Землянка еще не отапливалась, было холодно и темно. Днем свет проникал только через открытую дверь, вечером и ночью во время приема раненых и больных землянка освещалась плошкой, заполненной каким-то жиром, в котором плавал и нещадно коптил фитилек. В землянке было очень тесно. Все это для меня на первых порах было непривычным и неудобным. Но вскоре я узнала истинную цену этим сооружениям. Если они у тебя были — считай это за большое счастье. Землянки нас спасали не только от холода и непогоды, но и от осколков снарядов, мин, бомб. Конечно, от прямого попадания они нас спасти не могли.
Вскоре привезли тяжелораненого. Старший врач Дудников послал меня принимать его. Сам не пошел, сразу предоставив мне самостоятельность. Я шла к раненому и волновалась: сумею ли справиться и сделать все, что требуется? Попытались внести раненого на носилках в землянку. Но носилки не вместились, один конец их оставался за дверью. Так и оказывала помощь раненому, не снимая его с носилок. Фельдшер Романова заполнила на раненого карточку передового района, и пострадавшего отправили в медико-санитарный батальон.
Итак, началась моя работа в ПМП. Несколько позже стала ходить в дивизионы и на батареи, где проверяла санитарное состояние походных кухонь, осматривала поваров, делала в положенные сроки профилактические прививки личному составу полка, проводила профосмотры пополнения и т. д. Больше приходилось жить и работать в палатках, а иногда и под открытым небом.
Боевая обстановка заставила меня быстро ко всему привыкнуть. Примерно через месяц я бралась за все уже уверенно. С каждым днем пополнялись мои практические навыки. Все больше, глубже и ближе познавала фронтовую жизнь. А через два месяца уже могла решать сложные вопросы по оказанию медицинской помощи раненым, их эвакуации, вела отчетную документацию. В период затишья между боями проводила занятия с фельдшерами и санинструкторами дивизионов. Вскоре научилась верховой езде — это было необходимо в лесисто-болотистой местности.
В первой половине 1943 года старший врач Дудников все чаще стал давать мне поручения, которые раньше обычно выполнял сам. Оказалось, что он очень серьезно болен. Лишь когда ему стало совсем плохо, согласился на лечение. Из госпиталя, куда он был эвакуирован, мы получили от него единственное письмо, из которого узнали, что у него туберкулез почек и легких. Видимо, он чувствовал, что уходит из жизни. В конце письма были такие слова: «Лучше бы я погиб на фронте, защищая нашу Родину, чем умирать в тылу». О его смерти сообщили из госпиталя на имя командира нашего полка подполковника Георгия Андреевича Столпникова.
После эвакуации старшего врача я осталась одна (по штату в нашем полку полагалось два врача). Вся медико-санитарная работа легла на меня. Пришлось также решать самой и все административные вопросы. А их было немало. Тут и забота о благополучии персонала, о выборе места для ПМП при передислокациях, доклады командиру полка и начсандиву, разная отчетная документация, наблюдения за санитарным состоянием пищеблоков полка, организация ночных постов при медпункте и заботы о наличии конного транспорта. За весь период моего пребывания в 941-м артполку выбыло по разным причинам пять врачей, и каждый раз мне приходилось какое-то время (порой весьма длительное) быть одновременно и младшим. и старшим полковым врачом. Было, конечно, нелегко, но я не роптала. На фронте всем было тяжело.
А теперь мне хотелось бы перелистать мои дневниковые записи, относящиеся к последним дням войны.
5 мая 1945 года утром мы выехали к переправе на берегу Балтийского моря. Огромное скопление груженых машин и самоходной техники, много обозного транспорта, людей. Все спешат, суетятся. Каждый старается быстрее переправиться. Стояли в очереди на переправу и наши дивизионы. Простояли с утра до вечера, но в тот день так и не переправились.
Но вот и мы получили разрешение погрузиться. На большую баржу нам удалось поместить две повозки, а две другие пришлось грузить на маленькую баржу, буксируемую катером. Закреплять повозки, машины и орудия как следует некогда, угроза бомбежки торопит людей.
