— Нет, разумеется, но было бы разумно объявить боевую готовность наших стратегических сил. Американцы заметят это, поймут, что теперь первый сокрушительный удар невозможен, и можно будет сохранять спокойствие до тех пор, пока не возобладает здравый смысл.
— Товарищ Головко?
Первый заместитель председателя КГБ почувствовал всю меру ответственности за свой ответ на этот вопрос.
— Нам известно, что американцы объявили в своих стратегических силах боевую готовность. Не исключено, что, если мы сделаем то же самое, это будет истолковано как провокация.
— А если мы не примем такие меры, то станем гораздо более уязвимой целью, — заметил министр обороны. Он был поразительно, нечеловечески спокоен, возможно, единственный из присутствующих сохранял самообладание. — Нам известно, что американский президент испытывает огромное напряжение, что у него погибло много тысяч граждан. Он может нанести удар, не думая о последствиях. Но если ему станет известно, что мы готовы ответить на его удар своим ударом, вероятность поспешных и необдуманных действий с его стороны будет намного меньше. Мы не можем позволить себе в такой момент выказать слабость. Слабость всегда побуждает к нападению.
Нармонов обвёл глазами собеседников, ожидая встретить возражения. Их не последовало.
— Объявите боевую готовность. — Повернулся он к министру обороны.
* * *
— У нас все ещё нет информации из Денвера, — заметил Фаулер, потирая глаза.
— На вашем месте я бы не рассчитывал на многое, — ответил генерал Борштейн.
Командный пункт НОРАД был расположен буквально в середине горы. Входной туннель разделяли серии стальных дверей, способных противостоять взрывной волне. Помещения, расположенные внутри, могли выдержать удар любого оружия, нацеленного на командный пункт. Поглощающие удар пружины и подушки со сжатым воздухом изолировали людей и оборудование от гранитного пола. Стальные потолки предотвращали возможное падение скальных осколков при прямом попадании. Борштейн не надеялся уцелеть при нападении. Целый полк советских СС-18 М4 был нацелен на этот командный пункт. Вместо десяти или более многоцелевых самонаводящихся боеголовок советские ракеты этого полка несли только одну мощностью двадцать пять мегатонн, и единственным разумным назначением такой боеголовки было то, чтобы превратить гору Шайенн в озеро того же названия. Ничего не скажешь — приятно сознавать. По профессии Борштейн был лётчиком-истребителем. Он начал летать на самолётах F-100, прозванных самими пилотами «гуннами», затем перешёл на F-4, «Фантомы», и позже командовал эскадрильей истребителей F-15 в Европе. Он всегда был отличным тактиком: ручка управления и хвостовой руль, шарф и защитные очки, пинком проверял исправность шин, зажигал сигнальные огни и первым по приставной лестнице взлетал в кабину. При этой мысли Борштейн нахмурился. Даже он не был настолько стар, чтобы помнить те давно ушедшие дни. Он занимался противовоздушной обороной континента, его задачей было не позволить никому взорвать его страну. Но тут он потерпел неудачу. Расположенный неподалёку участок Америки оказался взорванным, причём вместе с его боссом, а Борштейн не знал, кто это сделал, как и почему. Он не привык к неудачам, но в данную минуту неудача смотрела прямо на него с огромного дисплея.
— Генерал! — окликнул его майор.
— В чём дело?
— Мы перехватываем множество радиоразговоров в микроволновом диапазоне. Похоже, Иван приводит в боевую готовность свои ракетные полки. То же самое происходит на некоторых военно-морских базах. Срочные радиограммы из Москвы.
— Бог мой! — Борштейн снова поднял трубку телефона.
* * *
— Такого никогда не было? — спросила Эллиот.
— Это может показаться странным, но всё обстоит именно так, — послышался голос генерала Борштейна. — Даже во время Кубинского кризиса русские не приводили в боевую готовность свои межконтинентальные баллистические ракеты.
— Что-то трудно в это поверить, — фыркнул Фаулер. — Никогда?
— Генерал прав, — заметил Райан. — Причина тут в том, что их телефонная система с незапамятных времён в ужасном состоянии. Думаю, сейчас они привели её, наконец, в достаточно хорошее…
— Что вы хотите этим сказать?
