«Засада!» – отчетливо прозвучало в голове у пилота. Он вскочил и побежал прочь, петляя меж стволов, чтобы выстрелам невидимых людей было не так легко его достать. Бывший третий, а теперь второй, вскочил следом за ним, и тут же, испустив крик «А-а-аааа!», он дернулся и присел на одно колено.

– За мной! – гаркнул пилот. Он дернул спутника за руку, принуждая встать, а тот вдруг заплакал и зашептал:

– Олегыч, бабы! Что ж это такое, я ж не хотел… Мальчонку-то мы… Мы ж его отпустили!..

Он судорожно зажимал рукой кровящую рану на боку. Из раны почему-то торчала тонкая палка с черным пером, примотанным к концу. Пилот, одурев от этого дыма и шума и внезапно подступившего к самому горлу ужаса, ожидая вот-вот очередного выстрела, посмотрел назад. За деревьями маячили какие-то длинные темные тени. «Мужики в юбках – вот хреновы маскировщики», – мелькнула у него в голове нелепая мысль. А потом еще: «Правильно Николай, выходит, сказал: дурдом!» Это просто удивительно, как быстро начинают нестись мысли. Все происходящее было так нелепо и непонятно, что он даже боялся-то как-то вполсилы, понарошку. Сам плохо понимая, что он делает, мужчина схватил за конец оперенную палку и выдернул ее из тела раненого. Тот дернулся и осел. Пилот, чувствуя биение пульса в висках, смотрел на предмет в своей руке. Это была стрела с тонким каменным наконечником, вымазанном в крови.

Пилот отпустил невезучего грабителя и побежал что есть сил через лес, пригибая голову и стараясь не считать выстрелы, доносящиеся ему вслед. Первая пуля догнала его, когда он старался одним гигантским прыжком перемахнуть через яму, заросшую вереском и хвощом. Обожгла плечо и мгновенно сделала всю правую половину тела от горла до пояса горячей и чуткой. От этого он приземлился неловко, подвернув лодыжку, и конкуренция боли в двух областях его тела махом достигла высшей точки. Потом что-то еще ударило его в плечо, когда он уже выбирался с острова, понимая, что и в болотах ему нет спасения, но продолжая бежать вперед, потому что пути назад все равно не было. Третья положила конец его мучениям и нелепой этой погоне – он уткнулся лицом в мокрый пахучий мох, и последним его чувством перед тем, как все померкло, был жгучий, омерзительный стыд. Чьи-то руки перевернули его на спину, причиняя невыносимую боль, и сквозь туман, застилающий глаза, он увидел над собой склонившуюся женщину с темным, солдатским лицом, в грязном платке, плотно обматывавшем голову, с бледно-синими, как сибирское небушко, холодными глазами. Лицо ее было буро и ноздревато, как сырой ржаной хлеб. Она проговорила что-то на непонятном языке. На сгибе руки ее висел полукруглый лук, а голос ее был невнятен и дик. Потом за ее спиной появилась еще одна женская голова в платке, и затем еще одна, а потом, наконец, наступило блаженное небытие.

Через день, около девяти утра компания сборщиков клюквы уже ползала по кочкам, примыкавшим к Васильиному лягу. Все разбрелись на довольно большую площадь. Никто никому не мешал. Каждый старался как можно меньше перемещаться и как можно больше собрать. Ягодные совки с длинной «расческой» по краю, усердно чесали пышный мокрый подлесок. Глаза рыскали по кочкам, выискивая красные пятна – лужи и озера клюквы, впадины, наполненные клюквой, кочки, осыпанные гроздьями исчерно-кровавой ягоды.

Один из сборщиков – молодой парень недеревенского вида, с увлечением «пасся» на правом фланге. Боковым зрением он заметил интенсивно краснеющий пригорок в десяти метрах к северу и поспешил туда, как был, – на четвереньках. Обогнув высокую кочку, он наткнулся на окровавленного человека.

Обалдев от неожиданности, парень даже не сразу осознал, что это не ягода краснеет, это кровь тянется широким следом от лежащего.

– Спасите! – прошептал человек. – Ради бога…

Когда сбежались остальные, привлеченные испуганными криками товарища, раненый уже ничего не говорил и, похоже, не дышал. Его лицо было синее и мокрое, как рыбье брюхо, а пальцы рук скрючены в последней судороге. Нашедший его парень пытался расстегнуть пропитавшуюся кровью куртку, чтобы послушать, бьется ли сердце.

