– Милена, малышка моя. Как ты нас напугала!

Происходящее, честно говоря, удивило. Судя по всему Милена – это я. И рука, накрытая женской ладонью, не испытывала дискомфорта, значит человек она мне не чужой. Так откуда столь острое чувство отторжения? Будто я и не я вовсе. А кто тогда, пришелец? Улыбнулась и сразу пожалела. Пересохшие губы лопнули, заиграв на языке солоноватым привкусом крови. Он был мне хорошо знаком, ассоциировался с чудовищным, невыносимым страхом, от которого непроизвольно сжались все мышцы.

– Милена, что с тобой, тебе плохо?! – запаниковала незнакомка. – Карл! Карл, она очнулась, врача зови скорее!

Проследив за встревоженным взглядом этой ухоженной женщины, я тоже увидела, что её так взволновало – мои намертво вцепившиеся в покрывало пальцы. Длинные, бледные, тонкие пальцы. И чувство кольнуло такое неприятно-брезгливое, будто вижу их впервые. Содрогнувшись, повернула голову обратно.

– Кто я?

Голос, хрипловатый, тягучий, тоже незнакомый. А какой знакомый? В мысли снова вернулась рябь и уже привычная пустота.

Прошло две недели с момента аварии, прежде чем наступил долгожданный момент моей выписки из успевшей опостылеть больницы. Думаю, это был самый адский период в моей жизни, но утверждать это с полной уверенностью я бы не стала. Я абсолютно ничего не помнила. Ни семьи, ни друзей, ни увлечений. Девятнадцать лет воспоминаний как в Лету канули и неизвестно вернутся ли обратно. Наверное, именно поэтому я казалась себе такой чужой, вплоть до физического дискомфорта, будто собственное тело вдруг стало жать как не разношенные туфли.

– Милена, ты уверенна, что не хочешь пожить с кем-то из нас первое время?

– Я справлюсь… мам.

Улыбнулась натянуто, пряча глаза, и стала рыться в сумке, надеясь, что она не заметила неловкой запинки. Люди, назвавшиеся моими родителями, оказались чуткими и любящими, но обращаясь к ним "мама" и "папа" мне не раз доводилось ловить себя на мысли что приходится переступать через себя. По крайней мере, я была им благодарна, мне было за кого цепляться, пытаясь адаптироваться к новой для себя жизни. Назвать её "своей" почему-то язык так и не поворачивался.

Судя по одиночной палате с отдельным туалетом и душем, и приветливому отношению персонала, моя семья была вполне себе обеспеченной. Я утром чуть йогуртом не подавилась, узнав о собственной отдельной квартире, подаренной отцом по случаю поступления в универ. Причём обрадовало меня не столько наличие личного жилого угла, сколько возможность избежать ежедневного общения с семьёй. А позже стыдно стало за неблагодарность свою. Они мне тепло и заботу, я же только и думала, как забиться в уголок, чтоб никого не видеть. Оказалось совсем не просто так сразу принять мир, в котором каждый человек заведомо чужак.

– Папа хочет продать твой байк. Ты не против?

– Нет, конечно!

Я потёрла лицо рукою, не понимая мелькнувшего на её напряжённом лице удивления. Неужели ждала возражений, с чего бы? Если бы не эта чёртова железяка, меня бы не пришлось буквально с того света вытаскивать. Это ж надо было умудриться на пустой дороге въехать в дерево! Как следствие – открытый перелом предплечья и острая кровопотеря, приведшая к клинической смерти. Теперь у меня остался шрам на левой руке, пластина в лучевой кости и в мозгах вместо воспоминаний белый шум. Да я, с таким букетом к этой куче метала и близко не подойду!

– Врач говорит, что с понедельника ты можешь вернуться к занятиям. Если хочешь, я могу попросить его о продлении справки на недельку-другую.

– Зачем? Как я потом нагонять буду?

Нахмурившись, я пропустила меж пальцев прядь волос насыщенно-розового цвета. Порой меня так и подмывало спросить, а до аварии с моей башкой всё было в порядке? Особенно разглядывая тату в виде объёмной крадущейся под резинку трусиков пантеры. Фу, пошлость какая… ну, хоть не птеродактиль. Я бы многое отдала, чтоб узнать историю её появления. Наверняка набила на спор, иначе, куда нынче подевался мой восторг?

– А ты будешь нагонять?.. Милена, ты точно хорошо себя чувствуешь?

Я подсела рядом к… матери на уже застеленную койку, изрядно озадаченная её хронической настороженностью. Во мне крепло стойкое и однозначно тревожное ощущение, будто родители постоянно начеку, в ожидании очередного подвоха. Не самое приятное чувство в моём положении.

