– Ты видишь меня живым, – помедлив, ответил Шаан’Далор. – Ты можешь коснуться меня… хотя нет, лучше не стоит. Для меня это означало сон, в котором я буду видеть целую жизнь. Вернее, две жизни.

Вероника растерянно смотрела на деревце, обняв себя за плечи. В перебежках световых вспышек ей удалось рассмотреть некий порядок, как будто там загорались и гасли лампочки на ёлочной гирлянде.

– Просто… когда я думала о Джине и о том, что заставляло её так поступить… я думала, что для неё это будет значить смерть, – тихо заговорила Вероника. – Ну… то есть, однажды всё это закончится, правда? Однажды ты станешь собой навсегда. Может быть, даже в этот раз. И если для тебя это просто сон, то она перестанет существовать, правда? Получается, она умрёт.

Шаан’Далор молчал. Вероника всматривалась в перемигивание вспышек, и на этот раз отметила, что и в цветах тоже есть свой порядок. Их было немного, с десяток, наверное, и каждый оттенок загорался у своего корня. Казалось, крошечные огоньки танцуют в только им ведомом ритме, и это не могло не завораживать. На какое-то время Вероника даже забыла, что происходит.

Только когда вокруг посветлело, погасли звёзды, а пространство затянулось мягкой молочной дымкой, она будто очнулась и оглянулась на Шаан’Далора.

– Мы немного заболтались, – сказал он. – Давай вернёмся за стол.

Он взмахнул рукой, и деревце растаяло цветными струйками дыма. Веронике отчаянно хотелось расспросить его, но она не решалась. И так уже лишнего наговорила…

– Я действительно не хочу говорить о Джине, – сказал Шаан’Далор. Его глаза на мгновение осветились красным, стулья и стол вернулись на место. Мелькнуло ощущение, что вместе с этим между ним и Вероникой выросла прежняя стена, как между разрушителем мироздания и несчастным, назначенным вроде как это самое мироздание спасти. – Но не потому, что я ею недоволен. Просто… – он зажмурился, потёр глаза; опустил руку и взглянул на Веронику. – Просто есть вещи, которых не изменить. Ты не сможешь перестать быть дочерью бога тьмы, не сможешь лишиться своего Дара. Джина так же не сможет перестать быть воплощением всего, от чего я отказался, чтобы быть здесь. Она – разрушение во плоти, Ника. Этого ничем не исправить.

– Я… – плохо понимая, что делает, Вероника сжала кулаки. – Знаешь… Да, я может быть и не могу перестать быть дочерью бога тьмы. Только однажды у меня уже был выбор. Я могла продолжить дело своего отца… ну, то есть… ты понял, – она выдохнула. – Я уже сделала свой выбор, когда мне позволили. Неужели она не может?

Шаан’Далор прищурился, его глаза на миг осветились красным. Вероника сжалась.

– Да, ты сделала свой выбор, я вижу, – пробормотал он. Помолчал немного, заговорил чуть громче. – Ника, неужели ты не видишь? Ты сделала свой выбор. Она тоже.

– Но…

– Она сделала свой выбор, – перебил Шаан’Далор. Жестом остановил Веронику, пытавшуюся снова что-то сказать. – Она будет выбирать то же самое снова и снова. Это не только её происхождение, но и её суть. Пока она решает быть такой, какая она есть, она будет выбирать то, что уже выбрала. Давай закончим на этом.

– Но…

– Хватит, – Шаан’Далор махнул рукой, его глаза на миг осветились красным. – Мы здесь для того, чтобы играть, так давай этим и займёмся.

Наверное, самое благоразумное сейчас – сделать то, что велено. Вероника опустилась на стул, взяла со стола свои карты. Две дамы… ах да, точно. Она мельком оглянулась на Шаан’Далора – тот невозмутимо смотрел в свои карты.

– И договоримся сразу, – негромко сказал он, не поднимая взгляда. – Если я прошу тебя остановиться, ты делаешь это. Не потому, что я злой, а потому, что это элементарное уважение, и я сделаю для тебя то же самое. Не хочу, чтобы наша игра закончилась раньше времени.

Вероника кивнула, ни мгновения не сомневаясь, что Шаан’Далор узнает её ответ.