– Что случилось?

– Это кто такой?

– Охотник, что ли?

– И давно он тут?

– По радио ничего такого не слышали?

Град вопросов, суетливое махание рук, испуганные и вместе с тем невольно радостные голоса – голоса людей, причастных к сенсации – и здоровое теплое дыхание здоровых живых людей, казалось, мгновенно оживило холодный лес. Болота сразу перестали казаться холодными и опасными. Но лежащему в крови это уже не могло помочь.

– Умер, – произнес приговор парень, поднимая голову от его груди и нервно стирая с уха чужую кровь.

– Надо же, как не повезло мужику, – таков был общий приговор.

После этого все стали спорить: как доставить труп в деревню и нужно ли это делать. До деревни было километров двадцать, и никто не хотел бросать с таким трудом добытую клюкву, чтобы сменить ценный груз на труп незнакомого человека.

– Может, он живой еще! – противоречил самому себе нашедший его парень. – Может, он просто без сознания. Может в коме! Может, его еще можно оживить!

– А как ты его потащишь через болота? Ты на себе его потащишь? – возражали товарищи. – Да мертвый он, что ты несешь! Как живой человек может быть такого цвета? И не дышит вон. И пульса нет.

– Правильно, даже если он сейчас еще и не совсем мертвый, то пока мы его дотащим до какого-нибудь врача, он точно помрет.

– Жалко мужика, конечно, но, блин, что мы-то поделать можем? Что можем?

И в конце-концов всеобщий гвалт снова уперся в фаталистическое:

– Всякое бывает в жизни. Не повезло…

– Он еще говорил, когда я его нашел, – болезненно сморщившись, бормотал парень, не в силах оторвать взгляда от мертвого лица. Это бы первый покойник в его жизни, и он сам не ожидал, что он произведет на него такое впечатление. – Так просил меня, так просил. «Выручи, – говорит, – браток! Я тебе заплачу!» Совал мне в руку какие-то камушки, плакал… Бабы, говорил, лесные его подстрелили. Его и его товарищей. Вышли из леса и всех перестреляли. Бабы со стрелами!…

– Амазонки! – хмыкнул кто-то сзади.

– Бредил, – с суровой серьезностью сделал заключение большой мужчина с мохнатой марксовой бородой. – Бывает, что перед самой смертью человек на секунду в сознание приходит, а потом – все, каюк!

– Кончался уже, – вторил кто-то из-за широких спин.

– Ладно, поднимайся, Женя, нечего тут сидеть. Пошли, пошли. Вернемся в село – в милицию сообщим.

Увлекаемый чьими-то нежными, но очень крепкими руками, парень встал, машинально сунул в карман горсть темно-коричневых, маслянистых на ощупь, полупрозрачных камушков, похожих на речную гальку, отряхнул колени и пошел прочь следом за друзьями, продолжавшими на ходу громко спорить, распугивая лесных птиц.

Я соскочил на перрон и принял у девочек рюкзаки. Мои компаньонки – Лена и Марина – спустились вслед за мной и теперь весело озирались по сторонам, тыча пальчиками в огромный зелено-белый вокзал, нависавший над нами, как зев гигантского зверя. День был солнечный, почти летний.

Встречающую сторону я заметил почти сразу. Сашка – Александр Савченко, пригласивший меня в Новосибирск, смотрел на мою компанию с ужасом и негодованием. Он быстро подошел и, не отвечая на мое приветствие, оттащил меня в сторону.

– Это что такое?! Это кто такие? – прошипел мне в лицо обычно невозмутимый товарищ.

– Гендерные исследования, – с тоскливой покорностью ответил я.

– Какого…? Откуда они взялись? – разгневанный Сашка брызгал слюной, как чайник кипятком.

– Михалыч пристегнул. Сань, я пытался от них отвязаться, вот те крест! Я божился и врал. Я клялся, что женщине в Васюганских болотах – смерть. Не поверили. Силком навязали, Сань, изнасиловали в самую душу.

– Но это же моя тема! Наша тема!

– Угу, – кивнул я. – А это – официальная дружеская помощь нашей кафедре со стороны кафедры социологии.