Во время погрузки с одной нашей повозки упал в воду мешок с перевязочным материалом и два мешка с шинами. Шины утонули, а мешок с бинтами и ватой держался на воде. Какой-то солдат прыгнул в воду и спас нашу драгоценность.
Только успели отчалить, катер сел на мель. Мы кружились на воде, пока он не снялся с мели. Но случилась новая беда — на катере вышла из строя помпа, и мы снова кружим на воде около двух часов. Наконец нашу баржу взяла на буксир моторная лодка и потихоньку дотащила до противоположного берега.
Так мы оказались на острове Рюген. Остановились на ночлег в два часа ночи в большом каменном доме. На первом этаже пусто, беспорядок. На втором живут старенькие хозяева дома. Увидев нас, до смерти перепугались, не знали куда деваться. Плакали от страха, хотя мы ничего плохого им не делали. Нам было не до них, все очень устали и, наскоро перекусив, расположились отдыхать на полу, кто как мог.
На другой день продвинулись в глубь острова еще на несколько километров и остановились в курортном городе. Устроились в гостинице, недалеко от нашего штаба полка.
8 мая утром узнали об окончании войны. Даже не верилось, что могут прекратиться военные действия. Утром 9 мая нам зачитали приказ об окончании войны.
Наконец-то! Нашей радости не было предела! Всеобщее ликование! Радовались тому, что победили и что остались живы, что все ужасы и тяготы войны теперь уже позади.
Не всем довелось дожить до этого счастливого дня. Многие наши ребята — наши боевые друзья, героически защищавшие нашу прекрасную и любимую Родину от проклятого фашизма, остались навечно на полях сражений. Назову лишь некоторых из однополчан: майор Л. Макарычев — начальник штаба полка, майор Жуков — заместитель командира полка по политчасти, капитан Бельчич — командир батареи, капитан Федоров Миша — начальник разведки дивизиона, капитаны Илья Губанов, Калинин, Иван Рубашка, старший лейтенант Александр Кокин — командир штабной батареи, лейтенант Петр Воскубейко и многие-многие другие офицеры, сержанты и рядовые. На всю жизнь они остались в моей памяти.
Некоторых из тех, кто дожил до Победы, мне удалось разыскать уже через 30 лет после войны. В 1976 году я встретилась с бывшим командиром нашего 941-го артполка гвардии полковником Кошиком Митрофаном Игнатьевичем.
Вскоре, однако, его уже не стало. Удалось встретиться мне с бывшим командиром 5-й батареи старшим лейтенантом Сашей Саблиным. Теперь Александр Федорович работает в одном из омских совхозов главным ветврачом. Разыскала бывшего начальника разведки полка капитана Сашу Ильина. Он был шесть раз ранен. После войны Александр Васильевич Ильин окончил военную академию. Закончив военную службу в чине полковника, продолжает работать: ныне он преподаватель института. В Воронеже проживает ветеран нашего полка Горбачев Василий Михайлович. Там же в Воронеже работает офицер Дуда Николай Андреевич, бывший заместитель начальника штаба полка, во время войны он был капитаном.
Можно было бы продолжить перечень однополчан, но скажу лишь одно: все, о ком мне довелось узнать, трудятся честно, добросовестно, с полной отдачей сил на благо нашей Родины. Иначе и быть не может. Патриот Родины всегда им остается, какую бы работу он ни выполнял. Для ветеранов войны это наиболее характерно.
В. Журавкин
Встреча с Боевым Знаменем
В. ЖУРАВКИН,
подполковник в отставке,
бывший начальник политотдела
185-й танковой бригады
День Победы для каждого человека — волнительный праздник. Для бывших фронтовиков — особенно. Однополчане в письмах поздравляют друг друга, приглашают на встречи, вспоминают нелегкий боевой путь.
Трудной дорогой к Победе шла наша 185-я танковая бригада. Ее личный состав участвовал в прорыве блокады Ленинграда в январе 1943 года и в окончательном ее снятии в январе 1944 года.