— Нет. — Злоба жжет глаза.

— Так вот, знай — эта сучка внушительную сумму перевела на счет жены того врача. Благодаря твоему безразличию и страданиям от раздутого до вселенских масштабов незначительного обмана Русланы, только потому что испугалась потерять свою компанию, она за счет «Левойл» оплатила грязную работу врачу. Видимо ему показалось мало того что первый раз получил, шантажом еще раз заставил тебя облапошить на внушительную сумму. Если подавать в суд, с их стороны будет оправдания — ты сам попросил оплатить аборт, тем более есть свидетели вашего расстования и ссоры с Калининой.

— Спасибо, брат. У меня нет слов. Не знаю, как себя в руках удерживать, чтоб не удавить тварей.

— Уж постарайся, иначе мне придется тебя отправить на пятнадцать суток в камеру позагорать. Чувствую, натворишь дел. — Поднимаясь, салютует — еще увидимся. — Уходит, не прощаясь.

Вокруг нас происходит ровно то, что мы позволяем. В какой момент потерял контроль? Почему допустил ошибку с Ольгой? Когда предоставил власть? Но ее влияние закончилось, развеялись заговоры ведьмы.

Мишель по селектору прошу вызвать ко мне бабулю, а эта шавка волкодава уже открывает дверь моего кабинета без стука, входит. Ее медленная походка до моего стола напоминает удава на охоте. Усаживает свою грязную задницу на столешницу, закидывая высоко ногу на ногу, практически показывая, красные кружевные трусы из-под черной юбки, которую трудно назвать так, скорее кусок ткани, обернутый о бедра, а красная блузка расстёгнута не скрывая большую грудь в лифчике, таком же алом.

— Ты адресом не ошиблась? Разве я позволял твоему заду разместиться на моем столе. Забыла где твое место? Напомнить? — Одной рукой спихиваю ее тушку, слышу возмущения в ответ, но покорно обходит, садясь в кресло напротив. А я не поднимая головы, из-под бровей смотрю метая молнии, пальцы сжимаю в кулаки. Боюсь посмотреть прямо, от наглой дряни флюиды лживой суки, и терпениие на пределе. Она не подорвет мой контроль.

— Даю тебе шанс признаться самой во всех своих грехах.

— В чем я должна признаться? У меня нет грехов. Только один — я влюбилась в тебя.

— Польщен. Но не уходи от темы. Не хочешь объяснить, зачем ездила во Францию. С кем там встречалась? Правду, или мое терпение лопнет. — Рычу, стукнув кулаками по столу, заставив подпрыгнуть не только лживую бабулю, но, и ноутбук.

— Мне не чего сказать. У меня там много подруг.

— Может «Друг», который убил моего малыша? Говори, иначе вызову ментов они тебя быстро в камере расколют.

— У тебя нет доказательств?

— Да ты что. Значит, все-таки встречалась с мясорубом. — Поднимаю папку со стола, тычу в нос. — Вот тут каждый шаг твой.

— Это всего лишь бумажки. Я неуловима. — Усмехается гиеной. — Зря ты так со мной. Если бы женился, все у нас было бы шикарно. Теперь не жди от меня признания в оферах Калинина.

— Да не дай Бог. Лучше лишиться жизни. А твой любовник уже в розысках, и все давно доказано. — Она только хлопает коровьими ресницами, не понимая ни чего. — Как только его ФСБ вытащит из Хорватии, пойдет под суд, и лет двадцать пять ему светит за убийство отца Русланы.

Достаю из ящика телефон, на котором запись. Включаю, и такой знакомый голосок угрожающе шипит. Вкратце поясню тему разговора — моя родная бабка, а ныне вдова, пытается угрожать тому врачу, поясняя, что во всей махинации только он виноват, а она лишь оплачивала мою прихоть. Но ясно слышно, как в конце признается, что все распланировала с сестрой.

— Заключение под стражу и суд будет для тебя слишком мягким наказанием. Мне пришла в голову идея лучше, и о ней узнаешь очень скоро, а пока поживи в страхе и ожидании участи твари, питающейся падалью. — Поднимаюсь, опираюсь руками в стол, угрожающе накланяюсь вперед, а Ольга вжимается в спинку кресла. — Из города не ногой, все равно найду, тогда-то конечности повырываю точно. Помни, за тобой давно следят.

