«На этой неделе мисс Марша Блюм обратилась в суд Нью-Хейвена с исковым заявлением, в котором утверждает, что отцом её недавно родившейся дочери является профессор Чарлз В. Олден, бывший декан факультета политологии Йельского университета, занимающий в настоящее время должность советника президента Фаулера по национальной безопасности. Утверждая, что на протяжении двух лет она сожительствовала с доктором Олденом, мисс Блюм, готовящаяся к защите докторской диссертации по истории России, добивается от Олдена уплаты алиментов…»

— Похотливый старый козёл, — пробормотала Элизабет. Сомневаться в этом не приходилось. Эта мысль пронеслась у неё в голове, подобно ослепительной вспышке молнии. Конечно, Олден не сможет оспаривать этого. Любовные похождения Олдена уже были предметом насмешливых заметок в «Вашингтон пост». Чарли не пропускал ни одной юбки — или брюк — и вообще любой одежды, внутри которой находилась женщина.

Марша Блюм… Еврейка? Похоже. Этот идиот трахал одну из своих аспиранток. Устроил ей ребёнка. Интересно, почему она не сделала аборт? Готова побиться об заклад, что эта Блюм быстро ему надоела, он бросил её, а та настолько разозлилась…

Боже мой, но ведь сегодня Олден вылетает в Саудовскую Аравию…

Нельзя этого допустить…

Вот кретин. Даже не предупредил о возможном скандале, не сказал ни единого слова. Да, конечно, в противном случае мне стало бы известно. Подобные тайны остаются секретами до тех пор, пока их не упоминают в сортире. А что если ему самому не было известно об этом? Может быть, эта Блюм разозлилась на него до такой степени, что?.. На лице Элизабет появилась ядовитая усмешка. Вполне могла.

Эллиот подняла трубку телефона… и задумалась. Звонить президенту в спальню — нарушение всяких правил. Особенно если из случившегося ты получаешь прямую выгоду.

С другой стороны…

Что скажет вице-президент? В конце концов, Олден — его креатура. Но вице-президент в высшей степени нетерпим в вопросах морали. Разве он не предупреждал Олдена, чтобы тот не увлекался охотой за юбками? Точно, предупреждал, три месяца назад. Итак, Чарли совершил худший политический грех — его поймали за руку. Впрочем, даже не за руку, а за другую часть тела. Элизабет хихикнула. Трахать одну из аспиранток! Ну и дурак! А теперь он советует президенту, как лучше руководить государством. Элизабет с трудом удержалась от хохота.

Насколько велик политический ущерб для администрации Фаулера?

Феминистки прямо-таки озвереют. Они не обратят никакого внимания на глупость этой самой Блюм, не пожелавшей избавиться от нежеланного — нежеланного ли? — ребёнка. В конце концов, стоит ли говорить об этом? Она сделала выбор — и точка. Для сторонниц феминистского движения всё было до смешного просто: какой-то кобель воспользовался слабостью одной из сестёр, а сейчас занимает одну из высших должностей в администрации президента, который на словах поддерживает женщин.

Сторонники запрещения абортов тоже выразят негодование… и, может быть, ещё яростнее. Совсем недавно им удалось добиться кое-чего разумного — по мнению Элизабет, их успех был поистине удивительным. Двое весьма консервативных сенаторов предложили законопроект, который принудит «незаконных отцов» оплачивать воспитание своих детей. Этим неандертальцам наконец-то пришло в голову, что после запрещения абортов кому-то придётся взять на себя расходы по содержанию незаконнорождённых детей. Более того, эта компания увлеклась морализмом и крыла администрацию Фаулера за массу других промахов. Для этих чокнутых консерваторов Олден окажется ещё одним безответственным развратником, белым — что ещё лучше — и входящим в правительство, которое они ненавидели.

Элизабет обдумывала различные аспекты проблемы ещё несколько минут, стараясь быть беспристрастной, пытаясь встать на место Олдена. Как он поступит? Будет отрицать, что это его ребёнок? Генетическое тестирование сразу опровергнет его отрицания, да и вряд ли Олден решится на такое. Если он признает ребёнка своим… совершенно очевидно, что он не сможет жениться на девушке (в статье указывался её возраст — всего двадцать четыре года). Уплата алиментов будет означать признание отцовства, а это грубейшее нарушение академических традиций, отношений между профессором и аспиранткой. Действительно, не принято, чтобы профессор спал со своей ученицей. То, что это случалось сплошь и рядом, не имело отношения к делу. В университетских кругах действовало то же правило, что и среди политиков, — главное, чтобы тебя не поймали. То, над чем можно было посмеяться, рассказывая анекдоты в преподавательской среде, становилось позором в глазах широкой общественности.

