Короткий привал. Отжали портянки и снова в путь. Чем дальше шли, тем непослушней становились ноги. Казалось, легла бы в дорожную жижу и мгновенно уснула. И впрямь многие засыпали на ходу, то и дело натыкаясь на шедшего впереди. Мне стало страшно от мысли, что вот так вдруг упаду и не подымусь больше. Чтобы побороть нахлынувший страх, я крикнула: «Споем!»

Ребята подняли голову, некоторые с недоумением. У некоторых на лице появилась вялая улыбка. Ко мне подошел командир: «Молодец, Тамар Павлович, признаться, я уж стал сомневаться, выдержат ли наши ребята переход…» Мне стыдно было признаться, что и крикнула-то я в минуту своей душевной слабости.

Закончился многодневный изнурительный марш. Часть заняла боевые позиции. Я задержалась в санроте — оборудовали операционную. Потом попросила парторга Толстова направить меня в передовой санвзвод. Добираться туда было трудно, но опыт помог, И вот я в землянке батальонного санвзвода, который возглавлял лейтенант медслужбы Анатолий Бызов.

Недалеко за землянкой начинались окопы. А в соседней землянке оказались наши старые знакомые-автоматчики лейтенант Коломоец, Жора Криворучко, Аркадий Кондаков, санинструктор Морковкин и Саша, 16-летний доброволец. Фамилии его не помню, знаю только, что ребята в шутку звали его «Бобик». Окружили меня, рассказывают о только что отбитой атаке противника.

Не помню, какой это был день июля, но бой в тот раз оказался трудный. Наши то сами рвались вперед, то отбивали атаки противника. Мы с Бызовым еле успевали перевязывать раненых. А раненые все прибывали. Морковкин лежал на полу. Я его не заметила, но, услышав крик: «Тамара, почеши пятку», подбежала к нему. Вместо ступни у него торчал обрубок. Накладывая Морковкину жгут, я утешала его, как могла: «Ну миленький мой, родненький мой, потерпи еще немножечко». И не помню, чтоб кто-то стонал или кричал от боли. Иной раз так исковеркает солдата осколками, а молчит, сцепив зубы. Ведь это тоже мужество.

На нарах сидел Саша Бобик. У него слепое осколочное ранение в живот. Превозмогая боль, парнишка скрипел зубами и рвался снова в бой. Еле отправили его в медсанбат.

Бой утих к вечеру. Необычной была наступившая тишина и горькой. Не стало Аркаши Кондакова, погиб отважный командир лейтенант Коломоец, многие по ранению выбыли в госпиталь. Жора Криворучко чудом уцелел, выручила солдатская смекалка. Брошенную в него фашистом гранату он ловко перехватил на лету и метнул обратно. За героизм и отвагу, проявленные в бою, он был представлен к ордену Красного Знамени.

В этом бою наши не отступили ни на шаг. Своим мужеством, волей и умением они удержали занятые позиции.

После недавней встречи ветеранов 2-й ударной армии мне очень захотелось рассказать о двух боевых эпизодах, запомнившихся на всю жизнь. Может быть, они помогут ярче представить события давно минувших, но лично мне весьма памятных дней.

…Осенью 1943 года 131-я стрелковая дивизия была переброшена на Ораниенбаумский плацдарм и в составе 2-й ударной армии стала готовиться к прорыву глубоко-эшелонированной и долговременной обороны противника на участке гора Колокольня — Порожки.

Мне, тогда капитану, заместителю начальника оперативного отделения дивизии, пришлось участвовать под руководством командира дивизии полковника, а затем генерал-майора, Петра Логиновича Романенко в разработке планов учений на местности, сходной с местностью предполагаемого участка прорыва.

Этим учениям большое значение придавали командующий армией генерал-лейтенант И. И. Федюнинский и начальник штаба генерал-майор П. И. Кокорев. Они часто бывали в районе учений, давали указания, как эффективнее использовать средства борьбы и лучше подготовиться к прорыву.