Конец июня, два жутких месяца, как я сбежала…

Наверняка его поступок имеет объяснение, только мне пока не удается понять этого, а слышать очередную ложь от него не хочу. Все наши лживые отношения погрязли в непросветной тьме, и вспоминая даже счастливые моменты выворачивают над унитазом. Как он мог скрыть от меня своего ребенка? Почему не сказал о невесте. Я бы поняла. Зная, какую жизнь он вел, и сколько у него было женщин, простила, но жить не смогла бы, разделяя любимого мужчину с другой да еще не одной. Левин решил проявить весь свой эгоизм во всей красе!?

Сороковой день, словно как поминки, был каждой минутой пропитан мыслями о моем любимом Нефтянике, и моих несбыточных мечтах. Голова идет кругом, бросает: то в жар то в холод, последние две недели на меня свалился вирусняк, предчувствие чего-то — скручивает живот в спазмах и учащает биение сердца, в груди полнейший бардак от непонимания. День встречи лицом к лицу приближался со скоростью света и не предвещал ни чего хорошего. Мое мнение так и не поменялось. Не хочу стать разочарованием в семейных отношениях, а в дальнейшем одной из его гарема, лучше в одиночестве состариться.

Тревожное тошнотворное состояние потихоньку начинает отпускать, так как Маша обещала поговорить с Мансуром по поводу меня, и предстоящего крещения ее дочери. Пропустила момент рождения крестницы, безутешно прорыдав два дня подряд, вспоминая свою малышку. Вы спросите, почему не доехала до больницы, просто не было возможности ее навестить, потому что Левин все время крутился рядом с Кириллом, словно подозревая друзей в обмане, а после, когда выписали и привезли домой Машу, позвонив, предупредила о чистом горизонте. Ухватившись за момент отсутствия нефтяника, примчалась на своем Рамане в особняк Хисиных, благо он был неподалеку. Это был единственный момент, больше Ромку я не трогала, боясь быть замеченной, слишком он бросается в глаза. Хотела его продать, и уехать в путешествие, но на душе кошки заскребли — он последняя память об отце.

В основном ездила на такси, иногда приезжала Миша со своим другом. Это были веселые дни. Парень по имени Славка хоть и был красавцем, приятным в общении и юморным, но не было во взгляде подруги тех искр, которыми она загоралась, видя брата Мансура. Понятия не имела, почему она от меня скрывает свои чувства, но догадки были, видимо не хотела расстроить еще больше. Вот такая у меня заботливая вторая мамочка. С ней проводили много времени, вместе запасались продуктами, будто перед всемирным голодом тысячелетием, а Слива, так Мишель называла друга из-за синих глаз, помогал нам это привезти в мое временное место проживания.

Поднимаю руку и поворачиваю ручку, чтобы открыть окно. Мне необходим глоток свежего воздуха, а на территории этого заповедника его с переизбытком.

Думала прекраснее моего поселка, где в одиночестве остался мой дом, нет, но очень ошибалась. Спасибо Марии, которая позволила мне спрятаться от всего мира, а особенно от любимого мужчины, у нее на даче, и я с трудом назвала бы это деревянное поместье дачным. Много дней провела на террасе изливая печаль тоскливому озеру, которое нагоняло еще большую тоску, или же поднимала настроение своими улыбками солнечных зайчиков.

— Чёрт! Да чтоб тебя! Ни фига не получается, — кричит Мишель, бросая на пол расческу. Она уже целый час танцует над моей головушкой, пытаясь уложить непослушные пряди, касающиеся моих плеч. Удивлены? Да, я остригла рыжую гриву кудрей и перекрасилась в каштанку. Девчонки оценили мои изменения на ура. Раньше думала, что это все глупость в изменении внешности, все беды и неудачи в личной жизни пройдут как грибной дождик. Теперь верю. У меня как камень с плеч свалился, когда заглянула в зеркало и увидела обновленную себя. Давно мечтала поменять цвет, еще со школы, будучи негативно раскритикована Левиным. Интересно будет услышать его мнение, и как теперь он сможет меня обозвать Рябиной.

Мысли о нем с каждым мгновением делают меня слабее, опять хочется реветь, но я дала себе клятву — Мансур больше не имеет влияния на мое холодное сердце, точно чувствую осколок льда впившийся в живую плоть. Становлюсь всё злее и злее, вспоминая слова Мишель, что бабка Мансура до сих пор работает в компании. Судорожно мну подол платья серебристо бежевого сарафана на тонких лямках, подруга грозно предупреждает о последствиях моего внешнего вида.