Ее отчет был короток. Цифры, что она называла, дублировали те, что мистер Крайтон просматривал в распечатанной версии доклада. Сопутствующие вопросы были заданы им по существу, в основном об ее видении стратегии развития отдела. Джорджина отвечала четко и по пунктам. Она бы ни за что не призналась, что репетировала перед зеркалом, особое внимание уделяя голосовым и внешним акцентам: покачиванию головы, внимательному взгляду, мягкой, едва заметной улыбке.
Мистер Крайтон, казалось, остался доволен встречей. Он поблагодарил Джорджину за профессионализм и сделал комплимент выбору мистера Брауна. Только после этого она позволила себе выразить некоторые пожелания в изменении структуры отдела.
— Для повышения производительности я бы предложила внедрить новую систему KPI. Если она окажется эффективной, мы могли вынести ее на рассмотрение кадровой службы. Собственно, я уже взяла на себя ответственность и оценила деятельность некоторых сотрудников своего отдела. Данные оказались неутешительными. Так же я ставлю необходимость пересмотра программы стажировки для выпускников вузов. К сожалению, продуктивность данного продукта для «Тринко» давно вызывает сомнение. Мне даже пришлось расстаться с одним из своих личных помощников, так как в ее случае была выявлена полная профессиональная некомпетентность.
По мере того, как она говорила, мистер Крайтон становился все мрачнее. Исполняющая обязанности главы аналитического отдела недоумевала, отчего вполне рядовое замечание вызвало у него такую реакцию.
Джорджина замолчала, гадая, в каком моменте своего доклада совершила ошибку, но последовавший далее вопрос окончательно сбил ее с толку.
— О ком идет речь?
— Не думаю, что ее имя что-то вам скажет…
— Я хочу услышать о ком идет речь, мисс Бенфорд.
Фраза была сказана таким тоном, что Джорджину моментально бросило в холодный пот. Фамилию своего бывшего младшего помощника неожиданно для себя она произнесла почти шепотом.
Мэтт так резко вскочил на ноги, что едва не уронил свое кресло.
— Кто вам дал право увольнять моих сотрудников? — загремел он.
Сидящая перед ним молодая женщина мелко заморгала, не сразу найдя, что ответить.
— Но мисс Рейнольдс находилась в прямом моем подчинении, — вяло пробормотала она. — Я взяла на себя право…
— Вы не имели никакого права что-либо на себя брать! Сколько времени Мэрилин проработала в «Тринко»?
Джорджине не сразу удалось сообразить что Мэрилин — это и есть уволенная ею мисс Рейнольдс. За все время работы она ни разу не обратилась к своей помощнице по имени. То, что глава огромной корпорации знает, как зовут самого ничтожного из своих сотрудников, казалось совершенно неправдоподобным.
— П-полтора года, — ответила она, заикаясь.
— А до этого полгода стажировалась у нас же и получила хорошие рекомендации. Или вы хотите сказать, что те, кто их давал, тоже некомпетентны?
— Я не уверена…
— Вот именно, вы не уверены! Как будущий руководитель, вы проявили преступную недальновидность, мисс Бенфорд. Если не сказать больше. Я буду инициировать повторное рассмотрение вашей кандидатуры на эту должность. Можете быть свободной.
Лицо и шея мисс Бенфорд пошло некрасивыми красными пятнами.
— Мистер Крайтон, позвольте мне…
— Вы свободны, — повторил мужчина с нажимом.
Мэтт был так взбешен, что едва держал себя в руках. Когда за этой глупой курицей закрылась дверь, он шарахнул по кнопке селектора:
— Рут, немедленно узнайте, когда именно и с какой формулировкой была уволена Мэрилин Рейнольдс.
— Хорошо, мистер Крайтон.
Градус его негодования рос с каждой минутой, и когда, наконец, интерком ожил, Мэтт едва владел собой.
— Мэрилин Рейнольдс была уволена две недели назад. Выходное пособие выплачено полностью с учетом неиспользованного отпуска за два года, а так же за сверхурочные и праздничные дни и составило три тысячи восемьсот тридцать два доллара пятнадцать центов.
— И какова формулировка?
