— Я не справлюсь с ним, Хью. Он очень большой и едва стоит на ногах.

Без лишних слов парень перепрыгнул через стойку и подхватил мистера Крайтона с другой стороны. Он помог ей вывести его из бара и даже поймал для них такси.

Увидев, в каком состоянии находится спутник Мэри, водитель не сразу согласился их везти.

— Смотри, чтобы его не стошнило. Я недавно сделал полную химчистку салона.

Оказавшись на заднем сидении вместе с пьяным почти незнакомым мужчиной, Мэри растерялась.

— Куда едем?

Простой вопрос поставил ее в тупик. Она не знала, где жил Мэтью Крайтон, и не знала, кому позвонить, чтобы это узнать, без того, чтобы не вызвать подозрений. Не везти же его к зданию на Мичиган-авеню, где располагалась головная контора «Тринко». Тем более, в таком состоянии. Водитель уже проявлял признаки нетерпения, и Мэри не оставалось ничего другого, кроме как назвать свой адрес.

Кажется, целую вечность они поднимались на пятый этаж, и когда Мэри, наконец, уложила мистера Крайтона в постель, она почувствовала себя смертельно усталой. Только нежелание заработать очередное воспаление легких заставило девушку достать из шкафа надувной матрас. Она очень пожалела, что не поддалась уговорам Элис и не купила тот симпатичный диванчик на уличной распродаже. Сейчас ей было бы, где спать. Но тогда Мэри и в голову не пришло, что когда-нибудь она будет стоять над смертельно пьяным мужчиной, который полностью занял собой единственное спальное место в доме. Может, следовало отвезти его в ближайшую гостиницу и сообщить об этом охране «Тринко»?

Ладно, глупо жалеть о том, что уже сделано. Но даже когда «жук» остановился на парковке пансионата «Надежды», Мэри не могла заставить себя прекратить это делать.

Не в привычках бывшего воспитателя было задавать прямые вопросы, но, начиная с того момента, как Мэри вошла в комнату, директор Стенхоуп смотрела на нее внимательно. Когда директор Стенхоуп смотрела внимательно, всех одолевало нестерпимое желание найти в комнате пятый угол. Отсутствие в комнате пятого угла Мэри компенсировала необычной для себя разговорчивостью и излишней жестикуляцией.

— Нет, вы представляете, и после этого он заявляет, что у них вообще не может быть ничего общего! Они встречались почти год, а он общего не видит!

Девушка с возмущением всплеснула руками, что, в принципе, было вполне нормально для описания ситуации: бывший дружок Элис заслуживал не только этого всплеска, но и вполне конкретного пинка под зад. Который, в общем-то, и получил, когда Элис выбросила его вещи прямо из окна второго этажа.

— Она год жизни отдала этому придурку. И ведь с самого начала понимала, что он придурок. Это только мы, женщины, можем терпеть до посинения. Мужчины не так устроены, правда же, миссис Стенхоуп?

Вайолетт понимала, что вопрос чисто риторический, и Мэри задала его по старой детской привычке. Тем не менее ответила она со всей серьезностью.

— Все зависит от того, что ты получаешь, терпя кого-то. Мужчинам свойственно понимать это так же, как и нам.

— Это как с рыбой и человеком? Про глубже и лучше?

— Да, где-то так.

В душе пожилая женщина посмеялась подобному сравнению, но на лице сохранила серьезность.

С ее девочкой было что-то не так. Она нервничала, была излишне импульсивной, излишне шумной — такой Мэри Вайолетт не видела давно. Кто-то пробил оборонительный панцирь, в который она заковала свое женское начало, и этому кому-то Вайолетт была очень благодарна.

— Ты помнишь слова Элеоноры Рузвельт? — спросила она Мэри.

— Да-да. «Никто не может заставить вас почувствовать себя ниже других без вашего согласия». Знаете, только сейчас я начинаю ее понимать. Ты дерьмо до тех пор, пока считаешь себя дерьмом.

— Мэрилин! Что за слова?!

— Я не дерьмо. И никогда не была. И никто не смеет меня таковым считать.

Вайолетт опешила.

— Кто-то дал тебе понять, что ты дерьмо?

Теперь пришла очередь удивляться Мэри. Никогда в жизни она не слышала от миссис Стенхоуп ругательств. Даже чертыхаться она себе не позволяла.

— Эм-м, нет. Просто, знаете…

— Не знаю, объясни.

