— Хорошо, — покладистость Арчи изумительна для его бунтарского подросткового возраста. — Я прогуляюсь, недолго. Приятно повеселиться!

Венс мотыльком упархивает наверх, ее супруг следует за ней медленным тяжелым шагом. Уже с самого верха лестницы — оборачивается и пальцем грозит племяннику, не говоря ни слова.

— Давайте попробуем добраться до лаборатории, — предлагает Арчи. — Я никогда там не был, но подозреваю, что всейчас в заброшенное здание будет не так уж и трудно попасть…

Еще бы. На Той Стороне можно относительно спокойно исследовать опасные и загадочные объекты, не волнуясь за последствия — если они и будут, то значительно более мягкими, чем в реальности.

Повторный проход через сад дается еще легче первого.

— Твои родственнички любят побаловаться в дай-го-хосси? — интересуется Грабабайт. — Перемещения между эпохами с помощью передвигаемых пластов реальности?

— И не только, — хмуро отвечает Арчи. — Им нравятся вообще все игры со временем. И с людьми, увы, тоже.

— Насколько мне известно, — продолжает умничать кот, — только в дай-го-хосси правила настолько либеральны, что позволяют желающим оставаться сторонними наблюдателями и не принимать участия в игре. У остальных игр правила такие, что прошлое сваливается как снег на голову на всех, кто оказался в радиусе его действия — и им приходится вести себя соответственно.

По пути нам не попадается ни единого живого существа. Лаборатория снаружи выглядит как обычный жилой дом — и на удивление хорошо сохранилась.

— Насколько я понимаю, охранная система отключилась еще раньше, чем генераторы в моем доме, — комментирует Арчи. — По правилам безопасности, генераторы в лаборатории должны были работать постоянно, а значит, их заряд должен был кончиться быстрее.

Внутри, впрочем, нет никакого намека на домашний уют. Помещение заставлено столами, мониторами, пустыми аквариумами, антеннами, блоками питания и десятками приборов непонятного назначения.

В коридоре раздаются шаги. Я покрепче сжимаю нож, который так и не выпускала из руки.

— Я почему-то думал, вы сюда сразу направитесь, — приветствует нас Кикко, одетый в лабораторный халат.

Вот это неожиданность. Мы были не в курсе, что ментор присоединится к нам на этой миссии.

— Ты уже попробовал повключать какие-нибудь приборы? — мяукает Байт.

— Нет, — разводит руками Кикко. — Не нашел резервный энергогенератор, а без него ничего не запустится.

— Здесь есть еще халаты? — оглядывается Арчи. — В униформе мне будет легче войти в образ и понять, как тут что работает.

Халат обнаруживается на спинке одного из стульев. Накинув его, подросток преображается в аспиранта с вдохновенными глазами и твердой рукой.

— Ну-ка, обследуем помещение на предмет расположения энергетических резервов… — воркует он, оббегая лабораторию.

Резервный энергогенератор обнаруживается под настилом пола — потребовалось всего лишь потянуть за кольцо и открыть люк.

— Чем проще и старее система, тем она надежнее, — подмигивает Арчи и запускает устройство.

Под ловкими пальцами карнавалета приборы один за другим оживают. Он никогда не видел их и не может определить их предназначение — но наитие перевоплотившегося артиста помогает ему нащупать нужные кнопки и запустить производственные процессы.

Кикко, Грабабайт и я всматриваемся в те приборы, на которых есть мониторы и датчики, пытаясь сообразить, что именно они демонстрируют.

Арчи добирается до стоящих на подиуме ворот в человеческий рост и возится с их замком. Ворота гудят и распахиваются. Между створок пугающе быстрыми темпами начинает генерироваться темнота.

— Они намеренно запускали трансфер темной материи из Черной Зоны… — бормочет Кикко. — Зачем?

Облако тьмы достигает около двух метров в длину и выплывает из ворот на центр комнаты. Шерсть на Грабабайте встает дыбом, Кикко выжидательно скрещивает руки на груди. Внутри облака начинает что-то шевелиться и толкаться — а затем оттуда доносится знакомый баритон дяди Арчи:

— Я никогда не понимал смысла выставок. Визуальное искусство не пронимает меня, равно как и музыка. Я остаюсь равнодушен и глух к картинам, скульптурам, инсталляциям.

