Луи со смехом перекатился на бок и схватился за живот.

— Что, понравилась история?

Луи продолжал смеяться и выкрикивать: «Боже мой, боже мой» снова и снова. Чувствуется влияние моей матушки.

— Через месяц у него был день рождения, и я подарила ему рулон туалетной бумаги и носки.

— Дедушка показывал мне рождественскую видеозапись, когда ты даришь папе носки, а он швыряет их в тебя.

Я кивнула.

— Он заставил меня пообещать никому не рассказывать об этом, поэтому я просто дарила ему носки.

— Ты такая смешная, Tia.

— Я знаю.

Лицо Луи порозовело, и он выглядел таким счастливым.

— Я скучаю по нему, — произнес малыш.

— Я тоже, Лу. Очень-очень сильно, — ответила я, чувствуя, как в горле нарастает ком. На глазах выступили слезы, но мне удалось удержать их. Я хотела, чтобы этот момент оставался счастливым воспоминанием между мной и Луи. А поплакать можно и позже.

Луи сонно моргнул и мечтательно вздохнул.

— Когда я стану таким старым как ты, то хочу быть полицейским, как папочка.

Сердце сжалось от боли, и я даже не отреагировала должным образом на упоминание о возрасте.

— Ты можешь быть тем, кем захочешь, — ответила я. — Твоему отцу было бы все равно, главное, чтобы ты хорошо делал свою работу.

— Потому что он любил меня?

Этот ребенок просто убьет меня.

— Потому что он любил тебя. — Я с трудом сглотнула, надеясь, что Луи не увидит борьбу чувств на моем лице. Быстро подоткнув одеяло, я наклонилась и чмокнула его в лоб, получив в ответ поцелуй в щеку.

— Я люблю тебя, спокойной ночи.

— Я тоже люблю тебя, — ответил он, когда я направилась к двери. На моем лице расцвела улыбка несмотря на то, что крошечная часть сердца разбивалась в этот момент на мелкие осколки.

— Tia, если хочешь, можешь покупать мне носки, — добавил малыш.

Может, если бы я ожидала этого, его предложение не обрушилось бы на меня валун, за которым последовал взрыв ядерной бомбы в том месте, где когда-то было сердце.

У меня подогнулись колени. Горечь и что-то близкое к мукам охватило меня, но я собралась с силами, повернулась к Луи и кивнула.

— Думаю, твоему отцу бы это понравилось. Спокойной ночи, Лулу.

— Спокойно ночи, — выкрикнул он, когда я закрыла дверь и, прикусив губу, с трудом сглотнула.

Боже мой.

Боже мой.

В носу засвербило. На глазах выступили слезы. Я часто задышала, пытаясь найти силы, чтобы справиться с болью, которая рвала меня на части.

Почему жизнь такая несправедливая?

Почему не становится легче? Почему это должен был быть мой брат? Родриго не был идеальным, но он был моим братом. Он любил меня, даже если я и действовала ему на нервы.

Почему?

Неожиданно раздался голос Джоша:

— Тетя Ди.

Черт.

— Ты готов ко сну? — хрипло произнесла я.

— Да, — ответил он и тут же раздался скрип кровати.

Я вытерла слезы тыльной стороной руки, а потом подняла футболку и высморкалась. После чего сделала глубокий вдох, который не особо помог, но я не могла не пожелать Джошу спокойной ночи.

Когда мне, наконец, удалось взять себя в руки, я выдавила улыбку и просунула голову в его комнату. На кровати лежал Джош и, конечно же, мой третий парень — Мак, который тут же замахал хвостом прямо перед лицом маленького хозяина.

— Что за историю ты рассказала Лу? — поинтересовался Джош, будто чувствуя, как мне сейчас больно.

— О твоем отце и носках.

Он улыбнулся.

— Я знаю ее.

— Правда? — спросила я и присела на край кровати, после чего положила одну руку на Мака, а вторую — на Джоша. Если он знал, что я расстроена, то смысла скрывать это не было.

— Да, он рассказал мне.

Я удивленно приподняла брови.

Джош пожал плечами и посмотрел на меня.

— Однажды, когда мы были в парке, мне пришлось воспользоваться одним из его носков, — покраснев, ответил он.