Итак, Чарли уходит, и момент для этого…

Элизабет решительно набрала номер телефона в спальне президента.

— Прошу к телефону президента. Это доктор Эллиот. Наступила тишина — агент Секретной службы спрашивает у президента, возьмёт ли он трубку. Боже мой, внезапно подумала Элизабет, только бы я не застала его в сортире! Но сейчас было уже поздно беспокоиться об этом.

Рука убрана с микрофона трубки, и Элизабет услышала жужжание электрической бритвы президента, потом его хриплый голос:

— Что случилось, Элизабет?

— Господин президент, у нас тут небольшая проблема и мне кажется, что вам следует ознакомиться с ней немедленно.

— Прямо сейчас?

— Да, сэр. Она может оказаться потенциально опасной для администрации. Надо вызвать и Арни.

— Это не связано с предложением, которое…

— Нет господин президент. Нечто совершенно иное. Мне не до шуток. Эта проблема может перерасти в нечто крайне серьёзное.

— Ну хорошо, поднимайтесь ко мне через пять минут. Надеюсь, я успею почистить зубы. — Образец президентского юмора.

— Через пять минут, сэр.

Послышались гудки. Элизабет медленно положила трубку. Через пять минут. Она рассчитывала на более продолжительное время. Элизабет достала из стола косметичку и поспешила в ближайший туалет. Быстрый взгляд в зеркало… нет, сначала нужно избавиться от последствий утреннего кофе. Лёгкая боль в желудке подсказала ей, что неплохо проглотить таблетку, снижающую кислотность. Приняв необходимые меры, Элизабет взглянула на лицо и волосы. Сойдёт, решила она. Надо только подновить макияж на щеках…

Элизабет Эллиот, доктор философских наук, вернулась, с трудом переставляя негнущиеся ноги, в свой кабинет. Ей потребовалось ещё тридцать секунд, чтобы восстановить самообладание. Затем она взяла со стола «Раннюю птичку» и направилась к лифту. Кабина была уже наготове, и двери открыты. Внутри стоял агент Секретной службы, приветливо улыбающийся этой высокомерной суке только потому, что он был неисправимо вежлив, даже по отношению к таким людям, как Э.Э.

— Куда?

На лице Элизабет появилась очаровательная улыбка.

— На президентский этаж, — сказала она удивлённому агенту.

Райан расположился в апартаментах посольства США, отведённых для особо важных гостей, ожидая, когда передвинутся стрелки часов. Он заменил доктора Олдена, который должен был нанести визит в Эр-Рияд, но, поскольку предстояла встреча с принцем, а принцы не любят менять время своих аудиенций, Райану пришлось сидеть и ждать, глядя на часы, того момента, когда самолёт с Олденом на борту мог бы приземлиться в аэропорту. Через три часа Райан устал от телевизора, транслирующего программы со спутника, и решил прогуляться в сопровождении телохранителя, который старался казаться незаметным. В любом другом случае Райан воспользовался бы услугами телохранителя в качестве гида, но только не сегодня. Сейчас ему хотелось не думать ни о чём серьёзном. Это был его первый визит в Израиль, и Райан предпочёл остаться наедине со своими собственными впечатлениями, думая о том, что увидел на экране телевизора.

На улицах Тель-Авива было жарко — но ещё жарче, разумеется, будет там, куда он скоро отправится. По улицам спешили толпы — люди делали покупки или занимались бизнесом. Здесь и там виднелись полицейские. Их было много, хотя и не больше, чем в других странах. Удивляло появление гражданских лиц с автоматами «Узи» — это возвращались с очередного занятия резервисты израильской армии. Подобное зрелище потрясло бы американцев, выступающих против оружия в руках лиц, не принадлежащих к армии или полиции (или, наоборот, согрело бы сердца тех, кто поддерживал право владения оружием). Райан решил, что появление на улицах вооружённых граждан резко сокращает уровень преступности в стране. Он знал, что количество обычных преступлений в Израиле крайне невелико. Однако число взрывов бомб, подложенных террористами, и Других малоприятных акций не сокращалось. Более того, положение неуклонно ухудшалось. Впрочем, в этом не было ничего нового.