— Иногда ты делаешь то, что делаешь. Может, это и не согласовывается с тем, что ты делаешь обычно, но ты все равно это делаешь.

Вайолетт мысленно поаплодировала своей догадливости: оборона пробита.

— В какой-то момент ты понимаешь, что поступить иначе нельзя, — продолжила Мэри. — И даже если это грозит тебе кучей неприятностей, ты не можешь просто взять и пройти мимо.

— Мне никогда не нравилась фраза «пройти мимо». Это двойное отрицание.

— Вот и я так считаю! — с энтузиазмом воскликнула девушка. — Сначала решила, что пройду, а потом поняла, что если пройду, то это и будет мимо.

— И ты не прошла.

— И я не прошла.

— И теперь ты об этом жалеешь.

— И теперь я думаю о том, что, возможно, придется об этом пожалеть.

— Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, — с улыбкой заметила Вайолетт.

— Ваша правда! — Мэри поморщилась и неожиданно резко сменила тему: — Думаю, на этот раз миссис Манфреди превзошла саму себя.

— Ты опоздала из-за пирожных или потому, что не прошла мимо? — Вайолетт решила предпринять еще одну попытку разговорить девушку, пока та срывала с коробки упаковочные ленты.

— И то, и другое.

По тому, как покраснели щеки Мэри, Вайолетт поняла, что, скорее, второе, но теперь тема уж точно была закрыта. Все два дня, что девушка гостила у нее, директор Стенхоуп отмечала редкую для своей воспитанницы растерянность.

Мэри действительно чувствовала себя не в своей тарелке: отвечала невпопад, застывала с чашкой чая в руках. В субботу рано ушла спать, а в воскресенье, играя в бинго с другими постояльцами «Надежды», умудрилась пропустить в своем билете половину выпавших цифр. Только после того, как миссис Стенхоуп взяла с нее обещание каждые полчаса звонить с дороги, девушка поняла, насколько странно себя вела. Но ничего нельзя было поделать: в мыслях Мэри то и дело заново переживала вечер пятницы.

Возможно, надо было пройти мимо. Возможно, даже нужно. Никто бы и слова не сказал, если бы она прошла. Но что-то толкнуло ее, направило, пихнуло в спину, заставив ноги идти в другую сторону. Этому «что-то» Мэри долго подбирала определение, пока не остановилась на жалости. Да, она пожалела мистера Крайтона. Как пожалела бы плачущего под дождем котенка.

Впрочем, на котенка Мэтью Ф. Крайтон походил мало. Скорее, на черного ягуара — зверя крупного и куда более опасного. Не того, кого гоняют, как жертву, и не того, кто гоняется за жертвой — Мэтт Крайтон принадлежал к тем, кто выжидал, просчитывал, взвешивал и, решив действовать, наносил всего один удар. В большинстве случаев он оказывался смертельным.

Его называли акулой бизнеса, инвестиционным гением, безжалостным сукиным сном — в зависимости от того, с какой стороны вы оценивали совершенную им сделку. Восхищались им так же часто, как и ненавидели. Именно так Мэтт вел свои дела, и именно это характеризовало главу «Тринко» как личность сильную и самодостаточную.

В инвестиционном бизнесе умение вести переговоры и чувствовать настроение людей, ценилось не меньше способности к анализу. Этими качествами Мэтт Крайтон обладал сполна. Наряду с деловой хваткой они приносили ему дивиденды в виде удачных сделок из разряда тех, что другие бы сочли рисковыми. Свою первую компанию Мэтт купил в двадцать три, чтобы через год продать ее в два раза дороже. Это был небольшой деревообрабатывающий завод в Огайо, прибыль от продажи которого легла в основу «Трастовой Инвестиционной Корпорации Крайтона». Позже Мэтт уберет свою фамилию из названия, сократив его и превратив в имя нарицательное. Закончив школу управления Массачусетского технологического университета, он прекрасно видел перспективу развития цифровых технологий и вкладывал деньги в интернет-проекты наряду с реальным производством. Аналитики с Уолл-Стрит ломали головы, пытаясь спрогнозировать, какая отрасль следующей пополнит сферу его интересов. Крайтон собрал вокруг себя крепкую команду профессионалов и сейчас, спустя десять лет «Тринко» имела долю прибыли во множестве компаний по всему миру — от китайских интернет-магазинов, до сталелитейных заводов в Южной Америке.