На моих глазах снова выступили слезы. По крайней мере, Родриго рассказал об этом Джошу. Оставил ему о себе еще одно воспоминание.

— Мне тоже приходилось пару раз переодевать нижнее белье на изнанку. Ничего страшного.

Такое случается.

Он в ужасе посмотрел на меня.

— Какая гадость!

— Чего? А подтирать зад грязным носком — это не гадость?

— Это совсем другое! — заявил Джош.

— С чего бы это? — поинтересовалась я, вспоминая как мы с Родриго сотню раз спорили на эту тему.

— Потому что! Ты девочка!

Я закатила глаза.

— Боже, заткнись. Это нормально. И то, что я девочка, а ты мальчик, не имеет значения. Но девочкой быть лучше. — Я ткнула в него пальцем.

Джош покачал головой и вздрогнул, якобы шокированный моими словами. Я лишь вновь закатила глаза.

— Ложись спать.

— Я и так лежу.

Я усмехнулась, и он усмехнулся в ответ.

— Я люблю тебя, Джош.

— Я тоже люблю тебя.

Я поцеловала его в щеку, а потом чмокнула и Мака. Мне даже стало немного легче. Но этого было недостаточно.

Порой я чувствовала себя изменницей из-за того, что слишком сильно любила их. Потому что они не должны были быть моими детьми. И единственная причина, по которой это стало возможным, — ужасное событие в нашей жизни.

Мне было очень больно. Как уже давно не было. На глазах выступили слезы, в носу захлюпало, и на секунду я подумала о том, чтобы закрыться в шкафу и выплакаться. Как я всегда делала, с самого детства. Но это место было слишком старым, а шкаф слишком маленьким. Кухня, гостиная, столовая и прачечная тоже не подойдут.

Не успела я хорошо подумать, как уже закрывала за собой входную дверь и тяжело дышала. В глазах стояли слезы, а горло, казалось, распухло в два раза. Я села на верхнюю ступеньку и скрючилась, пытаясь унять боль. Мне было тяжело дышать, а слезы все капали и капали.

Жизнь такая несправедливая. Но… ничего личного. Я знала это. Так говорилось в брошюрах, которые я читала после смерти Родриго. Но это знание не помогало.

Боль потери не становилась меньше. Я не переставала скучать по брату. Ничто и никогда не заполнит пустоту после его смерти, которая осталась в моей жизни, жизни мальчиков, моих родителей и даже Ларсенов.

Я даже не пыталась вытереть слезы и высморкаться.

У него было двое детей, жена, дом и любимая работа. Ему было всего тридцать два года, когда он умер. Тридцать два. Через три года мне самой исполнится тридцать два. Мне до сих пор кажется, что у меня впереди вся жизнь. Он, наверное, думал так же.

Но его больше ничего не ждет. Вот он жив, а через минуту — уже нет. Как-то так.

Боже, я безумно скучала по его дурацким шуткам и упрямости. Как он не давал мне спуску ни в чем. Родриго был больше, чем брат для меня. Больше, чем друг. Он учил меня водить машину и помог заплатить за курсы стилистов. Он научил меня всему.

Я с удовольствием вновь стала бы эгоистичной идиоткой с ужасным вкусом в отношении мужчин, если только это могло бы вернуть его обратно.

Я скучала по брату. Очень. Сильно.

— Ты в порядке? — внезапно раздавшийся голос чуть не довел меня до инфаркта.

Я подняла взгляд, даже не потрудившись вытереть слезы и нос. Как кто-то мог подойти ко мне незамеченным? Я покачала головой Далласу, который стоял на нижней ступеньке, и призналась:

— Не совсем.

— Я так и понял, — мягко произнес он. — Не знал, что можно плакать, не издавая ни звука.

Сосед нахмурился и пристально посмотрел на меня.

Я шмыгнула носом и прикусила нижнюю губу, будто это могло помочь остановить слезы. Но они продолжали катиться по щекам, несмотря на то, что мозг требовал прекратить это.

— Голова все еще болит? — тихо поинтересовался Даллас.

Я пожала плечами и вытерла слезы. Да, болит, но не так сильно, как сердце.

— Что-то случилось с мальчиками?

Я снова покачала головой, боясь открыть рот и громко зареветь перед этим мужчиной.

Он обернулся и потер шею, после чего со вздохом повернулся ко мне.