Оказалось, однако, что пренебрегать новым знанием здесь не годится; что субстанциальность, хотя и будучи крайней отвлечённостью, не отделена, как ей и «положено», в самоё себя, а всегда и везде присутствует непосредственно, являясь к тому же «величиною» господствующей; и что два «низших» «слоя» также, можно сказать, буквально пронизаны ею, и даже больше того: их наличие обусловлено только наличием и присутствием третьего. И теперь этому третьему пришло время и нужно только по справедливости воздать должное. – В таком-то смысле «развёртывание субстанциальности» в понятиях и должно, видимо, считаться небесполезным занятием на путях изучения окружающего.

Интерес к теме свободы в данном случае особый: – поскольку в наши дни «прикладное» свободное в обществе «развёрнуто» весьма широко, но почти без учёта субстанциального, то становятся уже слишком заметными издержки такого «несбалансированного» положения.

Представляется важным изложить по этому ставшему актуальным поводу некоторые замечания, навеянные прежде всего общественной практикой, в русле чего находятся и предлагаемые читателю очерки по предмету свободы – как она «уложена» сегодня в наших представлениях и что в ней особенного по существу. Тема свободного рассматривается здесь в приложении к явлениям, идеям, фактам и проч. из разных областей общественного и частного, в связи с чем будет, видимо, не лишним предварительно сделать ещё ряд специальных пояснений…

1

Свобода есть одно из таких обязательных состояний, которыми обусловлены формы всего, что может возникать из наших представлений и закрепляться в сознании, – материального, духовного и чувственного. Ни один предмет, явление, аффект и проч. не может иметь какой-либо действенности или определённости вне состояний свободы; в каждом конкретном случае в них дают знать проявления индивидуализации (меры или степени свободности); – и только через такие проявления возможно «открытие» для нас представляемого на формальной, а не отвлечённой основе. – Стало быть, тут коренится глубинное выражение реального, – той фактической реальности, которая имеет возможность быть и находиться в бесконечном ряде «выделившихся», конкретных, индивидуальных форм или их сочетаний.

Что, в свою очередь, требует не упускать из виду, кроме состояний свободы, и ограничений для них – своего рода ту «среду», где только и могут возникать такие обязательные состояния.

В условиях социума особую значимость приобретает уяснение меры свободности, тех пределов, до которых свобода должна или не должна допускаться в целях поддержания и удержания ценностей, выбираемых как наилучшее средство к стабильности общества для определённого этапа его развития во времени. – Уже само по себе осознание свободы, как общественной «ценности», ведёт к осознанию права, в связи с чем, следовательно, не может не выдвигаться также и вопроса о праве в его, так сказать, качественном виде – как практическом установлении, как способе урегулирования, как законе.

На общественном осознании права и наличия в нём свободного целиком зиждется вся юриспруденция в её научном и прикладном значениях.

Однако само это осознание, как процесс, приводящий к устойчивому знанию, в подавляющем большинстве случаев остаётся до сих пор как бы «за шторами», не принятым к обстоятельному осмысливанию, не учтённым не только в непосредственной правотворческой работе, но и в той работе мысли, которая всегда непременно должна предшествовать сотворению права.

Именно по этой причине правовое очень часто запускается в оборот без достаточного осознания в нём сущего, глубинного. И если при этом неосознание имеет место хотя бы только по отношению к свободе и свободности, то уже и в этом случае просчёт может провоцировать самые тяжёлые негативные результаты.

Правовое может быть настолько искажено и искажается, что в нём начинает преобладать нечто противоположное, мнимое; – вместо закона властвуют нормы, взятые из ниоткуда и неприложимые ни к чему, а также декларации, нередко весьма запутанные по смыслу.

Как раз таких бедовых последствий не избежала юриспруденция новой России, когда на первом плане оказалось устройство общественной жизни исключительно на правовых началах.

2

Сколько раз многим из нас уже приходилось удивляться: то, на что мы вместе со всеми из чувства привычки не обращали почти никакого внимания, вдруг с очевидностью предстаёт в таком разнообразии граней и красок, будто целый окружающий нас мир открылся чем-то настолько важным, ранее практически неизвестным, что теперь, вне такого открытия, его уже никак нельзя считать достаточно удобным ни для постоянных озабоченных размышлений о нём, ни тем более для практической жизни в нём.

…В любом вещественном или в духовном состояние свободности «обнаруживается» исключительно под воздействием работы мысли. – Без этого, без акции осознания «обнаружить» его нельзя.

Здесь такой императивный подход связан прежде всего с тем, что свобода есть понятие, – такое же, как сотни и тысячи других. Только в этом случае имеет место информативное насыщение в слове, – то, посредством чего нам даётся знание о предмете или явлении. Нет информативного – нет и понятия, иначе говоря, – нет «размещения» знания в языке. То есть это должно указывать и на отсутствие самого слова.

Такое может быть лишь при полнейшем отсутствии знания, информативного. По мере же того как последнее появляется, оно становится усвоенным в языке, закрепляясь в отдельном слове или во многих словах. – Понятие свободы или свободности, поэтому, должно быть всегда ложным, если брать его «на отлёте» от языковой оболочки, от языка и рассуждать о нём исключительно через призму, например, политики, бытовых или прочих иных обстоятельств, а то ещё – просто «добра».⁴

Этого особенно нельзя недооценивать при разработках правового; – да, впрочем, и всюду, где приходится говорить о свободном или иметь с ним дело непосредственно.

Люди запутываются в объяснениях и в «применении» свободного только по одной той причине, что им как бы не приходит в голову сделать тут первый шаг «от» «раскладки» понятия – того источника, в котором «опытной рукой» ума уже давно «собрано» и сосредоточено самое главное и самое нужное, что теперь можно брать, не опасаясь подвоха.

3

Доверенные лица и редакторы, читавшие настоящее исследование перед его опубликованием, выражали озабоченность: не получится ли так, что оно «опоздает»? Они имели в виду критику автором ряда существующих правовых норм, прежде всего – в части I. В обоснование приводилось то, что, конечно, некоторые из них слабы, ошибочны и, видимо, даже нелепы; но, раз они таковы и тем более, что на них уже указано, то, наверняка, законодатель возьмётся их исправить и как можно быстрее. Дескать, и продвижений к тому достаточно. В самом деле, например, от верхней палаты парламента РФ за последние годы не раз исходили высказывания в том плане, будто закон о средствах массовой информации (о нём уже в самом начале предстоит говорить более подробно) давно устарел и его надо кардинально исправлять; мол, то же имеет место и со стороны нижней палаты, а также – у практиков; – что давно уже начата и работа по составлению проекта новой редакции закона о СМИ.

Уважая мнения профессионалов издательского ремесла, автор, однако, считает за лучшее не разделять их.

Даже если можно было бы каким-то образом путём доработки пригладить тот или иной законодательный акт в его сомнительных частях, соответствующие критические выводы не могут быть сняты; дело ведь вовсе не в каких-то отдельных огрехах в актах права или в их фрагментах; – поскольку и после «штопанья» содержание правового материала в целом должно будет остаться в неизменном виде – по шаблону свободы. По той степени свободы, которою в России намерены обходиться при существующем государственном устройстве. Не менять же, в самом деле, со столь большим воодушевлением избранную формацию, будучи с нею только ещё в самом начале пути!..