Придёт ли человек туда один? Наверняка. Не захочет делиться ни с кем. А даже если и нет… Вспоминая мускулистый торс варвара, его горящие ненавистью глаза — да он десяток положит, лишь бы вырваться.

Но вот после… После будет то, что я продумал плохо. Когда бывший раб окажется на воле, он пойдёт мстить. Нет, если эта тварь, Валед, сдохнет — я буду только рад. Если варвар сможет спасти своих… Вдвойне.

Это было бы идеально. К сожалению, такой исход маловероятен. Строптивец вновь попадёт в руки Валеда. И тот узнает, так или иначе, всё. И захочет расквитаться со мной — ведь получалось, что я, фактически, подсылаю к нему убийцу!

Чем всё закончится? Какие последствия будет иметь для нас? И, возвращаясь назад — правильно ли я вообще поступил? Или надо было не трогать, не вмешиваться?

Валерия, выслушав всю нехитрую историю, задумалась. В глазах её стояли слёзы. Что мне нравилось — она никогда не была бессердечной и жестокой, всегда принимала близко к сердцу чужие напасти. Будто и не дитя своего мира.

— Ты странный, Волчик… Никто другой даже не подумал бы ничего подобного делать!

— Я не странный. Я нормальный! Это все вокруг странные… Если что-то плохое — надо с ним бороться, а не терпеть.

— Вот я и говорю… Странный. А что до твоих сомнений… Ты сделал, что должен был. Я ж тебя знаю. Если бы оставил всё, как есть, изводил бы себя ещё сильнее. Но надо рассказать Тюрину.

— Сам думаю, что надо. Ситуация больше не подвластна нам, никто уже не сможет испортить того, чему я дал начало… Надеюсь только, что тот раб не погибнет сразу и глупо.

— Надо надеяться на лучшее!

— Надо, конечно, надо. И… У меня есть ещё одна, очень плохая новость. Уже относительно тебя. Вернее, твоего ошейника…

Тюрин ожидаемо не обрадовался моей истории. Пока я говорил, он всё больше мрачнел, и к концу рассказа его кустистые брови практически сошлись на переносице. Я же, наоборот, почувствовал небывалую лёгкость, будто избавился от тяжелейшего груза.

Гном крепко задумался, глядя на мелькающие телеграфные столбы за окном. Заговорил спустя минут пять, не раньше:

— Не доверяешь, значит?

— Вовсе нет. Доверяю! Вы же тоже не всё рассказываете! Про свою главную цель, например. А это может напрямую меня касаться, не так ли?

Тюрин ещё больше насупился, и опять надолго замолк. Достал трубку, раскурил. Я не стал напоминать, что курение в вагонах запрещено.

— Ладно. Спасибо, что рассказал. Мне это не нравится, да и кому может понравиться… Но делать нечего. — ещё немного молчания, и, наконец, финальное: — Придётся только нам принять дополнительные меры. Постараться замести следы… В счёт скорости. Ты же хотел вспомнить, каково это — в телеге и на волах, да? Вот и будет тебе, как в старые добрые. Только моли теперь своих варварских богов, чтобы мы успели! Иначе, не знаю, что наши с тобой сделают…

Когда я попросил объяснений относительно того, что за меры и как они должны нас обезопасить, Тюрин не стал ломаться и сразу всё пояснил:

— Если сойдём на конечной, нас отметят. Всех прибывающих в Северную Столицу записывают. Так что, если кто-то будет искать нас через официальные источники, обломается.

— Но мы же всё равно туда собираемся ехать!

— Конечно, собираемся. Но, знаешь, стражников на вокзале подкупить куда сложнее, и дело это не такое надёжное, чем заглянуть на огонёк к старику Петро. Он сидит на Второй Восточной, и пропустит нас без вопросов, за некоторое вознаграждение, само собой. Если так сделаем — никто и никогда не узнает, что мы в городе.

— А внутри? Нас же могут увидеть там, на улицах тех же…

— Во-первых, мы разделимся. А во-вторых, нас встретят, не переживай. Кто обратит внимание на то, сколько гномов прошло в одну сторону, а сколько в другую? И попросим каких-нибудь людей из знакомых довезти телеги. Так вообще ничто не будет нас связывать. Вот только, идти к нашим собратьям в городе и просить их всё организовать придётся уже тебе. Мылыш слишком приметен, а Валерию ты сам не отпустишь… Но ничего, не переживайте.

