Он тут же убрал руки, словно ее кожа обожгла его. Бен встал, отвернулся к воде. Сжимая кулаки, он изо всех сил боролся с брезгливостью, взывая к здравому смыслу. В его памяти жила светлая невинная Дева, которая сводила его с ума, а рядом стояла на коленях разодранная в клочья, облепленная кровавыми крыльями темная порочная Валькирия.

— Что я сделал с тобой, Хелл? — проговорил он в небо.

— Я сама это сделала.

— Не без моей помощи.

— Не без нее, но сама.

— И что теперь? — обернулся Бен. — Вернешься к нему? Будешь танцевать с ним? Продолжишь избиение младенцев на спаррингах? Сможешь?

— А что мне остается? Куда я денусь?

— Куда угодно.

Хелл снова захохотала, и в этот раз ее смех был похож на тот, что раскатился над полем во время их схватки. Бен схватил ее, потряс, попытался обнять, но она не позволила. Он только и мог, что просить ее:

— Пожалуйста, родная, не делай этого. Уходи от него. Ты не понимаешь? Я сломал тебя, да. Но Артур, он не остановится, пока не уничтожит тебя, пока ты не прогнешься под него целиком и полностью, пока ты не станешь его жалкой тенью, пока не потеряешь себя.

Хелл подавилась смехом, замерла на миг, чтобы поднять голову и сказать:

— Молодец, Гриш. Ты как всегда в своем репертуаре. Судишь — рядишь, развесил на всех ярлыки, а сам ни черта не можешь. Напел про любовь, разве что в ножки мне не поклонился весь такой раскаявшийся…

— Что? — он не понимал, куда она клонит.

— Прекрати! — взвизгнула Хелл. — Я легко поверю, что ты сам не в состоянии дотумкать, но уж Стейна не постесняется озвучить свои коварные планы. Ты ведь прекрасно понимаешь, о чем я.

— Кажется, начинаю понимать.

— Аллилуйя. И все равно не скажешь вслух. Ладно. Я сама. Как всегда. Мне несложно. Прими командование, Бен. Хватит уже жевать свои неуверенные сопли. Кен не пустит меня в бой, но ты можешь. Я хочу Посвящение, имею право. У меня есть бой за плечами, куча спаррингов и одобрение Старшего. И мне плевать, в каком клане быть. Сделай меня Волком, Бен, — утрешь нос Кену. Да и тебя я больше не смогу убивать. Ну что ты смотришь?

— Откуда ты знаешь, что меня выдвинули в Командиры?

— Подслушала на Совете. В шатрах паршивая звукоизоляция, можно сказать — никакая.

— Я не дал ответа.

— Знаю. Ты обещал подумать, вот и займись этим.

Хелл оттолкнула его руки, сбросила с плеч куртку на землю, отряхнула брюки от травы.

— Ты не понимаешь, о чем просишь.

— Прекрасно понимаю. Тебя пригласили к Эрику в поместье?

— Да.

— Там ты должен будешь дать окончательный ответ?

— Да.

— Я тоже иду. С Артуром. Думай, Бен, думай, — посоветовала она, засовывая в карман пачку сигарет. — Потуши, пожалуйста, огонь, когда будешь уходить.

Хелл медленно удалялась из зоны видимости, оставляя Бена наедине с лесом, озером, костром и хаосом мыслей.

Бен смотрел, как Кеннет и Хелл покидают лагерь. Его трясло от беспомощности, гнева и омерзения. Эти двое вели себя так, словно губа Хелл была разбита в бою, а Кена не ублажал Стейну во время пира. Со стороны они казались вполне счастливыми, очень спокойными и даже милыми. Кеннет небрежно закинул руку на плечи своей девушки, которая прятала лицо от пронизывающего ветра, уткнувшись ему в грудь. Они собрались раньше остальных и ждали Эрика, чтобы вместе отправиться туда, где обычно оставляли машины. А Бен ждал поезда, не имея сил уйти к станции и оторвать взгляда от парочки, отношения которой он был не в силах понять и принять.

