Госн и Фромм разместили операторов у станков и поручили им первое задание — изготовление модулей из нержавеющей стали. По ним будут делаться формы для отливки блоков взрывного устройства первичного плутониевого ядра, от которого вспыхнет термоядерное пламя.

— Мне много о вас говорили, — произнёс Бок.

— Надеюсь, ничего плохого? — спросил Марвин Расселл со сдержанной улыбкой.

Первый индеец, с которым мне довелось встретиться, промелькнула мысль у Бока. Почему-то он испытывал чувство разочарования. Если бы не скулы, его можно принять за белого, особенно за представителя славянской расы с примесью татарской крови… Его бронзовая кожа была результатом длительного пребывания на солнце. Зато фигура индейца выглядела внушительно — широченные плечи, могучая мускулатура и очевидная физическая сила.

— Слышал, вы убили в Греции полицейского — сломали ему шею.

— Не могу понять, почему этому придают такое значение, — поморщился Расселл, и в его голосе прозвучала усталая честность. — Это был хлипкий малый и от меня не потребовалось особых усилий.

Бок улыбнулся и кивнул.

— Я понимаю ваши чувства, но способ, выбранный для этого, всё-таки впечатляет. Итак, мне не раз говорили о вас, мистер Расселл, и…

— Называйте меня Марвин. Ко мне все обращаются по имени.

На лице Бока появилась дружеская улыбка.

— Буду только рад, Марвин. Меня зовут Гюнтер. Ты и с оружием обращаешься очень ловко.

— А что в этом особенного? — озадаченно спросил Расселл. — Научиться стрелять очень легко.

— Тебе нравится здесь?

— Очень. В особенности люди — понимаешь, они такие сердечные. И настойчивые — никогда не сдаются. Постоянно стремятся к своей цели. Это восхищает меня. Они сделали для меня так много — будто я в большой семье. Гюнтер.

— А мы и есть семья, Марвин, делимся друг с другом и хорошим и плохим, у нас общие успехи и общие неудачи. В конце концов, мы боремся против одного врага.

— Да, я в этом уже убедился.

— Видишь ли, Марвин, нам может понадобиться твоя помощь. Для важного дела.

— Хорошо, — кивнул Расселл.

— Я не понял, Марвин.

— Я сказал «да», Гюнтер.

— Но ведь ты даже не поинтересовался, какая помощь от тебя требуется, — напомнил Бок.

— Тогда скажи мне, — улыбнулся Марвин.

— Нам нужно, чтобы ты на несколько месяцев поехал в Америку. Это представляет для тебя большую опасность?

— Трудно сказать. Я отбывал срок — сидел в тюрьме. Ты знаешь это. В полиции есть мои отпечатки пальцев, правда, у них нет моей фотографии. То есть фотография имеется, но очень старая. С того времени я изменился. Да и ищут-то меня скорее всего в Северной или Южной Дакоте. Если вы пошлёте меня туда, мне будет нелегко.

— Нет, Марвин, тебе не понадобится там появляться.

— Тогда не вижу, в чём могут быть трудности, — в зависимости, конечно, от того, что от меня потребуется.

— Как бы ты отнёсся, Марвин, если бы тебе предложили убить людей — я имею в виду американцев? — Бок впился глазами в его лицо, следя за тем, как отреагирует Расселл.

— Американцев? — фыркнул Марвин. — Слушай, да я сам американец. Моя страна совсем не то, что ты думаешь. Они украли у меня родину — так же, как это случилось с этими парнями здесь, в этой стране. Для меня это совсем не пустяки, приятель. Тебе нужно, чтобы я прикончил кого-нибудь, — да, я готов, если на то есть какая-то причина. Я хочу сказать, что не буду убивать ради удовольствия. В конце концов, я ведь не псих, но, если для этого есть веская причина, на меня можно положиться.

— Это может оказаться не один человек…

— Я уже понял, ты сказал «людей», Понтёр. Ты что, считаешь меня таким глупым, что под «людьми» я понимаю одного человека? Только уж постарайся, чтобы в их числе оказались полицейские, а ещё лучше — сотрудники ФБР. Тогда я помогу убить сколько угодно. Только тут одно нужно иметь в виду.

