— На стоянку летучих кораблей. И в Синеградье, — не стал темнить Манул.

— Я вообще-то на княжескую заваруху посмотреть шла. А тут зомби…

Половину дороги до станции мы грузили Робин историей эпической драки на кладбище, вторую половину — уже она рассказывала нам, каких животных собирается приручать, чтобы все ахали.

Зверюшек, вздумавших на нас нападать по дороге, мы сносили не глядя. Нет, совсем другое дело путешествовать в патьке. Хотя при этом экспу (опыт) тоже приходится делить на троих.

Междоусобица откладывалась, но без толковой брони туда и соваться не стоило.

Возле любой станции всегда возникает поселение. Мастерские, склады, трактир, гостиницы… Эта тоже не была исключением. Пара фахверковых домов с кружевными занавесками и цикламенами на окнах, покатые черепичные крыши, пышный дым над трубами. Хлопающая дверь питейно-едейного заведения. Завлекающие вывески. Торговка всякой всячиной, расположившаяся у кирпичной дорожки. Запахи вина и цветения. И огромный воздушный корабль у мачты — пурпурный и золотой. Тот же самый, что я увидела, войдя в игру?

Манул отправился договариваться с капитаном. Я пошла искать кузнеца, а Робин кинулась к прялке и ткацкому стану под навесом.

— Я сейчас вам такие одежки сбацаю! — прокричала она и на полтора часа выпала из жизни.

У кузнеца по-настоящему хорошими были только цены, все остальное — хлам. Жутко недовольная, я вернулась к столу перед таверной и уселась перекусить, мрачно созерцая темное содержимое кружки и ощипывая несчастную вьющуюся розу, сползшую к ножке стола. Следом за мной явились хмурый Манул и сияющая Робин. Смела сор с угла стола, пристроила аккуратно сложенные обновки.

— Вот. Я на глазок. Примерьте.

— Ветровей, индюк надутый! Это я о крылатом, капитане, — пояснил Манул, чтобы Робин перестала хлопать ресницами. — Три золотых за полет.

Мы выгребли тощую кучку меди: даже золотой не наскребался.

— Еще на выбор предложил завалить лощинного дракона — тот полетам мешает.

Лучница стукнула себя кулаком в лоб:

— Он совсем того?

— Или стать его рабами на время пути. Стирать, готовить, убирать, вся остальная черная работа… И там темнил что-то еще.

Я зыркнула мрачно:

— А не пошел бы он? Пешком пойдем.

— Мимо дракона?

— В обход.

И мы пошли.

Использовать на гордеце-крылатом дипломатию мне и в голову не пришло. Да, скорее всего, он бы и не поддался. Кто я ветровею? Дикий человек, дитя… степи.

Все же я не отказала себе в удовольствии полюбоваться на капитана летучего корабля издали. У ветровея были длинные алые крылья и узкое надменное лицо. Он стоял у причальной мачты, вертя головой, по-гусиному вытягивая шею: видно, все еще надеялся, что вот-вот появятся бесплатные рабы. Ну, пусть ждет себе.

В одной из своих историй я написала, что жизнь состоит из встреч. И как в воду глядела. Вот эту, вспененную, водопадную. Сверкало солнце, во все стороны летели брызги, лупил по камням поток. Почти у наших ног под обрывом медведица ловила форель и выбрасывала на берег медвежатам. Те лопали с урчанием, едва ли не заглушающим шум воды и… смутный крик?

Манул натопырил уши. Робин нервно забегала по краю обрыва.

— На помощь зовет кто-то, — морщась от брызг, сказал лесовей.

Это ж как надо кричать, чтобы переорать водопад?

И тут сработал печатный чат зоны, выплескивая малиновые буквы:

«Спасите-помогите-снимите меня отсюда!»

— А ты где? — выстрелила ответной очередью букв Робин.

Читеры.

— Посреди! На камушке!

Если прикинуть, «камушек» был ростом в три меня, обомшелая скала, наполовину скрытая потоком, на скале корявая ива, а на иве кто-то был. Свисающие ветки его почти прятали.

— Робин, дострелишь отсюда? — я полезла в рюкзак за веревкой, которой разумно разжилась на станции. Как и хоть плохоньким, но ножом.

Лучница прикинула расстояние. Привязала длинную нитку одним концом к веревке, а вторым к стреле. Облизнув палец, проверила ветер. Натянула лук. Вжих!

