Ключевому термину «информация» в законе о СМИ досталась трудная и незавидная доля. Отдельно, как обозначение «предмета», с которым надо работать на «территории», «подотчётной» закону, выделить его в общих положениях (преамбуле) документа не посчитали нужным. То есть не указано, что под ним понимать. Хотя дальше по тексту без термина обойтись было невозможно. – И – как пошла трактовка? – Это, в частности, якобы, те сведения, которые граждане вправе получать «о деятельности государственных органов и организаций, общественных объединений, их должностных лиц». Тяготеют к ним и обязательные к обнародованию сообщения. А еще «информацию», не наделённую ровно никаким значением в рамках нормативного правового поля, отождествили с ворохом данных и сведений, получаемых отовсюду средствами массовой информации или распространяемых ими же или агентствами.

Конечно, «зачерпнули» вроде по-крупному. Однако надо ли было так поступать, устанавливая принципы? Ибо для сферы медиа-индустрии, пожалуй, как ни для какой другой, столь явный разброс в истолкованиях специфического термина не мог не обернуться прямым ущербом и в ходе функционирования отрасли, и при выработке для неё надёжных оптимальных ориентиров. Но самое неприятное связано тут даже не с ущемлением интереса корпоративного; – в пределах действования медийной отрасли оказалось выброшенным за борт одно из важнейших прав для граждан – право на получение информации.

На его существенную роль для жизни гражданского цивилизованного общества впоследствии (в 1993-м году) было указано в конституции РФ:

Статья 29

4. Каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом.

Здесь перечислением действий выражена отнесённость информации, как объекта гражданских прав, к такому обороту в обществе, в котором названные операции должны представлять собою ограничительную рамку вослед декларированной свободе. То есть их число не должно быть ни меньше, ни больше. В практике же происходит иначе. Информация, предназначенная для усвоения обществом через посредство СМИ, просто не может быть в составе тех объектов гражданских прав, которые законодательно ограничены в обороте или вовсе из него изъяты. Это, в частности, можно заметить по статье 129 Гражданского кодекса РФ, содержащей положение о запрете или ограничении их оборотоспособности.

«Свободное» «хождение» информации в составе продукции СМИ берёт начало из таких обязательных требований, по которым, из-за их невыполнения, для СМИ должна бы наступать судебная ответственность. Говоря конкретнее, информация уже на этапе выпуска в свет (в эфир) продукции СМИ нуждается в «приведении к норме» в том смысле, что из неё должно быть изъято всё, относимое к гостайне и к другим формам установленных законами запретов.

И всё же воспринимать норму ч.4 ст.29 конституции приходится двояко. С одной стороны, можно ведь говорить ещё и о купле-продаже информации, её накоплении, завещании, дарении, приведении в систему и т. д. и никому не придёт в голову рассматривать такие действия как направленные к умышленному расширению прописанной для неё оборотоспособности. С другой же стороны, – для информации и в самом деле предусмотрен режим частичного ограничения в обороте (помимо установленных другими законами); но он выражается не в регламентировании точного перечня действий, разрешённых для технологического манипулирования.

Свобода в допускаемой для неё полноте не может состояться, если не будет избран законный способ для проведения оборотных манипуляций. Это условие по-своему непреклонно; его никому не позволено обходить или игнорировать, хотя бы тут оговоркой служила любая оправданная практикой или обычаем степень свободы для оборота информации в обществе. – У нас будет возможность видеть, как за подобной оговоркой можно не только скрывать значение самого гражданского оборота, но и придавать ему те признаки, которых в нём нет и не может быть.

Сказанное понуждает обратить в ч.4 ст.29 конституции особое внимание прежде всего на предмет суждения: к нему не дано предиката с уточняющим оттенком «на освобождение»; то есть не говорится, должна ли быть свободна информация «сама по себе» – как предмет, находящийся в пространстве права. И это не какое-то лёгкое упущение разработчиков. Просто в разных конституциях обычно, если такой предмет называется, то ему уже тем самым придают роль объекта, который непременно должен управляться поясняющим законом прямого действия сообразно специфике использования или применения. А ещё ранее того он получает своё строго правовое обозначение – как предмет права. – Собственно к этому и должно сводиться условие иметь «любой законный способ» для манипулирования информацией. Ведь, как на это уже обращалось внимание выше, манипулировать ею можно только в её прикладном, конкретном виде; как понятие «вообще» она недоступна для использования в гражданском обороте.

Отсюда необходимость рассматривать информацию в любом законе, кроме основного, предметно, обозначая в ней предрасположенность к управлению и другие признаки соответственно специфике закона.

Как видно из датировок, управление информацией в законе о СМИ, принятом ранее появления конституции, осталось незафиксированным через обозначение предметности.

Поскольку же не удосужились обозначить предмет управления, то для сферы действия СМИ подвешенным на воздухе оставалось и продолжает оставаться до сих пор конституционное положение о праве на получение информации (как и на другие действия с нею) «любым законным способом».

Ведь нельзя же представить способа в действии, пока он соотнесён только с необозначенным предметом или понятием. Это всё равно как если бы надо было решать транспортную задачу в пределах, допустим, ведомства железных дорог через приобретение агрегатов тяги «конструкции вообще», хотя бы при этом одновременно предусматривалось и устройство надёжных питающих сетей и подача по ним электричества.

К чему должен приводить данный провал в нашей теперешней молодой отечественной юриспруденции, будет показано дальше.

В общих положениях закона о СМИ обозначен предметный термин другого, как представляется, не столько гражданского, сколько ведомственного плана, – уменьшенный и зауженный, а вместе с тем как бы с претензией на широту и плотность: «массовая информация». Как вид сообщения, адресованный для неограниченного круга лиц. Сюда вмещены и так называемые «иные» материалы. Под них подпали те, которые и по содержанию, и по форме – не сообщения или не только сообщения: транслирование кино– или телефильмов, концертов, отчётов о спортивных соревнованиях и проч.

Из такой мешанины возникло немало противоречивого.

Прежде всего – подавляющая часть «иных», будучи адресована для неограниченного круга, так и пошла – без разбора к кому. Людей, в том числе в детском возрасте, начали донимать кинопорнухой, пошлыми интерпретациями, обучением разврату. Так продолжается до настоящей поры. Отрицательный эффект сопоставим с ущербом, когда-то понесённым сословиями Франции. Наш Фонвизин об этом писал:

…развращение их нравов отнимает почти всю силу у законов…²⁶

К весьма актуальной проблеме насилия нежелательной по качеству и обильности массовой информацией мы ещё подойдём и рассмотрим её в подробностях. А здесь укажем сразу на другие проявления крайней противоречивости от «сбойки» в одном термине разных вещей и понятий. Несомненно, заслуживает разговора прежде всего то, что «массовая информация» в её обороте на конвейере медиа-индустрии тоже оказалась вне права на её получение гражданами.