— Пошли вниз! Тут опасно! — Валерия дёрнула меня за рукав, обеспокоенно заглянув в глаза.

Я покачал головой.

— Нет. Мы останемся тут. Хочу… Хочу посмотреть.

— Ты нормальный? Нас смоет!

— Не смоет. Я буду держаться. И ты держись, за меня. Если утонешь, придётся жениться на какой-нибудь другой рабыне, так что смотри, держись хорошо!

Мы остались на палубе. Матросы больше не подходили — видимо, решили, что раз мы так хотим рисковать собственными шкурами, это полностью наше дело. Да и все наши отношения с командой вообще были сиьно натянутыми, моряки демонстративно не замечали нас, и частенько можно было услышать злобное перешёптывание или доносящиеся в спину проклятия. Я уже даже начал првыкать к такому и относился спокойно.

Но остался наверху не из желания досадить и не от стремления к суициду, у меня были для того основания. Во-первых, снаружи я чувствовал себя просто спокойнее. Если с кораблём что-то случится и он пойдёт ко дну, очень не хотелось сидеть запертым в четырёх стенах. Умом я понимал, что если буду на палубе, это не сильно поможет, скорее наоборот. Но казалось, что находясь здесь, я имею чуть больше возможностей повлиять на свою жизнь, и это пусть немного, но успокаивало. Во-вторых, и в главных, я чувствовал лёгкое покалывание в руке. Мне даже показалось, что я увидел слабое зеленоватое свечение на ладони. Да-да, в том самом месте, где растаяла странная водоросль, поднятая у родника возле Гуртовой деревни.

Ощущения в руке были приятными, никакого беспокойства или опасности, и появились точно с приближением шторма. Я был почему-то уверен, что если отгорожусь от бушующего моря хоть даже ненадёжными деревянными переборками и бортами, нечто в руке исчезнет тоже. А узнать, что же это всё-таки такое, было крайне любопытно. Не из-за него ли я смог победить морозного паука и вылечить Валерию?..

Тем временем, волны становились всё выше и выше, некоторые особо мощные захлёстывали палубу и прокатываясь по ней от кормы до носа. Выбранное мною место было ближе к баку и до наших ног почти ничего не долетало, но из-за приносимых ветром брызг одежда промокла практически мгновенно. А шторм и не думал стихать — наоборот, казалось, он набирает силу… Но мы продолжали стоять, одни на палубе. Никого больше не было — все скрылись в трюме, разве что где-то там, на юте, отчаянно крутил штурвал рулевой, пытаясь управлять несущимся в неизвестность судном, но из-за стены дождя даже его не было видно.

Валерия прижималась ко мне всем телом, обхватив руками. Я точно так же держался за борт, крепко, до боли сжимая его и широко расставив ноги. Но мне было не страшно, я наслаждался. Каждая волна, казалось, гладит и ласкает, как заботливая мать, а под нами была будто и не голодная бездна, способная в один миг сожрать и корабль, и всех, кто находится на нём, а уютная колыбель.

А потом всё как-то вдруг, внезапно закончилось. Ветер ослаб, волны перестали кидать судно из стороны в сторону и начали уютно покачивали его. Тучи рассосались, и между ними даже начали пробиваться лучи Ока. Зуд в руке, так больше никак и не проявивший себя, пропал. Я чувствовал прилив сил, будто не стоял, рискуя быть смытым, а отдыхал всё это время. Только было очень холодно. Сейчас, когда появилась возможность расслабить мышцы, я понял, что дрожу. Кинул виноватый взгляд на Валерию, уж если мне холодно, то каково должно быть бедной девчонке. Но она стояла, как ни в чём не бывало, в полностью расслабленной позе. И ни синих губ, не стучащих зубов!

Тем временем, из трюма показались матросы. Правда, радости от миновавшей непогоды на их лицах не было. О причине не пришлось долго гадать: нескольких членов команды вынесли на руках.

— Что с ними? — спросил я ближайшего моряка.

Тот окинул меня высокомерным взглядом и сначала, казалось, хотел просто проигнорировать — но потом всё же буркнул в ответ:

— Груз сорвался. Придавило.

Только услышав это, я бросился вниз. Посмотреть, целы ли гномы и Рекс с Пострелом, которых держали в отдельном помещении для животных, вместе с волами и лошадьми.