Усилия принесли желаемые результаты. Стрелковые полки хорошо подготовились к выполнению предстоящей задачи. Для меня лично эти декабрьские дни ознаменовались важным событием: я был принят в члены Коммунистической партии.

Рано утром 14 января 1944 года перед началом артиллерийской подготовки на переднем крае находился сводный оркестр нашей дивизии. Громкоговорители были направлены в сторону противника. Когда закончилась артподготовка и наша артиллерия перенесла огонь в глубь обороны противника, сводный оркестр неожиданно заиграл священную для всех нас песню «Вставай, страна огромная!». Незабываемые мгновения! Воодушевленные величественной музыкой, воины бросились вперед. Ничто не могло остановить их порыва. Позже генерал-лейтенант Федюнинский, оценивая действия 131-й стрелковой дивизии, сказал: «Дивизия наступала, как на учении…»

После освобождения Ропши наша, теперь уже Ропшинская Краснознаменная, стрелковая дивизия преследовала отходившего противника, не давая ему закрепиться на промежуточных рубежах. В феврале 482-й полк с ходу форсировал Нарву и захватил небольшой плацдарм юго-восточнее города Нарва. Противник эсэсовскими частями пытался сбросить наши подразделения в реку. Он непрерывно бомбил, обстреливал наши позиции артиллерийским огнем. Ожесточенные контратаки следовали одна за другой. Был смертельно ранен командир 482-го полка майор Трофименко. По приказу комдива я вместе с ординарцем рядовым И. Н. Робиковым под вражеским огнем переправился по разбитому льду через реку и вступил в командование полком. Доложил об этом по радио комдиву. Он сообщил, что через час-полтора мне поможет сосед справа, и потребовал прочно удерживать захваченный рубеж.

Находясь на НП полка, я отдал два распоряжения: внимательно следить за поведением противника, чтобы не застал нас врасплох; подготовить данные для огня по двум рубежам на удалении 200 и 500 метров на случай вражеской контратаки.

Через полтора часа после разговора с командиром дивизии я увидел справа на удалении до полутора километров батальон наших солдат. Приказал внимательно наблюдать за противником и в случае необходимости помочь этому батальону огнем.

Но что же оказалось в действительности? Видимо, перехватив мой разговор по радио с командиром дивизии, гитлеровцы переодели часть своих солдат в красноармейскую форму и хотели внезапной атакой сбросить нас в реку.

Меня насторожили не совсем обычные действия приближавшегося к нам подразделения. А когда показались ползущие сзади них немецкие танки, сомнений не осталось: перед нами враг. Приказал немедленно открыть огонь из всех видов оружия и отразить контратаку.

Эта контратака оказалась самой ожесточенной. Но полк выстоял и удержал позиции. За этот бой командующий армией И. И. Федюнинский вручил мне орден Красного Знамени.

Вот о чем вспомнилось в день встречи ветеранов нашей славной 2-й ударной армии. В настоящее время я работаю старшим преподавателем Академии имени М. В. Фрунзе и делаю все возможное для того, чтобы готовить высококвалифицированные офицерские кадры для нашей Советской Армии.

…Поздней осенью 1943 года части 2-й ударной армии из Ленинграда на кораблях перебазировались на Ораниенбаумский плацдарм. Происходило это так. С наступлением темноты на побережье Финского залива северо-западнее Ленинграда части грузились на пароходы и баржи. Пересекали залив и, выгрузившись в районе Ораниенбаума, уходили в леса. За ночь совершалось несколько рейсов. Если рассвет заставал не успевшее разгрузиться судно, то оно с оставшимися на борту подразделениями возвращалось в Кронштадт. У противника, в случае обнаружения такого судна, создавалось впечатление не о переброске войск на плацдарм, а об их эвакуации оттуда. Разводить костры, курить, громко разговаривать в районе выгрузки не разрешалось. Ведь все происходило в шести километрах от линии вражеской обороны, и гитлеровцы легко могли накрыть район выгрузки артиллерийским огнем.