когда перестали мучить похмельные сны – последствия двухдневного загула. Проснулся после полудня от невыносимой жары. Солнце нещадно палило в открытые окна, наполнив своим удушливым присутствием всю квартиру. Не единого дуновения ветра, безжизненно свисали не задернутые шторы. Простыня и наволочка промокли от пота, во рту немного горчило.

Герц покурил на балконе. Принимая душ, наслаждался живительным струям, смывая остатки былого разгула. После водных процедур снова сигарета натощак. Сколько раз зарекался не курить на голодный желудок, но мозг быстрее просыпается от никотина, он вносит бодрость и душевный подъем. Потом возникает легкий стыд за свое безволье.

Собственно, поначалу, не было никого желания так напиваться. Поводом послужило долгожданный разрыв отношений с Соней. Встречались меньше года и теперь решили разойтись, точнее сказать – Герц решил.

Отношениями начали тяготить его уже через полгода. Возникшее влечение, казавшееся глубоким чувством, как-то быстро прошли, и стало все обыденным и скучным. Пока еще боясь признаться себе, что чувств больше нет, Герц подсознательно стал сторониться Сони. Оставался секс, не крепко, но чем-то общим, ложно связывающим. Ночь проходила, днем становилось уныло.

Еще месяца за два до отпуска, он задумался, что так дальше продолжаться не может. И теперь по приезду Герц всерьез намерился порвать отношения, но пока не знал как. Долго обдумывал, что лучше сказать, подбирал нужные слова. Затягивать, как он считал, с его стороны было уже бесчестно.

В юности ему не везло с девушками, его часто бросали. Отношения длились несколько месяцев, и они исчезали без объяснения причин. Потому он был уверен: инициатор разрыва, бесспорно, остается в выигрыше и не испытывает никаких внутренних мучений. Со временем, Герц научился обхождению со слабым полом. И когда он, впервые по своей инициативе расстался с девушкой, то испытал дискомфорт не меньше, как если бы отказались от него. Расставаться оказалось не так мучительно, вроде как привык, притупилась чувствительность, лишь на душе оставался легкий неприятный осадок. Но распрощавшись с Соней вместо облегчения, испытал стыд, словно обманул, не оправдал доверия.

Разрыв отношений не оказался неожиданностью для Сони. Она предчувствовала и ждала, не решаясь спросить, правильны ли ее догадки. С поникшей головой, стыдясь смотреть ей в глаза, дрогнувшим голосом он сказал, что они должны расстаться. Присев на кресло, спокойно взглянув на него, Соня ответила:

– Ну что ж, если ты наконец-таки решился в этом признаться – давай расстанемся.

Не было слез и прощального секса, разошлись с обтекаемой формулировкой остаться друзьями. Возвратили друг другу ключи. Соня собрала свои немногочисленные вещи и стоически покинула квартиру.

– Извини, что так получилось, – сказал он ей вслед. В ответ Соня махнула рукой, печально улыбнулась и скрылась в лифте.

Вместо ожидаемой легкости от свободы – вина, мимолетное желание бежать за ней, вернуть. Какое-то время Герц не находил себе места, бродил по квартире, беспрерывно курил, отгонял желание отпраздновать развод. Садился писать, после первой же строки вырывал лист из блокнота, скомкивал и бросал его в стену. Выйдя прогуляться, случайно набрел на паб «Лидер», зашел выпить кофе, но употребил две стопки водки. Полегчало, совесть со своими угрызениями отползла в сторону, освобождая путь новым надеждам.

Герцу любил это место, единственный спорт-паб в городе. Ему нравилась интерьер и чудесное кофе, которое здесь делали. Помещение обшито деревом, две огромные «плазмы» на стене. Повсюду развешаны флаги и шарфы спортивных команд, которые привозил хозяин паба; дарили и посетители, приезжавшие с отпусков. В дни большого футбола или хоккея, не являясь заядлым болельщиком, Герц старался здесь не появляться. В пабе всегда рождалось много идей, легко всплывали нужные образы. Сказанное ненароком за соседним столом слово, с особой тональностью, рождало парой яркие картины. Герц торопился домой, прокручивал мысли в голове, чтобы не забыть. Но переступив порог, все надуманное рассыпалось на мелкие куски, принимая вид бессмысленной мозаики. Не получалось вспомнить и десятой доли тех образов, что посетили его в пабе в момент озарения.

Он стал брать собой маленький блокнот, куда записывал рождавшиеся образы и поправки к своему роману. И дело было даже не в алкоголе, – когда писалось, он не прикладывался к спиртному, – уютная обстановка паба располагала к творчеству. Писать удавалось не всегда, если в заведении находилась публика, на строчащего Герца неодобрительно косились. Приходилось прятать карандаш с блокнотом и переходить на смартфон. Он удивлялся, почему в провинции, особенно в маленьких городах, так подозрительно относятся к человеку с карандашом и блокнотом. И ведь посетители паба далеко не забулдыги, заведение пусть не элитное, но и не бюджетная пивнушка. Человек, бессмысленно тыкающий в сенсорный экран, не вызывает подозрений, нежели, когда он что-то записывает на бумаге. О диктофоне и вовсе думать не стоит – человек, бубнящий в девайс, выглядит сумасшедшим.

Он научился делать заметки на салфетках, дополняя их незатейливым рисунком. В «Лидере» всегда приходили свежие мысли, и думалось иначе. Герц был уверен, что и писалось бы здесь легко и плодотворно. Так и поступил. Принес ноутбук, расположился за неприметным столом спиною к выходу и попробовал поработать. Писалось действительно свободно, пальцы вдохновенно отстукивали по клавиатуре, словно играли любимую мелодию на фортепиано. Но несколько оброненных фраз, навсегда лишили желания что-либо здесь писать на ноутбуке.