Из оцепенения его вывел Тор, который предложил пойти к поезду раньше. Бен согласился, но всю дорогу перед его глазами все равно стояла Хелл, а душу рвала черная ненависть. Он ненавидел самого себя, ведь именно его стараниями светлая дева Валькирия обрела темное обличие. Он мог взять на себя ответственность, лично привести ее на Север пять лет назад, контролировать порывы и желания Хелл, сдерживать ее жажду боя, лелеять прелестную непосредственность невинности, сохраняя ее истинную суть. Но он предпочел отойти в сторону. Ему казалось, что Оля способна забыть, отказаться от личности Хелл. Гриша желал ей тихого счастья, верного мужа, двоих детей. А в итоге она превратилась в сексуальную игрушку его врага, который хоть и позволил Валькирии быть в теме, но грубо и безжалостно подавлял ее стремления и порывы.

Но даже за это дерьмо Бен ненавидел Кена меньше, чем самого себя.

Неделю до приема у Эрика Бенедикт игнорировал попытки Стейны встретиться, избегал разговоров с Тором. Он ушел с головой в рутину работы, ездил на встречи, заключал контракты, даже сводил подругу в ресторан, желая отвлечься. И лишь ночами его снова и снова преследовали слова Хелл: «Думай, Бен, думай». Но он не думал, просто плыл по течению, впервые в жизни жалея, что однажды ответил Стейне «да» на приглашение в тему.

Лишь ступив на питерскую землю, Бенедикт осознал, что у него нет выбора. Он не смог бы еще раз предать Хелл, предать себя. Ему была невыносима мысль, что она останется с Кеном. Бен решил, что примет командование и заберет свою Валькирию в Москву.

Ему не доставляла удовольствие оказанная честь. Он хоть и был лидером в связке на поле, но в глобальных масштабах власть его не интересовала. Это был удел Кеннета — управлять. Бенедикт предпочитал исполнять приказы. Но он хорошо знал варягов, разбирался в стратегии и тактике, а еще очень хотел заполучить себе Хелл. И даже тот факт, что ему придется сотрудничать с Кеном, не пугал. Это была расплата, небольшое неудобство на пути к спасению.

Бенедикт был уверен, что если Хелл встанет рядом с ним, то он сможет защитить ее от темного влияния Кеннета.

Галстук душил, а костюм, как никогда, раздражал. Он бы с удовольствием пошел в джинсах и толстовке, но эпический прием в поместье Эрика Савицкого требовал дресс-кода. За ним прислали лимузин, в котором уже ждали Стейна и Тор. Бен уставился в окно, давая понять, что не имеет желания общаться, но всю дорогу чувствовал, как чешется щека от слишком пристального взгляда бывшего куратора.

Огромный дом был освещен и ждал гостей. Лет пять назад Бенедикт бы описался от счастья быть частью элиты, приглашенной на этот прием. Но сейчас у него тревожно сжималось сердце и противно сосало под ложечкой. Лишь мысль, что он увидит Хелл, немного грела. Но и встреча не стала лекарством.

Хельга была прекрасна в алом платье в пол с глубоким декольте, убранными назад волосами и выразительным макияжем. Но она едва задержала на нем свой взгляд: опустила глаза, словно он был обычным гостем, а не тем, кто сейчас держит за хвост ее судьбу.

Бен держался в стороне от разговоров и выпивки. Его тошнило от расслабленного вида Стейны, деловитого Тора, как всегда развязного, нагловатого Кена. Он не испытывал пиетета перед Эриком, которого всегда уважал. Да и остальные Старшие не внушали ни капли почтения. И если раньше он ловил себя на мысли, что Хелл тащит его в ад, то сейчас, кажется, она достигла цели.

Его никто не спрашивал об окончательном решении. Видимо, присутствие на приеме говорило само за себя. И когда Эрик объявил начало церемонии, сердце Бена пропустило удар. Он вышел вслед за Кеннетом в центр зала, едва ли слыша речь, которую декламировал Старший торжественным тоном.

— … Единство… доблесть… отвага… честь… вместе непобедимы… Клянетесь?

— Клянемся, — ответили хором Бенедикт и Кеннет.