У гномов дела редко расходятся со словами, и вот уже скоро мы сошли с поезда, выгрузили ящики с динамитом и все нехитрые пожитки. Буквально за пару часов решились все вопросы: были найдены и куплены, за немалую сумму, две раздолбанные телеги, тощие бычки к ним, и ещё какая-то нужная в дороге мелочёвка. И, пообедав в какой-то придорожной харчевне, мы начали свой путь по разбитым дорогам в сторону той самой неведомой Северной Столицы — Анограда. Только идти пришлось пешком, телег было мало и мы все в них не влезали. Да походного инвентаря в наличии почти не было, только самое необходимое, буквально по минимуму — на пару-тройку дней в пути.

— Растудыть вас всех через дальние отроги! Где мой стульчик складной? По что я его продал-то, а? — ныл, загребая пыль башмаками, Барин.

— Скрип-скрип… — вторили гному жалобными голосами несмазанные тележные оси.

— Капитан, капитан, улыбнитесь!.. — добавлял хаоса и шума довольный, что его наконец выпустили на волю, и носящийся туда-сюда на максимальной скорости Пострел.

А я шагал и всё крепче думал, что уж больно холодно вокруг. Пронизывающий ветер, пожелтевшие листья, нависшие над головой тяжёлые тучи — всё говорило о том, что мы оказались куда севернее тех мест, где были раньше, и зима уже не за горами. Давало о себе знать отсутствие тёплой одежды, о её наличии я даже не думал до этого. Привык к жарким южным краям, даже в Южной Гавани было довольно тепло и комфортно.

Я отчаянно мёрз, особенно коченели руки и задувало за шиворот. Гномам, видимо, тоже приходилось несладко, но, если честно, в их отношении совесть моя молчала. Кажется, человеческая жизнь всё-таки важнее комфорта и пары дней дороги. Всерьёз напрягала только Валерия. Время от времени я пытался повлиять на вздорную девчонку, пытаясь пробудить её сознательность:

— Неужели тебе не холодно?.. Оденься, простудишься! Хотя бы в одеяло закутайся!

Но та лишь отмахивалась и упрямо мотала в ответ головой, мол — мне и так нормально. Никогда бы не подумал, что южанка так невосприимчива к низким температурам. На неё даже смотреть, и то было холодно! Она даже расстегнула верхние пуговицы, то ли издеваясь надо мной, то ли совсем поехав крышей. А все мои попытки более активно повлиять воспринимала как личные обиды, и приходилось отступать, признавая её право совершать ошибки. Мы так чуть не разругались в конец…

И тем не менее, несмотря на это на всё, я чувствовал себя почти счастливым. Под ногами была дорога, впереди — неизвестность, рядом — пусть строптивая, но любимая девушка, и друзья, которые не отвернулись от меня, даже несмотря на то, что им приходилось из-за меня терпеть.

Сумерки сгустились рано, но мы продолжали идти, пока совсем не потемнело. Уже когда почти непроглядная темнота сгустилась над головой, мы запалили керосиновые фонари и нашли какое-никакое место для стоянки. Мне, как и в былые времена, пришлось идти, заниматься быками. Завершив с ними, решил прогуляться по округе, поискать воду. Запас у нас был, но у меня давно пришло в привычку пополнять его везде, где только можно. В горах и на пустырях Юга, бывало, днями не попадалось ни одного источника…

Как-то незаметно я ушёл довольно далеко, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Несмотря на близость к столице, городв и деревень в округе на удивление практически не встречалось, мы двигались по какой-то заброшенной и заросшей высокой травой равнине.

Внезапно, лёгкий звук заставил насторожиться. Я осторожно подошёл к невысокому кусту и присел за него, стараясь слиться с окружающей обстановкой. В темноте, когда сквозь затянутое тучами ночное небо не пробивалась ни одна звезда, а поблизости не было ни одного фонаря или даже костра, сделать это было проще простого.

Вскоре я понял, что же именно слышу. Тихое пение, лёгкое бренчанье, перестук копыт и фырканье коней. Всё это перемешивалось вместе и довольно резко вплеталось в полотно ночного безмолвия.