— В документах указано «по согласию сторон». Однако частным образом мне удалось узнать, что непосредственный руководитель мисс Рейнольдс настаивала на отрицательной характеристике, делая особый упор на профессиональную некомпетентность.
Бесстрастный голос Рут, которым она делала этот доклад, послужил для Мэтта своеобразной красной тряпкой.
Кипя от ярости, он прошипел:
— Всех, кто так или иначе в моей компании занимается кадрами, в мой кабинет. Немедленно!
Глава 13
Мэри не спалось. Она в принципе плохо спала на новом месте, а события последних недель и вовсе лишили ее сна.
Китайцы правы, не дай бог жить в эпоху перемен. В человеческой жизни эпохи сменяют друг друга вне зависимости от наших желаний. Это привычный ход вещей. У Мэри этих эпох было предостаточно и, честно говоря, хорошо было бы уже остановиться на какой-либо одной, желательно хорошей. Но, похоже, свою ложку дегтя она еще не выхлебала.
Потеря работы — ерунда, Мэри давно была готова к подобному развитию событий. Единственное, она предпочла бы уйти сама, а не заработать увольнение за служебное несоответствие. Не лень и не нерасторопность были тому виной, хотя, распиная ее, мисс Бенфорд в выражениях не стеснялась. При других обстоятельствах Мэри было бы, что сказать в ответ, но в тот момент ее мало занимало то, что происходит «на ковре». Накануне вечером позвонили из «Надежды»: у миссис Стенхоуп случился инфаркт. Девушка помчалась в Чикагский окружной госпиталь, где провела всю ночь в ожидании вердикта врачей. Прогноз был неутешительным, миссис Стенхоуп умирала, и со дня на день Мэри должна была остаться без своего якоря. Так что увольнение, при других обстоятельствах надолго выбившее бы девушку из колеи, сейчас вызвало лишь легкую досаду.
Мэтт удивился, если бы узнал, что в те дни, когда он потихоньку сходил с ума, думая о Мэри, она о нем почти не думала.
Почти.
В первые дни мысли о Мэтте не давали ей покоя. Обещание забыть о том, что между ними произошло тем субботним вечером, легче было дать, чем исполнить. Хотя она честно выбросила засохшие цветы, перестелила постель и выстирала его полотенце. Но, лежа в перестеленной постели, каждую ночь Мэри вспоминала склонившееся над ней лицо Мэтта. Выражение его потемневших серых глаз до сих пор заставляло трепетать сердце девушки. Не то, что он делал с ней, а как смотрел на нее при этом — вот, что Мэри хотела бы навсегда сохранить в памяти. Казалось, мужчина искренне наслаждался тем, что видел и кого держал в руках. Мэри чувствовала себя нужной и важной. Единственной. Она хотела бы удержать это ощущение единственности, запомнить, чтобы когда-нибудь с кем-нибудь его повторить. В том смысле, что она не станет размениваться, а отдаст сердце тому мужчине, который посмотрит на нее именно так. Когда-нибудь так и будет. А пока можно чуточку задержаться в воспоминаниях.
К сожалению, задержаться получилось только на неделю. Даже немного меньше.
Выходные Мэри провела с миссис Стенхоуп и, памятуя, как вела себя в прошлый раз, старалась не отвлекаться на посторонние мысли.
Они много гуляли, благо погода позволяла, много говорили. Миссис Стенхоуп неожиданно вспомнила свое детство, и Мэри много смеялась, слушая ее рассказы о проделках младших сестер. Душой девушка отдохнула, но вот сердцем…
К собственному стыду, уезжая в воскресенье вечером из «Надежды», она испытала облегчение. Мэри хотелось побыть одной, а с миссис Степхоуп и ее друзьями этого не получалось. Многие из постояльцев пансиона были так же одиноки, многим хотелось получить хоть малую толику ее внимания. Девушка никогда никому не отказывала, всегда оставаясь хорошей собеседницей и, что более важно для стариков, внимательной слушательницей. На этот раз приходилось заставлять себя сосредотачиваться, за что Мэри снова и снова чувствовала вину. Сорок восемь часов такого напряжения, и ночь с воскресенья на понедельник прошла без сновидений.