– Ма, я плохая дочь, да?

Моё предположение вызвало у неё густой румянец и виноватую улыбку. Как же невыносимо неведенье!

– Что ты такое говоришь? – женщина притянула меня к себе и, крепко обняв, захлюпала носом. – Это мы с отцом плохие, разбежались по молодости, а ты как меж двух огней металась. Упустили тебя за собственными проблемами, всё время в работе, оглянуться не успели, а доченька-то совсем большая. Недоглядели тогда, чего теперь жаловаться? Ты главное знай, мы всегда будем любить тебя, что бы ты там ни учудила.

– И часто я чудила? – мой голос прозвучал тихо и хрипло, хоть я и старалась казаться спокойной. Она, вздрогнув, отвела взгляд и неопределённо пожала плечами. – Скажи правду, ма.

– Милена, у тебя появился исключительный шанс начать с чистого листа. Не нужно тратить его на копание в прошлом. Пошли, отец должно быть заждался.

***

Утро моего первого учебного дня началось с беготни. Из-за того что уснуть на новом месте никак не получалось, а будильник ближе к рассвету каким-то чудом очутился под матрасом, я проспала. Продрав таки глаза, глянула в окно, за которым было уже достаточно светло, ужаснулась, автоматом крепко выругалась и, неприятно поразившись колоритности своего словарного запаса, пошаркала на кухню, чтобы поставить чайник.

Проснулась окончательно лишь несколько раз умывшись ледяной водой. Впрочем, лучше бы не просыпалась. Стоило только порадоваться долгожданной бодрости и приливу сил, как руки сразу же потянулись к лежащей на подоконнике пачке сигарет. Серьёзно?! Я, оказывается, курю. Зашибись…

А как же ранние морщины и прочие спутники никотина? Теперь хоть стало понятно, чего мне так не хватало в больнице. Нет, так дело не пойдёт, не для того я выжила. Смахнула пачку в мусор и вернулась в спальню, одеваться.

Подаренная отцом квартира оказалась небольшой. Всего одна комната, но с хорошим ремонтом и в трёх кварталах от универа. Правда немного смущал избыток фотографий на стенах, в большинстве своём весьма откровенных. Бр-р… не хотелось бы встретиться с человеком, который всё это снимал. Не спальня, а эротическая галерея моего имени. С трудом оторвав взгляд от огромного фотопортрета, на котором из одежды на мне были только… волосы, решила сегодня же сжечь это безобразие, после чего заглянула в гардеробную и столкнулась с совсем уж непредвиденной проблемой: он забита под завязку, но мне совершенно нечего надеть.

Пришлось потратить добрых полчаса на то, чтобы перерыть бесконечные завалы полупрозрачных блуз, миниюбок, и джинсов с пугающе низкой талией. Время поджимало, и, решив выбрать меньшее из зол, я на свой страх и риск влезла в эти самые джинсы. Перенесённоё моим организмом потрясение не прошло бесследно, потому как, они то и дело норовили сползти с похудевших бёдер. Тратить драгоценные минуты на поиски ремня показалось неразумным, а потому я покрутилась-повертелась, да и махнула рукой – сойдёт. Покопавшись ещё немного в ворохе сваленной на полках одежды, выудила с самого дна водолазку которая, (О чудо!) нигде не просвечивала. Натянула её через голову, сверху накинула кожаную косуху, и быстро глянув на часы, с ужасом поняла, что первая пара уже началась.

Из зеркала на меня недобро посмотрела невысокая, тощая незнакомка, с отросшими пшеничными корнями, сверкающими "во всей красе" среди кислотно-розового ужаса. Будем считать, что покрасила я их тоже на спор. Эх, азартная я всё-таки штучка.

Заодно стало понятно, каким образом в моём гардеробе затерялась неброская водолазка: она обтягивала налитую, но аккуратную грудь, не иначе как вторая кожа. Пришлось смириться с необходимостью идти на пары в таком виде, а уже после пройтись по магазинам и купить себе хоть что-то, что можно назвать повседневной одеждой, а не костюмом девочки из стрип-клуба. А ещё, торопливо заплетая густые, непослушные волосы я серьёзно задумалась о походе к парикмахеру. Оно всё может и красиво, если правильно подать, но соль в том, что я понятия не имела, как это сделать. Грех, конечно, жаловаться на свой внешний вид, когда одним только чудом не сыграла в ящик. Тем более что он был достаточно дерзким, даже провокационным, благо внешними данными Бог не обидел, но всё это, вплоть до собственной кожи казалось снятым с чужого плеча, а потому отталкивающим.