— Господин президент, воля Бога проявляется в мелочах. Приказы о приведении войск в боевую готовность посылаются голосом — мы делаем это именно так и Советы тоже. Телефонная система в России очень ненадёжна, и никто не хочет пользоваться системой связи, которая в любую минуту может выйти из строя, для передачи приказов такого значения. Именно поэтому они вкладывают столько денег в её перестройку, точно так же, как и мы вложили огромные средства в наши командные и контрольные системы. Теперь, подобно нам, они широко используют световоды и вдобавок целую новую сеть микроволновой релейной связи. Поэтому мы и перехватываем их передачи, — объяснил Джек. — Рассеивание с их микроволновых ретрансляторов.
— Ещё пара лет, и они полностью перейдут на световоды, вот тогда мы ничего не сможем узнать, — добавил генерал Фремонт. — Мне не нравится это.
— И мне тоже, — согласился Райан, — однако мы в состоянии боевой готовности номер два, верно?
— Они не знают об этом. Мы не сообщили им этого, — сказала Лиз Эллиот.
— Если только русские не читают наши шифровки. Я ведь предупреждал вас, что у нас есть информация о том, что они подобрали ключ к нашим кодам.
— АНБ утверждает, что вы сошли с ума.
— Вполне возможно, но и АНБ не раз ошибалось.
— Каково ваше мнение о психическом состоянии Нармонова?
По-видимому, он перепуган не меньше меня, подумал Райан.
— Сэр, я не могу ответить на этот вопрос.
— А ведь мы даже не знаем, с ним ли ведём переговоры, — вмешалась Эллиот.
— Я не могу согласиться с таким предположением, — резко ответил Райан. — Единственный довод в его пользу исходит из моего управления, а мы сомневаемся в нём. — Господи, и зачем только я представил им этот доклад, упрекнул он себя.
— Прекратите эту говорильню, Райан, — оборвал его Фаулер. — Мне нужны факты, а не дискуссии. Вам это понятно?
— Сэр, я уже не раз обращал ваше внимание на то, что у нас пока недостаточно информации для определённого вывода.
* * *
— Чепуха, — заметил полковник, сидевший рядом с генералом Фремонтом.
— Почему вы так думаете? — Командующий стратегической авиацией отвернулся от микрофона.
— Доктор Эллиот права, сэр. В её рассуждениях есть своя логика.
— Господин президент, — донеслось из динамика, — по «горячей линии» поступает сообщение из Москвы.
ПРЕЗИДЕНТУ ФАУЛЕРУ:
НАМИ ТОЛЬКО ЧТО ПОЛУЧЕНЫ СВЕДЕНИЯ О ТОМ, ЧТО АМЕРИКАНСКАЯ ВОИНСКАЯ ЧАСТЬ БЕЗ ВСЯКОГО ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ НАПАЛА НА НАШИ ВОЙСКА. МЫ ПОНЕСЛИ ТЯЖЁЛЫЕ ПОТЕРИ. ПРОСИМ ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ.
— Черт побери, — произнёс Райан, глядя на текст.
— Хочу выслушать ваши точки зрения, — послышался голос Фаулера по селекторной связи.
— Лучше всего ответить, что нам ничего не известно об этом инциденте, — сказала Эллиот. — Признавшись, что уже знаем об этом, мы возьмём на себя определённую ответственность.
— В такой момент, как сейчас, всякая ложь исключена, — твёрдо произнёс Райан. Даже ему самому показалось, что он зашёл слишком далеко. «Они не согласятся с твоей точкой зрения, Джек, если ты начнёшь кричать», — добавил он себе.
— Скажи об этом Нармонову, — огрызнулась Эллиот. — Не забудь, это они напали на нас.
— Да, по полученным нами сообщениям, но…
— Что же, по-вашему, Райан, наши люди обманывают? — донёсся из глубины горы Шайенн сердитый голос Борштейна.
— Нет, генерал, я так не считаю. Но в такое время сообщения могут оказаться ненадёжными, и вам это известно не хуже меня!
— Если мы заявим, что нам ничего не известно, то в будущем сможем изменить свою позицию, и в данный момент нам не придётся бросать им вызов, — продолжала настаивать советник по национальной безопасности. — И почему они подняли этот вопрос именно сейчас?