— А именно?

— Они совсем не так глупы, как это может показаться. Не забудь, им удалось прикончить моего брата. Это серьёзные парни.

— И мы тоже, — заверил его Бок.

— Да, в этом я уже убедился. Ты не мог бы рассказать мне об этом деле поподробнее?

— Что ты имеешь в виду, Марвин? — с притворным равнодушием спросил Бок.

— Понимаешь, приятель, ведь я вырос там. Я могу знать то, о чём ты не подозреваешь. Да, конечно, безопасность у вас на уровне и все такое, поэтому я не думаю, что сейчас ты что-нибудь мне расскажешь. Отлично, нет проблем. Но позднее тебе может понадобиться моя помощь. Парни здесь здорово подготовлены, умные и хитрые, но ведь они ни хрена не знают об Америке — я хочу сказать, не разбираются в ней, разве что в самых простых вещах, нужных, чтобы побывать там-то и посмотреть то-то. Отправляясь на охоту, хорошо изучи местность. А вот я знаю её отлично.

— Именно поэтому нам и нужна твоя помощь, — убедительно подхватил Бок, словно заранее всё обдумал. На самом деле это не приходило ему в голову, и теперь он пытался понять, насколько полезным может оказаться этот Расселл.

Андрей Ильич Нармонов считал себя капитаном самого большого в мире корабля, которым являлось его государство. Это хорошо. А вот то, что у этого корабля текли швы, был сломан руль и ненадёжно работал двигатель, — плохо. Не говоря уже об экипаже, всё время угрожавшем выйти из повиновения. Его кабинет в Кремле был большим, так что хватало места, чтобы встать из-за стола и походить. За последнее время он делал это все чаще. По мнению Нармонова, такое поведение обнаруживало неуверенность, и президент Союза Советских Социалистических Республик не мог себе этого позволить, особенно в присутствии столь важного гостя.

Союз Суверенных Советских Республик, подумал он. Хотя изменение названия государства ещё не получило официального одобрения, именно так начали думать многие. В этом и заключалась проблема.

Корабль государства раскалывался на части. Прецедента этому ещё не бывало. Многие приводили в сравнение распад Британской империи, однако её пример не совсем соответствовал тому, что происходило сейчас. Да и другие примеры не были идентичными. Прежний Советский Союз представлял собой уникальное политическое формирование. И процессы, происходящие в Советском Союзе в настоящее время, также не имели прецедентов в прошлом. То, что раньше волновало его, кружило голову, теперь начало пугать — больше того, приводить в ужас. На его долю выпало принятие жёстких решений, а он не мог найти исторических параллелей. Он остался совсем один, чувствовал себя более одиноким, чем любой человек в мире, а задача, стоявшая перед ним, была больше любой другой, которую когда-либо предстояло решить человеку. На Западе его расхваливали как блестящего политика, умело решающего возникающие перед ним тактические проблемы. Сам же он рассматривал свою деятельность как бесконечную вереницу кризисов. Кажется, Гладстон сравнивал действия премьер-министра с усилиями человека, мчащегося на плоту через речные пороги и отталкивающегося шестом от возникающих на пути камней? — подумал Нармонов. Какое удачное сравнение! Нармонов вместе со своей страной нёсся вниз по течению могучей реки истории, а где-то совсем близко — за поворотом — находился гигантский водопад, угрожающий погубить все… Однако он был слишком занят тем, как оттолкнуться шестом от очередного валуна, и у него не оставалось времени заглянуть вперёд. В этом и заключалась тактическая деятельность политика. Нармонов посвящал все усилия тому, чтобы пережить ещё один день, и не видел, что готовит ему будущая неделя… даже послезавтрашний день.

— Вы осунулись, Андрей Ильич, — заметил Олег Кириллович Кадышев, сидя в кожаном кресле напротив президента.

— На меня благоприятно действует ходьба, — криво улыбнулся президент.

— Может быть, тогда вам стоит присоединиться к нашей олимпийской команде?

Нармонов на мгновение остановился.

— В самом деле, было бы приятно соперничать только с иностранцами. По их мнению, я блестящий политик. Увы, наш народ придерживается иной точки зрения.