Стрела угодила в комель ивы и прочно застряла. Незнакомец выбрал веревку и обмотал ею ствол. Манул то же сделал с нашей стороны, только вместо ивы была сосна.

— Лезь, — настучала я в чат.

— Боюсь!

Мы переглянулись. Лесовей зыркнул на воду с ужасом и отступил на шаг. Робин передернула плечиками.

Ну, ясно, воину отдуваться. А я, между прочим, высоты боюсь.

Я обмотала вторую веревку вокруг талии.

— Ну, вытащите, если что. Рукавицы есть?

Лучница стянула пару прелестнейших замшевых перчаток — в таких не охотиться в диких дебрях, а на балу руки для поцелуев протягивать. Но выбирать не приходилось. Так, руки и ноги на веревку и поползли вниз спиной. «Какое небо голубое!» А спина совсем мокрая, скорей от пота, чем от брызг. И по лицу течет противно, и не вытереть. А о камнях внизу подо мной лучше не думать. Ерунда, отресаюсь. Или лесовей подлечит, мана у него полная.

Меня схватили за плечи и резко дернули вверх. Я заорала и едва не пустила в ход кулаки, потому что меч оставила на том берегу.

«Вступить в диалог?

Отклонить?

Игнорировать?»

Счас будет ему «диалог»!

И почему здесь нет кнопки: «Больше не показывать эту табличку»? Дурацкую!

На меня круглыми ошалелыми глазами смотрел дворф. То есть, здесь их зовут… подгорниками? Да хоть подпольщиками! Дворф и есть, разве что без бороды. Квадратный, ростом мне под грудь, волосы кудрявые. И мантия, мокрая и драная, но явно магическая. А еще посох к стволу прислонен. И как не упустил в воду?

— Я Анаид, сударыня, — учтиво поклонился он, держась за ветки.

— А как сюда попал?

Я встряхнулась и покрутила головой.

— Медведица…

Мой гнев выветрился разом. Как мне такое знакомо! Занесло меня как-то в зону с такими монстрами!.. Всем монстрам монстры. Воскреситься на кладбище не могла — там они тоже ходили тучами и уровней на десять выше меня. Пришлось убегать, забираться на гору и ждать полчаса, пока смогу открыть телепорт. Позже я пришла и им отомстила… Но те полчаса на голой скале среди беснующихся чудовищ!..

— Ну… я телепортнул и застрял. Бафф кончился, маны не хватает… — делился наболевшим Анаид. — У тебя зелья нет? Я верну…

Зелья восстановления магии у меня не было.

— Полезешь по веревке. Ты первый, я за тобой.

Я перевязала на Анаида страховочный конец. Ох, до чего же маги на низких уровнях беспомощные. Хилые, и манка постоянно кончается. Хуже нет ими играть.

Анаид сглотнул, зажмурился и пополз по веревке. Ну, в храбрости ему не откажешь. А я решила проверить, нет ли в иве чего вкусного. И допроверялась до осиного гнезда. У разрабов игрушек тяга к гигантомании. Только разок было наоборот, когда мой чар едва не умер от заклинаний молнии и огня, пока я разглядела пуляющуюся ими мелочь. Но в этот раз осы были что надо, крупные, как вертолеты. А я без ковырялы. Пришлось прыгать в воду и нырять. Хорошо, что рыб-убийц в свежей воде не было. Зато рифов и водоворотов выше крыши. И каменных порогов, и норовящей оплести руки-ноги травы. Выползая на берег, чувствовала я себя, как после мясорубки или стиральной машины. А то и обеих разом.

— Тут она! — проверещала Робин сверху и прыгнула. За ней изящно спустился ко мне Манул, на ходу растопыривая ладони для заклинания. А Анаид слезал осторожно и с достоинством. Меня раздевали, ворочали, лечили, сушили… А я сперва прикусывала губу, стараясь не орать и не стонать, а потом стало хорошо. Вот бы в реале так — поводил руками, и залечен перелом… Эх!

— Станем лагерем, — сказал лесовей сурово. При всей его хилерской мягкости характер был кремень. — Мне ману надо восстановить, а Боудикке — выспаться.

— Тогда я поохочусь, — весело объявила Робин.

— А я готовить умею, — торжественно сообщил Анаид. — Вы меня не гоните, ребята, ок? А то магу одному тяжко.

Робин постучала себя по лбу:

— Выдумал он! С чего нам тебя гнать?