Вот и первая игра. Остаётся надеяться, мироздание будет на её стороне…

Всего полчаса в лондонском порту, а Аден снова успел возненавидеть этот город, пусть на этот раз тот и не был ни в чём виноват. Ну, разве что в том, что лил дождь, как и в ту проклятую ночь почти сто восемьдесят лет назад; только почему-то сейчас эти воспоминания будто были перетянуты тугой резиной, а потому коснуться их было невозможно. Да и не особо хотелось, если честно.

Десять минут назад они сели в грязный жёлтый автомобиль, наполненный неестественным и невкусным запахом мяты, втроём на заднее сиденье. Аден равнодушно наблюдал за стекающими по затемнённому стеклу струйками воды, слушал тихую музыку, разливавшуюся по салону, но не мог уловить ни слова. Как-то всё это было слишком тихо и спокойно. Кажется, кто-то даже шутил по этому поводу – если задачка решается слишком легко, значит, что-то не так.

– Как-то я всё это себе иначе представляла, – будто в ответ на его мысли негромко заговорила Санни. – Ну, то есть… Вроде как всё плохо, да? А мы в Лондоне, спокойно едем в аэропорт. Даже собираемся лететь назад через полмира, а не пытаемся пробраться через Мир грёз, например…

– Ты сама знаешь, что не проберёшься, – машинально отозвался Аден.

– Это так, болтовня, – отмахнулась Санни. Покосилась на водителя, но тот тактично молчал и даже не оглянулся. – Просто… неужели ничего не поменялось? Ну, кроме того, что мы оказались в Лондоне.

– Поменялось, – тихо ответила Алина. Санни обернулась к ней. – Неужели ты не видишь?

Санни покачала головой. Алина указала на лобовое стекло, поёжилась.

– Я, конечно, особо не всматривалась, но… Мы же в огромном городе, правда? Здесь же должны быть толпы духов. А их нет.

Аден невольно оглянулся, всмотрелся в полумрак лондонской ночи. Конечно, темно, но ведь и фонари горят. Конечно, до рассвета ещё далеко, но даже в такое время жизнь здесь не утихает. А значит, тёмные духи не должны прятаться, ведь ночь – настоящая обеденная пора. Улицы должны кишеть чёрной мелочью, невидимой для глаз обычного человека.

– А ещё я смотрю, вам повезло, в отличие от меня, – добавила Алина. – Мой Дар не работает, сколько бы я ни пыталась его призвать.

Аден оглянулся на Санни, как будто у неё был хоть один ответ. И по её взгляду понял, что её об этом не предупреждали.

Похоже, к решению задачки они и не подбирались. Как минимум потому, что не знали полностью условия…

Как они доехали до аэропорта, и что было дальше – Аден помнил плохо. В память въелся проклятый неестественный запах мяты, тихие перекаты грома на горизонте, перестук капель дождя по стеклу, потом по плечами – и снова по стеклу. Затем – недолго – разговоры, негромкие и во весь голос, много голосов и слов на всевозможных языках. Тёмные пятна сменялись цветными в безумном калейдоскопе, холод сменялся теплом, и Аден пришёл в себя только в то мгновение, когда всё вокруг стихло, кроме двух знакомых голосов.

– Твоя мамашка неплохо устроилась, – бурчала Алина. – Хотела бы я за два часа с такой лёгкостью организовывать рейс…

С каждым мгновением эта девчонка всё больше напоминала маленького злобного хорька. В прозрачном браслете на запястье зудела смесь из её раздражения и страха; будь это прикосновением, оно было бы неприятно шершавым, как наждачная бумага.

– Начни учиться и много работать, – бросила Санни. – Не только это сможешь.

Аден смутно помнил, что уже летал на самолётах, кажется, даже совсем недавно. Больше из памяти выудить не удалось – картинки прошлого тонули в тумане, как будто он провёл весёлую ночь в компании людей. Или не ночь, а целую неделю…

Этот самолёт был… ну, тесным. Маленький салон, выкрашенный белой краской, напоминал кроличью нору. По обе стороны от прохода расположилось восемь сидений, вернее – бежевых кожаных кресел; такие должны быть удобными и уютными, но от них становится не по себе от одного взгляда. Здесь было тепло, пахло чем-то свежим, кажется, лимоном или вроде того. Хотя бы не сыро и дождя нет, да ещё и тихо – и то хорошо.