— Я вообще не помню, чтоб дядя хоть когда-то посещал хоть одну выставку, — шепчет Арчи. — А музыку он любит и не может заявлять, что равнодушен к ней.

— Сколько я бы не посещал музыкальных мероприятий, — продолжает темнота, — вся музыка словно бы замирала где-то в воздухе, не доходя до меня. Я с завистью смотрю на людей, которые впитывают ноты и получают от них какие-то эмоции — и могу только внешне имитировать их поведение.

— Это суррогат, — поднимает палец Кикко. — Произвольный текст озвучен синтезатором речи, настроенным на голос Коарга.

— А ходить на выставки с кем-то — это мучение вдвойне. На каждом шагу приходится думать, что бы сказать спутнику — ведь нельзя же все время молчать, как немому. В результате не запоминаешь ни картин, ни атмосферы — лишь болезненное вымучивание бестолковых фраз.

— Зачем им могли быть нужны такие суррогаты? — спрашиваю я, не расставаясь на всякий случай с ножом.

Ментор жмет плечами.

— При нехватке ресурсов у оригинала дубликат может послужить дополнительным источником питания, — неожиданно отвечает невидимый баритон.

— Кажется, я понял суть той технологии, которую здесь пытались развивать, — вздыхает Кикко. — Они исходили из того, что у каждого объекта реальности есть свой темный двойник. В соответствии с идеалистическим подходом, темноту следует полностью и повсеместно искоренять. Однако в процессе уничтожения чего бы то ни было неизбежно выделяется энергия — и эту энергию хотели пустить на благие цели, на поддержание и укрепление жизни. Местные специалисты поставили перед собой амбициозную задачу создать безотходное производство.

— Только это неправильно, — бурчит Грабабайт. — Это все равно что отпиливать у стола ту ножку, которая остается в тени, и надеяться, что он устоит, опираясь только на те, на которые падает солнечный свет.

— Для пространства под протектным куполом требовалась энергия не только в виде тепла или света, но и базовая жизненная, биологическая, духовная, — продолжает ментор. — Отчасти сотрудникам лаборатории удалось добиться желаемого результата — отсюда и бурное размножение растительности, и своевольное поведение неживой природы. Но, видимо, приложенные усилия оказались недостаточными…

— Или сжигание темной материи дало обратный негативный результат. Породило деструкцию, — развивает мысль Грабабайт.

— Насколько я могу понять… — я вновь не узнаю Арчи. Со мной разговаривает не подросток, только что слезший с больничной койки, а серьезный молодой ученый, толковый и щепетильный, — эти ворота являются единственным на всю лабораторию устройством, предназначенным для производства объектов. Остальные больше похожи на приборы для учета, контроля и модификаций.

— И сбивания с толку, — хмыкает Кикко. — Еще два часа назад дядя Коарг считался пропавшим без вести. А сейчас у нас технически уже два Коарга: один в генерирующих темноту воротах, второй у себя дома. Дай-го-хосси и прочие подобные забавы выдают полностью независимых клонов реальных людей? Или клоны все-таки сохраняют контакт со своими владельцами-породителями?

— Зависит от тонкости настроек, — почти хором произносят Арчи и кот.

— Попробуем поискать документы? — предлагаю я.

— Без толку, — отмахивается Кикко. — Я до вас уже осмотрел стеллажи и ящики — никаких документов в распечатанном виде нигде нет. Просто вот ни единого листа бумаги на всю лабораторию! Надо полагать, информацию тут принято хранить только в электронном виде — и так, чтоб чужаки ни при каких обстоятельствах не смогли получить к ней доступ? — ментор выжидательно смотрит на Арчи.

— Я не знаю, — тот опускает глаза. — Те документы, что хранились у нас дома, всегда держались в двух видах, электронном и физическом. Но дело в том, что носители электронной информации тоже пропали из дома. А насчет лаборатории я не знаю ничего — совсем, правда, ничего!