К счастью, все наши оказались в порядке. Но олегчения это не принесло. Насупленные лица матросов и их злобные взгляды то и дело обращались к гномам.

— Это из-за ваших ящиков!.. — наконец злобно прошипел, не выдержав, один из моряков.

— Из-за наших? А кто их не закрепил, трещину вам в стену, а? — Тюрин был само спокойствие.

— Кто знал, что такой шторм будет!

— Кто знал, кто знал… Вы и должны были знать. И вините только себя, не сваливайте на других!

— Хватит лаяться! — голос капитана, незаметно подошедшего к спорящим, заставил всех замолчать, даже Тюрина. — У нас один труп и четверо раненых. При том, что команда и без того была не полная. Как дальше пойдём, а?..

Я оглядел хмурые лица и осторожно поднял руку, как примерный ученик:

— А может… Я помогу? Конечно, уметь я ничего не умею, но учусь быстро.

Все взгляды скрестились на мне, и что только в них не читалось. Но, в основном, это было удивление.

— Если… Уважаемые гномы позволят своему слуге на время присоединиться к команде.

— Он не слуга нам, а друг Рода, — Тюрин ответил всё так же бесстрастно. Но мне в его голосе послышалась лёгкая издёвка и нотки превосходства. И меня это радовало, хотя издевался он, казалось, над моим сородичем. Пусть сам я не являлся гномом, но подгорные жители казались мне порой куда человечнее людей.

«Почти у всех вещей и явлений на свете есть неприятное свойство: то их слишком много, а то — нет вообще». Так сказал Тюрин, после чего начал долго и витиевато материться по-гномьи, посылая на головы духов ветра падающие камни, на морское дно — глубокие трещины, а на Малыша проклятие вечной трезвости. Ведь полурослик, негодяй такой, нанял быстроходный, но зависящий от ветра бриг «Ласточка», вместо какого-нибудь парохода, того же стоявшего в Торне «Вулкана», пусть более медленного, но зато с паровой машиной!

Малыш на все обращённые к себе упрёки пожимал плечами, мол — я не я, шхуна не моя. К слову, предводитель гномов честно признал, что в иной ситуации лёгкий парусник был бы предпочтительнее. Но… Дурацкий штиль смешал все камни! И мы стояли уже который день, с бессильно обвисшими парусами, и были вынуждены слушать гномье ворчание и ругань. К слову, раздражёнными и обеспокоенными выглядели все из нашей команды, кроме Мерина, с головой погрузившегося в работу с моим мечом, и самого Малыша, как-то отыскавшего доступ к корабельным запасам алкоголя, или к сердцу, вернее — кошельку того, кто его раздаёт.

— Можем не успеть пройти перевалы до того, как их занесёт. Если ждать весны, клан Золотоого Молота тоже… — Тюрин повернулся — взгляд его был обращён к далёкому горизонту, где на темном вечернем небе отчётливо виднелась комета, и увидел меня. Гном прервался на полуслове, будто думая — говорить дальше, или нет, и начал усиленно пыхтеть трубкой, сверля меня взглядом.

Я пожал плечами, смотря гному в глаза:

— Прошу прощения, что случайно подслушал. Чужие тайны мне не нужны. Но… Я, если что, не настолько глуп, чтобы не догадаться, что вы куда-то спешите, и что это очень важно для вас.

Тюрин выпустил изо рта поочерёдно несколько колечек дыма, хмуря брови, и наконец продолжил свою речь:

— Человек, не подумай, что мы не доверяем тебе. Просто… Это не наша тайна. Она слишком много стоит, слишком важна для нашего рода. Рассказывать тебе это сейчас… Не готов.

— Хорошо-хорошо! — я примиряюще поднял руки и демонстративно сделал шаг назад. — Но вообще, я просто подошёл сказать: капитан считает, что штиль скоро кончится. Слышал, как он говорил помощнику, объясняя это какими-то приметами.

— Вот это было бы прекрасно! Радостная новость, — на лице гнома появился намёк на улыбку, суровые складки на лбу чуть разгладились. А серо-стальные глаза блеснули хитрым огоньком: — Ну и как тебе работа на корабле, а, юнга?..

— Да, в общем-то, не жалею… — сказал я чистую правду в ответ. Хотя всё оказалось совршенно не таким, каким я это представлял себе.